Прошлой весной зеленый берет в отставке Майкл Тейлор сидел без работы, как вдруг ему позвонил старый друг, бизнесмен из Ливана. «Привет. Тут парень, нам не посторонний. Его взяли в Японии и шьют дело. Знаешь способ нам помочь?» – «Это можно».
Подробностей Али (так Тейлор назвал мне своего друга) в тот раз не сообщил, даже имени парня не сказал. Ничего странного в этом звонке не было. В свое время Тейлор возглавлял American International Security Corporation, частную военную компанию, которая осуществляет рискованные миссии – в том числе вытаскивает людей из трудных ситуаций. За двадцать лет работы он составил себе в определенных кругах репутацию, его знали как человека, провернувшего сложнейшие спасательные мероприятия по всему свету. В основном это были неофициальные заказы ФБР и Госдепартамента – например, вытаскивали девочку, увезенную ее отцом в Ливан, несмотря на запрет суда, и подростка, которому грозила тюрьма за ДТП в Коста-Рике, где он не очень удачно провел весенние каникулы. За свою карьеру Майкл выполнил больше двадцати такого рода просьб, за которые, в зависимости от сложности, брал от $20 тыс. до $2 млн. На подготовку некоторых уходили годы. У Майкла есть прозвище – Капитан Америка, и не случайно: он живет в биполярном мире, населенном исключительно патриотами и предателями, «нашими парнями» и «плохими парнями». И рассказывает он о своих подвигах в совершенно супергеройской стилистике, у него все эпично, ярко, крупно. Побег Карлоса Гона из-под ареста в Токио в пересказе Тейлора выглядит как очередная серия комикса. Но это из реальной жизни – топ-менеджер Гон просто нанял правильного супергероя.
В 2004-м Майкл Тейлор обеспечивал безопасность американских разведчиков в Багдаде, они там готовили список военных преступлений Саддама Хусейна. Тогда Майкл и познакомился с ливанцем Али, знакомым знакомых. Али придумал бизнес в Ираке, где шла война, – страховать автомобили, бизнесы, жизни – и явно нуждался в телохранителях. Тейлор подогнал кавалькаду Chevrolet Suburban, забрал Али сразу по приземлении, провез его по Baghdad Airport Road (самым опасным семи милям в мире того времени) и высадил внутри укрепленных, с бойницами стен и бетонных баррикад «зеленой зоны».
И вот Али звонит из Багдада и сыпет вопросами. А как именно будет организована операция? Сколько будет стоить? Тейлор отвечал, что понятия не имеет. Вытащить человека из Японии, густонаселенной, отлично контролируемой властями островной страны, – совсем не то же самое, что из разваливающегося Ирака, и раньше Майкл подобного не делал. Он сказал: «В рекламе такого не было. Не забывай все-таки, что мы не в Голливуде». Но стал изучать вопрос. Довольно быстро выяснил, о ком идет речь. На следующий день сам перезвонил Али: «Ты о Карлосе Гоне, бывшем CEO «Ниссана», который под домашним арестом в Токио?» Али подтвердил. Тейлор помнит, что ответил ему: «Это будет большое дело». Тейлору сейчас пятьдесят девять лет. Если бы он знал, что «да» приведет к его аресту, аресту его сына Питера, перспективе экстрадиции их обоих в Японию, заголовкам в новостях, где в связи с этим делом упоминаются токийская прокуратура, американский Госдепартамент, департамент юстиции, департамент международных отношений, спецотряд федеральных маршалов, Массачусетский федеральный суд, сенатор штата Миссисипи и Белый дом, он в жизни бы не снял трубку. И не было бы большой истории, чтобы нам сейчас рассказать.
Люди с деньгами не привыкли к тому, что их в чем-то ограничивают. Свобода перемещения по миру – один из главных бонусов привилегированного класса. У джетсеттера, президента Nissan, Mitsubishi и Renault Карлоса Гона (по-арабски его имя произносится как «Гусан») имелись дома в Рио, Бейруте, Париже и Амстердаме. За четыре месяца под японским арестом мир ужался до его дома в Токио, где он ждал суда по обвинению в растрате. На парадную дверь были направлены три камеры слежения, два из его паспортов, бразильский и ливанский, были отобраны и заперты в офисе адвоката. Штраф за нарушение домашнего ареста – $9 млн залога.
