Маргарет Тэтчер: портрет незнакомки

В фильме «Железная леди» бывшего британского премьера Маргарет Тэтчер играла Мэрил Стрип. Личный биограф баронессы Чарльз Мур вспоминает, какие роли пришлось играть баронессе, чтобы по-мужски войти в историю XX века.

Вскоре после своей отставки в 1990 году Тэтчер засела за мемуары. Я встретил ее на званом ужине и поинтересовался, как будет называться книга. Знаменитые голубые глаза блеснули: «Непобежденная».

Она — непобежденная, это факт. Тэтчер трижды выигрывала выборы. И ни одни не проиграла. Даже в 1990-м, когда родные консерваторы бросили ей вызов, устроив внутрипартийное голосование, за нее высказалось большинство, — но сторонников оказалось недостаточно, чтобы избежать второго тура. Коллеги по кабинету убедили ее, что дальнейшая борьба унизительна — и она подала в отставку. Сама.

Своим мемуарам Тэтчер зачем-то дала более скучное название: «Годы на Даунинг-стрит».

«Непобежденная» было бы лучшим резюме ее великого мифа. Она не плыла по течению — боролась, побеждала. Ее победы накладывали отпечаток не только на соратников, но и на оппонентов. Лейбористов она изменила точно так же, как консерваторов. Именно Тэтчер сделала возможным появление Тони Блэра. Теперь на Даунинг-стрит, 10, вернулись консерваторы во главе с Дэвидом Кэмероном — и снова, совсем как Тэтчер тридцать лет назад, обречены на битву с унаследованным бюджетным дефицитом.

Маргарет Тэтчер была и полководцем тоже. Когда в апреле 1982 года Аргентина вторглась на Фолклендские острова, в британскую колонию, она отправила двадцатитысячную армию через полмира, и уже к июню статус-кво был восстановлен. В дорогу она напутствовала солдат парафразом из королевы Виктории: «Нет такого слова «неудача». Вместе с Рональдом Рейганом, занимавшим Белый дом большую часть ее правления, она создала успешный альянс против Советского Союза, по мнению западных аналитиков, положивший конец «холодной войне». В сентябре 1990 года, когда Саддам Хусейн вторгся в Кувейт, она немедленно встретилась с преемником Рейгана Джорджем Бушем и заявила: «Вот что, Джордж, сейчас не время финтить».

Но для англичан важнее ее победы внутри Британии. Она считала инфляцию злом, и в самом деле с двадцати семи процентов в 1975 году инфляция упала до двух с половиной в 1986 году. Она была убеждена, что политическое влияние профсоюзов подавляет предпринимательство, и лишила их иммунитета: теперь они несли ответственность за финансовые последствия своих действий. Во что это вылилось, помнят все – в забастовку шахтеров протяженностью в целый год. Тэтчер заявила, что налоги на бизнес слишком высоки, и опустила их до сорока процентов. Она провозгласила, что государство не должно вмешиваться в бизнес, и пустила в мир слово «приватизация», которое считала уродливым по форме, но содержание которого обожала. Были распроданы авиалинии, аэропорты, телефонные и нефтяные компании. «Это невозможно», — говорили ее критики. «Возможно», — отвечала она и подписывала очередное постановление.

Откуда были у нее такие убеждения? Чтобы понять это, вернемся в Грантем, где 13 октября 1925 года родилась Маргарет Хильда Робертс. Грантем был и есть маленький торговый городишко в Линкольншире. Ни бедный, ни богатый. Ни дыра, ни столица. Обычный город, где жила обычная семья.Отец так и остался единственным внешним источником влияния за всю ее жизнь. Бакалейщик Альфред Робертс успешно управлял двумя магазинами. Методистский пастор и участник местного самоуправления. Сыновей у него не было, и всю нерастраченную любовь он отдал дочери, младшей из двух. В нее же он вселил и свои амбиции, которые воплотил бы сам, случись ему родиться в семье с более высоким социальным положением.