Гону предъявили целый букет обвинений в финансовых преступлениях, включавший незадекларированный доход в $80 млн за восемь лет, перевод более $16 млн личных убытков в бухгалтерские книги компании и использование сложной цепочки подставных юрлиц, которые выставляли компании счета за привольный образ жизни ее CEO. Его особняк в Бейруте, по версии Nissan, был куплен и отремонтирован за почти $15 млн ниссановских денег. Гон настаивал, что обвинения были частью корпоративного «заговора», которому помогали власти Японии, – с целью выжить его из Nissan. («Единственный комментарий, который я дам, состоит в том, что мистер Гон с момента своего ареста утверждает, что не виновен ни по одному пункту обвинений, ему предъявленных» – это все, что его пресс-секретарь Лесли Джанг-Исенватер ответила на список наших к ней вопросов.)
Друзья Гона в Ливане волновались. Сидящий день за днем дома, с разрешением только обедать в ближайшем «Гранд Хаятте» и посещать адвоката, Гон начал впадать в отчаяние. Его дело будет долгие годы двигаться по японским судам, что означало бессрочное сидение под домашним арестом. «Я тут могу помереть», – друг передал нам слова шестидесятилетнего сидельца. Запас надежды практически иссяк, он почти не ел и перестал заниматься спортом, и тут позвонил Али, знакомый его жены Кэрол. Али рассказал Гону о мужике, которого знал со времен Багдада, спеца по вызволению людей из плена. Возможно, Гону это будет интересно? Еще как интересно! И тогда Али свел Тейлора с Кэрол.
Карлос Гон женился в 2016 году. По случаю свадьбы устроил в Версале вечеринку в стиле Марии-Антуанетты: вино из его винодельни, двухметровая пирамида профитролей, актеры в напудренных париках. «Мы хотели, чтобы все выглядело, словно мы пригласили гостей к себе домой, – сказала тогда Кэрол в интервью журналу Town & Country. – Не слишком искусственно».
Тейлор полетел в Бейрут, встретился с Кэрол в доме в историческом районе Ашрафи. Они говорили много часов. Кэрол сказала, что ее мужа сторожат, «как пороховой склад». Что свет в его крошечной темнице не выключают 24/7 и на улицу выпускают на полчаса в день. Что допросы длятся по восемь часов. Что у него даже кровати там нет. (Тюремщики привезли ему соломенный татами, что в Японии считается нормальной кроватью.) Что обвинения против него – «фальшивка», состряпанная японскими властями, которым важно не дать Гону шанса на более полное слияние с Renault, французским автопроизводителем. Что японцы «не любят иностранцев».
Тейлор улетел домой в Массачусетс в сомнениях, но заинтригованный. Почитал о японской судебно-правовой системе, которую объявил «средневековой» Комитет ООН по пыткам. Подозреваемым часто не дают доступа к адвокатам, в тюрьме их могут держать и допрашивать бесконечно долго, не предъявляя обвинения, это называется «юстицией заложников». В Японии, стране с низким уровнем преступности, процент обвинительных приговоров – 99,4%, больше, чем в Северной Корее. Тейлор пришел к выводу, что Гон все-таки жертва. «Я почувствовал, что он заложник, – сказал он. – Что его пытают. И тогда возникла эмпатия».
К самому Тейлору правовая система тоже была несправедлива, причем неоднократно. В 1984-м, когда после увольнения из спецназа он работал в Бейруте, одна женщина заявила об изнасиловании – и Майкла арестовали. Обвинение было снято, когда коллеги дали показания, что в момент предполагаемого совершения преступления Тейлор был за границей.
В 1988-м он работал частным сыщиком. Признал себя виновным в том, что подложил наркотики в машину женщины. Он не отрицает этот факт, но говорит, что взял на себя вину коллеги, который хотел помочь клиенту получить опеку над детьми и забрать их у «безответственной матери».
Однако его ждало еще большее испытание. В 2007-м старый друг по спецназу, работавший в Афганистане, предложил Тейлору подать заявку на контракт – тренировать афганских солдат, которые воевали с «Талибаном». У Тейлора тогда было свое секьюрити-агентство, но он согласился за роскошные деньги: $54 млн за пять лет работы. В 2012-м, через два месяца после завершения этого контракта, Тейлор выполнял задание Администрации по наркоконтролю. $3 млрд в золотых слитках, которые когда-то принадлежали бывшему ливийскому диктатору Муаммару Каддафи, были переданы ливанской радикальной исламской организации «Хезболла». Тейлора наняли перехватить слитки в море, по дороге в Сирию. Но до окончания миссии его отозвали домой и обвинили в мошенничестве с договорами субподряда и во многом другом. По версии федеральных прокуроров, Тейлор получил информацию об афганском контракте Пентагона от своего приятеля времен службы в спецназе и отблагодарил его за это. Риск, что он сбежит, сочли высоким, поэтому Майклу не дали выйти под залог, и он провел четырнадцать месяцев в государственной тюрьме Юты в ожидании суда. Деньги заканчивались, он не мог больше платить адвокату и принял решение признать себя виновным по двум обвинениям из списка. Отсидел в общей сложности девятнадцать месяцев.
Доверия к государству этот опыт Тейлору не прибавил. «Меня заставили признать вину и под присягой сказать, что я делал то, чего не делал. Не вижу справедливости в этом ударе судьбы. Он изменил всю мою жизнь. Разрушил дело, которому я посвятил семнадцать лет». Так что на историю Гона Тейлор посмотрел через призму своего сидения в Юте: человек оклеветан несправедливой системой, связан, разбит, лишен надежды. Вскоре после возвращения из бейрутского дома Кэрол он позвонил Али: «Я это сделаю».
Тейлор по всем статьям годился для миссии по спасению Гона. Благодаря службе в спецназе, где учат действовать за рамками шаблонов, он хорошо знал Ливан, имел там связи. Сплел вполне приличную сеть из бывших оперативников, способных обеспечить все необходимое – от боеприпасов до транспорта. Идея вытащить Гона из Японии выглядела неосуществимой, но Тейлор мне сказал, что уверенность в успехе у него была «на все сто процентов». «Я бы не согласился, если б процентов было не все сто».
Когда я ездила к Тейлору в Массачусетс, он рассказывал мне историю своей жизни, ни разу не сорвавшись в эмоции. Даже момент, как он познакомился со своей женой, изложен, будто выдержки из армейской полевой инструкции. Он не помнит, что тогда чувствовал, но не забыл, что продавец тканей, который познакомил его с девушкой, ездил на Chevrolet Impala. Чувства пробиваются, только когда Майкл говорит о своей матери. То, как она билась одна с тремя детьми, до сих пор доводит его до слез.
Тейлора сначала звали Майкл Андерсон, он родился в 1960-м в Аризоне. Его отец, наполовину индеец чероки, вскоре ушел. И мама, тоже наполовину чероки, дала сыну свою девичью фамилию – Джемроуз. Он вырос в домике из шлакоблоков с фанерной крышей, спал в одной кроватке с братом и сестрой. Мама разносила коктейли в баре и там познакомилась с Робертом Тейлором, офицером военной разведки, который стал возить ее на свидания в своем купе Sunbeam. Вскоре они поженились, Тейлор усыновил всех ее детей и перевез семью в Эфиопию.
Так Майкл Тейлор переместился с самого дна нищеты на вершину благополучия американских военных в разгар Вьетнамской войны. «У нас были баскетбол, бассейн, бейсбол. Это был – вау! – ну просто рай». Когда семья переехала в Форт-Девенс, штат Массачусетс, Тейлор стал помощником капитана школьной футбольной команды, был признан самым перспективным мальчиком в классе, по шесть часов в день проводил в качалке на военной базе, где познакомился со спецназовцами. Они заронили ему в голову мысль, что идти надо не просто в армию, а в их суперэлитные войска.
В то время армия проводила эксперимент – рекрутировала в спецназ старшеклассников. Учеба была короткой, дважды ничего не повторяли, процент отсева – огромный. В 1978-м вместе с Тейлором приняли сто шестьдесят девять рекрутов. По его словам, кроме него курс обучения окончили только трое. Он вступил в 10-ю группу спецназа в Европе, где научился раскрывать парашют после семи километров падения всего в полутора тысячах метров над землей. Стал экспертом по уничтожению портативных ядерных бомб в секретном отряде, организованном на случай советского вторжения. В 1982-м его отряд первым перебросили в Ливан, где началась гражданская война. Тейлор выучил арабский, обзавелся связями – и познакомился с будущей женой. Уволился и увез ее жить в Массачусетс, где стал привыкать к скучной жизни папаши из пригорода.