Отец вложил в Маргарет понимание важности знаний, понятие долга, любовь к труду, уважение к силе устного и печатного слова и общественным институциям. Его дочери должны были брать по две книги из библиотеки каждую неделю, одну из них – обязательно познавательную. По воскресеньям они появлялись в церкви, Маргарет пела в церковном хоре. А еще она сопровождала отца на политические собрания. Квартира их располагалась прямо над магазином, и даже когда отец поднимался домой в обеденный перерыв, они с Маргарет почти всегда обсуждали политику: тогда как раз надвигалась война с Германией.

Жизнь в квартире над бакалейной лавкой уж точно не назовешь богатой, но Маргарет получила весьма необычное для девочки того времени воспитание. Отец поощрял любознательность, умение обосновать и стремление высказать свою точку зрения – и защитить ее. «Никогда не делай ничего по той причине, что все так делают», — наставлял он. И она не делала. «Я знала, что должна буду заслужить право на свое существование», — писала Маргарет. Большинство девочек ее круга росли с мыслью, что выйдут замуж и успокоятся в семейном гнезде. Мало кто помышлял о карьере. Из семьи Робертсов никто не получал высшего образования. Но она поступила на химический факультет Оксфорда. И это была сенсация.

Благодаря авторитету отца Маргарет осталась равнодушна к феминизму (хотя и сполна воспользовалась его завоеваниями): «Я ничем не обязана так называемой эмансипации», — заявила она в интервью 1982 года. В теории она никогда не спорила с тем, что место женщины — у плиты. И умела потрафить домохозяйкам: женщины, выдержавшие натиск домашней рутины, сдюжат все. В 1975 году оппоненты пытались подколоть Тэтчер: она как-то упомянула, что хранит в кладовой запас продуктов на случай дефицита. Миссис Тэтчер нимало не смутилась и попросту пригласила журналистов в кладовку. В ходе избирательной кампании 1979 года она высказалась совсем прямо: «Женщина, которая управляется с домом, разберется и в управлении государством». «На камеру» она всегда ходила с тележкой по супермаркету: заглянув в корзинку, телезрительницы могли увидеть британские товары.

Само ее имя — миссис Тэтчер — многое говорило о ее отношении к роли женщины в обществе. Самая узнаваемая леди Британии, она стала первой, кто прославился не под собственным именем. Выпускница научного факультета, одна из немногих женщин — налоговых адвокатов, член парламента с тридцати трех лет, первая женщина — премьер-министр, она никогда не спорила с традиционным порядком.

Когда она вышла за Дениса Тэтчера в 1951 году, это был состоятельный джентльмен, однажды уже связавший себя узами брака. Маргарет в разумный срок исполнила материнский долг, родив двух близнецов — Марка и Кэрол, и свила уютное гнездо в Челси. Она уступала супругу чисто «мужские» сферы — деньги, спорт, выбор школы для детей, готовила ему ужины (хотя они по большей части и покупались в отделе еды навынос в Marks&Spencer). Однажды мне довелось сидеть рядом с ним на ужине, и я видел, как он раскладывал и размазывал по краю тарелки то, чего не хотел есть. «Только не привлекай внимания, — прошептал он мне, –— для нее это будет обида космического масштаба».

Когда Маргарет вышла в отставку, она просила Ее Величество не о себе — о Денисе. Именно он получил тогда титул барона с правом наследования. Так баронессой стала и сама Маргарет.

Женщинами Маргарет интересовалась мало. За одиннадцать с половиной лет своего правления она привела в свой кабинет только одну особу своего пола — да и у той карьера не заладилась. Рукопожатие, которым Тэтчер обменивалась с женщинами, напоминало движение в армрестлинге: перехватить и побороть. Идеальный же мужчина должен был быть высоким, изящно одетым и очаровательным. Хорошо при этом, если он из высшего общества, а еще лучше — из высшего общества и с военной службой за плечами. Многие из тех, с кем у нее не сложились отношения, были толстяками: как, например, германский канцлер Гельмут Коль. У них была взаимная аллергия. Коль, как школьник, бежал от встреч с ней. Комичнее всего получилось в Зальцбурге, где Коль увильнул под благовидным предлогом, а Тэтчер, получив дыру в расписании, отправилась по магазинам, где... столкнулась с канцлером Германии, поедавшим булочки в кафе. «Знаете, что с ним не так? — как-то спросила она меня с таким видом, будто речь шла о вселенском секрете. — Он немец». А ладила она, напротив, со стройными и видными собой Рейганом, Горбачевым, Миттераном. За внешность и шарм она простила Франсуа Миттерану даже социалистические взгляды. Он ее описал так: «Глаза Калигулы и губы Мэрилин Монро». Ей очень нравились обходительные манеры Рональда Рейгана. А вот Джордж Буш, согласно одному из ее помощников, «перемужичил: все эти клетчатые рубахи и ковбойские сапоги, да еще пиво из банки. И она — на каблуках».

Но если уж она считала, что мужчина был «настоящий», то прощалось ему многое, если не все. В 1983 году председатель ее партии Сесил Паркинсон оказался вовлечен в скандал: секретарша объявила, что беременна от него. Несмотря на твердую веру в «семейные ценности», Маргарет Тэтчер отказалась осудить Паркинсона, всячески старалась сберечь его для дела, а когда это не удалось, сделала все возможное, чтобы он вернулся в правительство после очередных выборов. Справедливости ради надо сказать, что многие тори платили ей тем же, ее любили, находили «интересной» и баловали флиртом, впрочем, вполне невинным.

Маргарет Тэтчер ошибочно считали мужчиной в юбке. Ошибки этой не избежал даже Рейган, который назвал премьера «лучшим мужиком в Англии». Сама она, конечно, полагала себя лучшей женщиной королевства. При всей своей любви к мужчинам высшим она считала женский пол. «В политике, если надо что-то сказать, попроси мужчину, — говорила она. — А если надо что-то сделать — женщину». Когда Денису в возрасте восьмидесяти семи лет хотели делать операцию на сердце, она отправила мужа в Южную Африку одного: «Когда мужчина путешествует один, за ним тотчас все бросаются присматривать. Это мы, женщины, если едем в одиночку, должны сами о себе хлопотать».

Само положение единственной дамы среди джентльменов, и весьма влиятельных, было для нее источником огромного удовольствия. Широкие массы называли ее ЭЧБ — «эта чертова баба». За что ее только не порицали. За голос — слишком пронзительный. За одежду – на взгляд одних, слишком затейливую, по мнению других, слишком неряшливую. Ее зубы — слегка неправильной формы — тоже не были обойдены вниманием британцев. Любой изъян, который у мужчины-политика остался бы незамеченным, рассматривался нацией под лупой.

Своей внешностью, впрочем, она всегда гордилась и однажды даже сказала мне: «Необязательно быть аристократом, чтобы получить от природы прекрасные голубые глаза». Но и судила она себя строго. Как-то раз я позволил себе отпустить ей комплимент. «Нет, — резко ответила она, — я сейчас слишком толстая». Ее реакция на критику в отношении внешности была в высшей степени практической. Она часами заседала со стилистами, придумывая свой новый облик. Затейливые банты были изгнаны. Зубы выпрямлены. Прически стали элегантнее. Шляпы, если не считать совсем уж специальных церемоний, отменены навсегда. К середине правления она превратилась в даму выдающейся элегантности, современную версию королевы Елизаветы I. Однажды ее стилист заглянул к великому актеру Лоуренсу Оливье и попросил того сделать что-нибудь с голосом Тэтчер. Оливье устроил ей занятия с педагогом английского Национального театра, и вскоре интонации домохозяйки испарились, уступив место бархатистости и гладкости.

Такими же стали и ее речи, и только самые изощренные провокации в палате общин могли вывести Тэтчер из себя. Однажды на регулярной встрече премьер-министра в формате «вопрос–ответ» Маргарет настолько разъярилась, что заговорила на линкольнширском диалекте своей юности. Мелькнуло даже слово «зассал» в значении «испугался». Но премьер быстро вернулась к благоприобретенному аристократическому выговору и деликатной лексике.