Скучной, но не очень. Майкл зарегистрировал собственный бизнес в качестве частного военного контрактора, и федералы наняли его работать под прикрытием. Он внедрился в ливанскую преступную группировку. Выяснил, что это часть глобальной наркодилерской системы. В итоге американцы конфисковали гашиш на $100 млн – он ехал в Бостон в голубых цистернах из-под оливкового масла. На тот момент это была самая большая партия конфискованных наркотиков в истории. Тейлору за работу тогда заплатили $335 тыс., большей частью сотенными купюрами.
После этой истории карьера стала окончательно похожа на комикс. В 1997-м, когда Майкл стоял на вершине опоры моста Джорджа Вашингтона в Нью-Йорке, выполняя важное задание для Портового управления Нью-Йорка и Нью-Джерси, ему позвонил агент ФБР. Попросил забрать похищенную папой и увезенную в Ливан девочку – ФБР бы и само справилось, но с Ливаном на тот момент не было дипломатических отношений. И понеслось. «Звонили и говорили: «Хей, мне дали ваш номер, не можем сказать кто», – вспоминает Тейлор, – но за пять минут до этого уже позвонили из ФБР и сказали: «Собирайся, есть дело». А потом началась война на Ближнем Востоке, самый сенокос для людей вроде Тейлора. Он нанял почти две тысячи сотрудников, преимущественно бывших спецназовцев и разведчиков. Большую часть года проводил в Ираке и Афганистане, но каждую осень, к началу футбольного сезона, возвращался домой, чтобы тренировать футбольную команду в частной школе-интернате в Гротоне, Массачусетс. С этой школой, кстати, тоже не совсем ладно. Ее подвергли санкциям за то, что она платила своим ученикам за спортивные успехи, лишили двух кубков и допуска к соревнованиям на три сезона. Тейлор объясняет это тем, что его команда – слишком сильный игрок, а у конкурентов нет совести.
Но в 2012 году, после неприятной истории с афганским контрактом, бизнес начал портиться. Майкла заставили прикрыть лавочку, ликвидировать компанию. Из ФБР больше не звонили. Всю жизнь его просили работать без бухгалтерии, и вдруг выяснилось, что секретный агент – это незаконно. С главным среди супергероев патриотом – Капитаном Америкой – в 2000-е случилось что-то подобное: правительство, по сюжету, предъявило ему целую кучу обвинений. Тейлор плюнул, развернулся на сто восемьдесят градусов и запустил свой бренд витаминной воды без сахара, потому что обычные спортивные напитки – это вредный сироп. Назвал его Vitamin 1 и стал продавать в местных продуктовых магазинах. Капитан Америка опустился до торговца электролитами. И тут позвонил Али. Тейлор говорит, что согласился не потому, что соскучился по подвигам – старых запасов адреналина ему хватило бы на несколько жизней. Нет, тут дело в службе человечеству, в миссии, без которой у супергероя атрофируются суперспособности. И Майкл поступил, как учили в комиксах. Стал опять есть за троих, трижды в неделю упражняться. Впрочем, позвонил своему адвокату и еще нескольким юристам, спросил, нарушает ли помощь в побеге из-под залога в Японии законы США. Ему сказали, что нет, не нарушает.
От Кэрол он знал, что Гону на ногу не надели браслет и что французский паспорт у него при себе. Но дело осложняли камеры и два наблюдателя в штатском, которых Nissan наняла следить за домом.
Из Японии выбраться можно только по морю или на самолете. По морю – это 4200 км до Таиланда, оттуда все равно придется лететь в Ливан. Значит, только джет. По опыту Майкл знал, что главная сложность при эвакуации людей – сами жертвы и их семьи. «Как только ты им говоришь, что готов помочь, они начинают учить тебя, как именно это сделать». Сначала Гон хотел плыть на яхте. Затем – лететь из Токио. Потом требовал, чтобы все произошло немедленно. Тейлор сказал, что это был «постоянный прессинг» и ему потребовалось все спецназовское самообладание, чтобы не изменить намеченному плану.