Символом ее власти — подобно царским скипетру и державе или королевским шляпкам – стали сумочки. Прочные, если не сказать сильные духом, дорогие, почти всегда черные и почти всегда с ней, чего только они не вмещали. В первую очередь, конечно, документы государственной важности, а также записочки с цитатами — обычно принадлежащими великим политическим мужам типа президента Линкольна: она умела извлечь их в нужный момент. Как-то Джордж Шульц, рейгановский госсекретарь, пригласил Тэтчер на последний ланч перед своей отставкой. Впадая в тоску от необходимости кропать официальное обращение, он просто позвонил британскому послу в Вашингтоне. «Я спросил, — вспоминает Шульц, — есть ли у нее чувство юмора». «Если вы спрашиваете, рассмеется ли она, если вы внезапно выдернете из-под нее стул, то нет. Во всех прочих случаях — да», — последовал ответ. Госдеп США купил сумочку, Шульц наполнил ее бумажками с цитатами (в основном — цитатами самой Тэтчер) и преподнес во время обеда.

Она определенно не пренебрегала компромиссами, если дело касалось того, чтобы насаждать мир. Но когда иранские террористы захватили заложников в посольстве Ирана в Лондоне, она отдала жесткий приказ. Все заложники, кроме одного, были освобождены живыми, все террористы, кроме одного, остались лежать мертвыми. «Мы никогда не думали, что вы дадите нам сделать это», — признавалось командование спецподразделения, проводившего операцию.

А вот когда, протестуя против условий содержания, заключенные из числа членов ИРА в Северной Ирландии объявили голодовку, миссис Тэтчер не дрогнула. Десять бастующих насмерть уморили себя голодом, а сама она стала врагом номер один в списке ирландских террористов и до сих пор остается под спецохраной ввиду этой угрозы.

12 октября 1984 года, за день до своего пятьдесят девятого дня рождения, Маргарет Тэтчер стояла у «Гранд-отеля» в Брайтоне, где проходила ежегодная партийная конференция. Ни одна другая официальная обязанность не заставляла ее волноваться больше, чем речи на подобных церемониях. И она всегда настаивала на том, чтобы работа над черновиками шла днем и ночью, до тех пор пока не останется ничего, о чем можно было бы поспорить. В два сорок ночи она наконец согласилась с текстом речи и отправила своих измученных сотрудников перепечатать его. В два часа пятьдесят четыре минуты, когда она все еще просматривала текст, прогремел взрыв, в ее номере в отеле вылетели стекла. Пять человек погибли, Маргарет Теббит, жена одного из самых ярых «тэтчеритов» Нормана Теббита, была парализована. Миссис Тэтчер, которая чудом уцелела, выступила с речью, сказав аудитории, что «сам факт нашего собрания говорит не просто о том, что покушение не удалось, но показывает, что все попытки террора атаковать демократию обречены». Ужас случившегося нагнал ее только к воскресенью, когда на церковной службе она разрыдалась: «Никогда в жизни не ожидала, что пройду через такое».

В конце октября 1990 года Маргарет вернулась с саммита ЕС в Риме, где явственно почувствовала свою изоляцию. Отчитываясь перед палатой общин, она набросилась на витавшую тогда в воздухе идею европейского парламента. Со своей привычкой повторять слова, она прокричала: «Нет, нет и нет!»

Для проевропейца, толстяка, министра иностранных дел Джефри Хоува это было уже слишком. Он подал в отставку, яростно набросился на тэтчеровский метод работы внутри партии и в правительстве. В случае с Тэтчер, отметил он, клюшки переломаны самим капитаном команды. Этого момента противники Тэтчер ждали давно. В среду, 14 ноября, ее однопартиец Майкл Хезелтайн объявил о том, что собирается бороться за лидерство в партии.

Следующим вечером я брал интервью у миссис Тэтчер для Sunday Times на Даунинг-стрит, 10, и меня поразило, насколько она была рассеяна, насколько утратила фокус. Интервью вылилось в пространную лекцию о правилах и законах политики начиная с императора Юстиниана. Очень интересно, но совсем не то, что должна получить газета в момент острой политической борьбы. Кто-то говорил, что она утратила ощущение реальности, потому что была убеждена в том, что не может проиграть. Нет: ее собственное настроение в те дни отдавало фатализмом.

В британском посольстве в Париже вечером 20 ноября Тэтчер получила известие о своей победе. Но от проигравшего ее отделяли всего два голоса. Она вышла к прессе и объявила, что идет на второй раунд. В ту ночь она так и не смогла заснуть, провела время в беседе с Синтией Кроуфорд, своей ближайшей помощницей. Они говорили о детстве, семье — в общем, о жизни.