Осень он потратил на наем оперативников: морских офицеров, секьюрити в аэропортах, IT, полицейских, демонтажеров систем слежки. Это было похоже на кастинг в большое кино, где каждый должен быть суперпрофи. В основном он брал друзей из спецназа, которых знал больше сорока лет. Они из мира, где люди – это «контакты», группы людей – «ячейки», информация – «разведданные». С кем Тейлор не служил, он пересекался на гражданке: вместе занимались скайдайвингом или подрабатывали тренерами в школе. Их учили быть бойцами, и сейчас, когда «война с террором» на Ближнем Востоке закончилась, они маялись в тоске. Тейлор действовал по советской концепции – готовил резервистскую армию, его роль заключалась в том, чтобы по сигналу привести резервистов в боеготовность. Первый звонок он сделал офицеру, который на пенсии развлекался оценкой бриллиантов, и позвал к себе в заместители. Потом позвонил тому, с кем был в бою в Ираке. Благодаря хорошим связям в Азии боевой товарищ собрал досье на всех: Гона, его коллег, жену, менеджеров каждого терминала каждого аэропорта, который мог понадобиться на пути бегства.
Дальше важное – джет, который не задает вопросов и не очень аккуратно ведет бортовой журнал. С сотой попытки нашелся контакт – турецкая компания, которая, по слухам, возит золото из Венесуэлы в обход американских санкций. Диалог был такой: «У нас тут VIP, который не хочет, чтобы его декларировали». – «Мы так часто делаем. Что именно вам нужно?».
А как провезти человека через границы незамеченным? В голову, естественно, приходит мысль о ящике. Достаточно большом, чтобы туда влез Гон, и достаточно крепком, чтобы выдержать его приличный вес. Тейлор измерил дверь грузового отсека джета и заказал бейрутской компании по производству гастрольного оборудования два черных фанерных ящика с укрепленными металлическими уголками – в таких перевозят динамики. Всего на сантиметр уже двери – этого хватит, чтобы загрузить их без проблем. Прикрутил к ящикам колесики и просверлил в дне дырки – так «груз» сможет дышать. Тейлор считал так: Гон весит семьдесят пять килограммов, мы посадим его в одну из коробок и скажем, что это сабвуферы, которые обычно весят около пятидесяти. Сойдет.
Следующий вопрос – когда именно вывозить. Тейлор хотел лететь под Рождество. Но к тому моменту было все, кроме джета. А когда поспел джет, Гона вызвали на слушания. За несколько дней до Рождества Тейлор уже сидел в самолете, готовый вылетать, но тут выяснилось, что пилоты недостаточно проинструктированы. И он остановил операцию за несколько минут до взлета. К тому моменту Тейлор знал, что камеры у двери Гона включены постоянно, но это не трансляция – данные с них снимают раз в неделю, в понедельник, вторник или среду. Значит, для дела подходит четверг или пятница.
24 декабря Гону позволили целый час говорить по телефону с Кэрол. На следующий день, в Рождество, Гон был на досудебных слушаниях. 26-е прошло без новостей. Около полуночи 27-го на мобильный, который пронесли Гону, поступил звонок с неизвестного номера. Звонил Тейлор, сказал только: «Увидимся завтра».
На следующий день утром Тейлор прибыл в международный аэропорт Дубая. С ним был Джордж Зайек, бывший сотрудник милиции Ливана, отрекомендовавший себя как эксперта по «войне, оружию и оккупированным территориям». Джет задерживался (предыдущий клиент опаздывал), и Bombardier Global Express стартовал в аэропорт Кансай, Осака, только в 10:16, с опозданием на полтора часа. Тейлор изучил все аэропорты – только в Кансае не было больших сканеров, в которые по ленте пролезает ящик с условным сабвуфером.
Из двух турецких пилотов задачу объяснили только одному. Тейлор всю дорогу корректировал план. «Спасать чью-то жизнь или будущее чьей-то жизни всегда непросто. Но с технической точки зрения эта операция напрягала меня не больше, чем другие».
29 декабря в 10:30 по местному времени джет приземлился в Осаке. Тейлор знал, что у секьюрити там конец смены и они уже не такие бдительные. Два ящика загрузили в микроавтобус, на котором Тейлор и Зайек поехали в Star Gate Hotel около аэропорта. Там они оделись потеплее и сели на экспресс в Токио. В поезде телефон Тейлора неожиданно запустил обновления. «Первой мыслью было, что АНБ в курсе». К тому же процесс обновления означал, что приложения, с помощью которых он общается с членами своей команды, временно не работают. А Гон в 14:30 вышел из дома, надев шапку и маску, которые в Азии все носили и до ковида. Прошел семьсот метров до «Хаятта», где ему разрешалось обедать.
И тут версии Тейлора и следователей расходятся. Он мне сообщил, что Гон стоял в лобби у колонны около выхода и ждал, как ему ранее велели. Вскоре к нему подошел Тейлор. Они пожали друг другу руки. Тейлор сказал: «Пора ехать домой». А согласно документам, которые лежат в Массачусетском федеральном суде, Гон поднялся наверх. Там, в номере 993, снятом на имя сына Тейлора Питера, Гон переоделся. И только через час приехали Тейлор и Зайек.
Как бы то ни было, Гон, Тейлор и Зайек вышли из «Гранд Хаятта» около 16:30 и на скоростном поезде поехали в Осаку. Вагоны были битком, пассажиры стояли в проходах, так что ехали молча. Прибыли в 20:00, заехали в отель, где Тейлор включил телефон, чтобы закончить наконец обновление, и затем поехал в аэропорт.
Там он объяснил менеджеру терминала, что его группа задерживается. И им нужно будет как можно скорее пройти секьюрити, чтобы успеть на очень важную встречу в Стамбуле. Он дал менеджеру конверт с суммой, равной $10 тыс., в йенах. Когда менеджер сказала, что для чаевых это слишком много, он вытащил из конверта половину. Вернувшись в отель, Тейлор переложил динамик из большого ящика в маленький, в освободившееся пространство посадил Гона и закрыл защелки.
Около 22:00 Тейлор и Зайек покатили коробки к двум микроавтобусам и поехали в аэропорт. Вопросов им там не задавали, но у Тейлора ответы были наготове: они с другом ходили на скрипичный концерт в Осаке, вот билеты. У него вообще имелось алиби на все без исключения дни декабря 2019 года. Он даже придумал, что будет делать, если таможенник откроет ящики или у Гона случится паническая атака (что именно, не сказал, намекнув, что это не вписывается в рамки законности).
В аэропорт он приехал всего за двадцать минут до вылета, в 22:30. Помог грузчикам вытащить ящики, объяснив, что там сложное оборудование и с ним надо понежнее. Пассажиры джетов живут в мире без границ – «Нам ничего не просвечивали, даже рюкзаки».
На взлетном поле грузчики запихнули ящик поменьше в грузовой отсек самолета. Потом загрузили большой ящик, с Гоном. Один из рабочих передал Тейлору деньги, которые тот заплатил менеджеру, объяснив, что чаевые – это против правил компании. Как только люки самолета задраили, Тейлор прошел в грузовой отсек, открыл ящик и сказал Гону, что выпустит его, как только взлетят. Он принес из туалета полотенце, чтобы подложить под крышку, для вентиляции. В 23:10 самолет взлетел, вся операция в Японии заняла тринадцать часов. Когда Тейлор вернулся в грузовой отсек за Гоном, глава трех автомобильных брендов сидел по-турецки на крышке ящика, очень довольный. Джет летел над Китаем и Россией, потому что Тейлор попросил обогнуть Южную Корею, у которой с Японией договор об экстрадиции. Чартерная компания предупредила экипаж, что VIP-пассажиры желают приватности, и стюардесса в салон не зашла ни разу. Гон поел и лег спать. Тейлор всю дорогу просидел рядом с ним в кресле.
30 декабря в 5:26 самолет приземлился в Стамбуле. Гон юркнул в другой джет, в ста метрах от первого, с пунктом назначения Бейрут. Миссия еще не закончилась, так что обошлось без «спасибо» и «до свидания». Они с Зайеком в такси поехали в терминал и сели на обычный рейс в тот же Бейрут.