На следующий день премьер-министр прибыла в свою резиденцию, чтобы встретиться отдельно с каждым из членов своего кабинета. Вероятно, эта мера, предложенная советчиками, была призвана удержать ее от второго раунда. Большинство членов кабинета сказали ей, что поддержат ее, хотя и думают, что она проиграет. Тэтчер поняла намек. Наутро она подала в отставку, встретившись перед ланчем с королевой, чтобы заранее уведомить главу государства. Выступая перед палатой общин, она вновь демонстрировала прекрасную политическую форму, защищая все то, во что верила, а когда кто-то из левых пикнул, она заткнула его, к всеобщему ликованию, и выкрикнула: «От всего этого я получаю у-до-воль-стви-е!» Последовавшая бурная овация в очередной раз продемонстрировала силу британского лицемерия: тори, которые только что совершили ее политическое убийство, в экстазе приветствовали труп. Пост премьер-министра принял Джон Мейджор. Согласно традиции, выезд Тэтчер из резиденции был мгновенным. Когда она попыталась пройти сквозь частные апартаменты на Даунинг-стрит, 10, которые служили ей более одиннадцати лет, то обнаружила, что замки уже сменили. В тот момент в Лондоне находились ее старинные друзья Нэнси и Рональд Рейган, она позвонила им в отель. «Маргарет была расстроена, — вспоминает Нэнси. — И очень красноречива относительно своих чувств». Она думала, что ее предали.

Тэтчер так и не пришла в себя после утраты власти.

С горечью вспоминала она вероломство недавних коллег, а в частных разговорах даже выражала намерение еще сразиться с ними. Ей явно не хватало этого трудного счастья — быть премьер-министром. Как-то на ланче, когда восьмидесятилетие было все ближе и ближе, а проблемы с памятью все явственнее, она принялась вспоминать, в какой части резиденции на Даунинг-стрит любила работать больше всего. Тэтчер устроила мне настоящую словесную экскурсию по комнатам и залам, где висели портреты великих мужей, включая Исаака Ньютона, родившегося в том же городе, что она. Внезапно она умолкла. «Ах, как бы мне хотелось вернуться туда! Там столько сейчас работы!»

Работа — вот что она любила сильнее всего. Она сделала ее больше, чем кто бы то ни было со времен Уинстона Черчилля.

В один из летних выходных дней в 1990-е мы приехали погостить к друзьям у моря в Южной Англии. Среди гостей была и чета Тэтчер. Мы с Маргарет сидели в комнате для рисования, когда туда вошел мой семилетний сын. Я не думал, что он знает, кем была миссис Тэтчер, но, к моему ужасу, он уселся рядом с ней на диване и спросил: «Вам понравилось быть премьер-министром?» Она не выглядела ни удивленной, ни смешавшейся.

— Мы смогли принять важные решения и сделать жизнь в нашей стране лучше, так что да, нам понравилось, — ответила она.

— Так вы придумали хорошие законы? — не отставал мой сын.

— Да! Мы сделали Британию сильной и защищенной державой, ослабили власть профсоюзов, снизили налоги так, чтобы люди могли оставлять себе побольше из того, что они заработали.

А если люди оставляют себе больше денег, то они и зарабатывают больше.

Следующий вопрос: «О, так вы разбогатели?» — оказался менее удачным, но что меня удивило, так это способность миссис Тэтчер объяснить свою политику и свои достижения так, чтобы понял и ребенок. Она всегда была великой актрисой и великим творцом собственного мифа.

Собственно, этот миф и сам по себе остается одним из ее выдающихся творений. Маргарет Тэтчер была, есть и останется легендой. Для кого-то она — ведьма, обуянная эгоизмом и жаждой привилегий. Для многих — символ того, на что способна женщина, образец британского характера, всего того, что защищают люди, говорящие по-английски, консерватизма, наконец. В торжественной речи на похоронах Рональда Рейгана (записанной на видео, поскольку здоровье уже не позволяло Тэтчер присутствовать лично) она по сути говорила о самой себе. Человеке, который определял собой историю и идеи. На столетия «тэтчеризм» останется для людей понятием, исполненным высокого смысла. Так же, как и сама женщина, давшая ему имя: храбрая, подчас невыносимая, но всегда полная внутренним огнем и страстью.