К моменту приземления Тейлора в Бейруте в ливанской прессе уже пульсировали новости о бегстве Гона. Но японцы, как и было предсказано, спохватились только во вторник – прочитав ливанские газеты. Гона приняли как героя, он встретился с президентом Мишелем Ауном, всем сказал, что сам организовал побег, дал пресс-конференцию, на которой обвинил Японию в «несправедливости и преследовании по политическим мотивам». Помянул Перл-Харбор. Япония выпустила постановление об аресте Гона и заодно его жены, которая, как выяснилось, лжесвидетельствовала в ходе следствия. Интерпол объявил red notice, требуя ареста Гона и экстрадиции в Японию.
А Тейлор в Ливане первый раз за три дня поспал. Через пару дней сходил в спортзал, после чего поужинал в ресторане. Ковыряясь там в салат-баре, услышал аплодисменты. Все в ресторане стояли и хлопали. Он подумал, что у кого-то день рождения. Потом ресторан стал скандировать: Bataar! Bataar! (то есть «Герой! Герой!»). Хостес сказала, что его ужин – за счет заведения: «Мы гордимся, что вы привезли его домой».
Потом пошли слухи, что бегство Гона устроил бывший телохранитель французского президента Макрона. Тейлор не спорил, его имя тоже звучало в связи с этой историей. Он потихоньку снимал с себя латы супергероя, а Токийский суд 30 января выпустил постановление о его аресте. И отправил по дипломатическим каналам прямиком в Госдепартамент США. В конце мая Тейлор спал у себя дома в Гарварде, штат Массачусетс. Его разбудил двадцатисемилетний сын Питер, который на стук открыл дверь пятнадцати федеральным маршалам. Те сказали, что не хотят проблем, что пришли тихо арестовать Тейлора и его сына. Через четыре дня Тейлор позвонил мне из тюрьмы Норфолк в Дедхэме. Родное правительство его огорчило, повязав, как Чарли Мэнсона. «То есть мы будем верить япошкам, хоть они и врут? Мы будем будить тебя среди ночи, ранним утром, вытащим из дома и порвем Конституцию?»
Сейчас в Вашингтоне команда из десяти человек борется за Тейлора. Среди них – Эбби Лоуэлл, который представлял Джареда Кушнера и Иванку Трамп в деле о российском вмешательстве в президентские выборы. Им звонил сенатор Миссисипи Роджер Уикер с предложением помочь. Гон в 2003-м построил у него в штате завод Nissan, и сенатор доброе дело не забыл. Но в августе команде уже в третий раз отказали в просьбе выпустить Майкла под залог. Потому что он может сбежать. Прокурор же сказал: «Вывоз Гона из Японии – один из самых наглых и хорошо срежиссированных побегов в новейшей истории». К тому же под залог редко выпускают, когда речь идет об экстрадиции, эти дела не проходят как гражданские или уголовные.
Пол Келли, главный адвокат Тейлора, и Дан Марино, бывший морпех, который представлял Тейлора в том деле в штате Юта, строят свою защиту на статье 105 японского Уголовного кодекса, где перечислены наказания за помощь в организации побега из заключения, но нет ни слова о помощи тому, кто под залогом. И в Японии, и в США нарушение условий залога является административным правонарушением, за которое просто не возвращают залог, но дополнительно никак не наказывают.
Вся операция по спасению Гона стоила предположительно $30 млн. Но Тейлор говорит, что Гону она обошлась всего в $1,3 млн и пошли они в основном на джет и гонорары команде. А сколько получил сам Тейлор?
Мне он сказал, что ничего. Что Гон, чье личное состояние оценивается в $120 млн, не предложил никакого вознаграждения за хлопоты. Тейлор рассчитывал на джентльменское соглашение, когда дело дойдет до оплаты труда, в его мире не принято подписывать на такие дела договоры. «Если бы я согласился на это ради денег, – сказал мне Майкл, – то взял бы их авансом». – «А какой еще может быть смысл?» – «De oppresso liber, – процитировал он мне девиз спецназа. – «Угнетенных освободить».
Вам может быть интересно:
История большой аферы самой высокооплачиваемой актрисы Китая _Фань Бинбин_
Кто такая Анна Сорокина и почему она оказалась в тюрьме, выдавая себя за наследницу миллионера
Остап Бендер нервно курит: аферисты светской Москвы
Мы все под колпаком: чистая правда о частных детективах
История крупной аферы в светской Москве
Из Бленхеймского дворца украли золотой унитаз за £4,8 миллиона
Фото: Gettyimages.com, legion-media, balkis press/abacapress.com/tass