Любовные похождения и рискованное чувство юмора Бориса Джонсона

На вечеринке у Джонсона шумели страшно. Было 18 мая 2018 года, он тогда еще не ушел в отставку с поста министра иностранных дел, и отказаться от приглашения мне было никак нельзя. Около тридцати человек, главные советники Бориса во времена, когда он был мэром Лондона (моя жена – один из них), с супругами были приглашены вспомнить его славные восемь лет в Сити-холле. Поднимаясь в скрипучем лифте на верхний этаж официальной резиденции министра иностранных дел Карлтон-Гарденс, 1, я думал о том, что веселые времена для Бориса закончились в 2016-м одновременно с окончанием мэрства. Последние двадцать два месяца над ним большей частью смеялись.

Но критиковать хозяина в его гостиной, стоя в толпе верноподданных, неприлично. Борис был звездой. Все ждали от него хода конем – ну когда же он наконец реализует свои амбиции, станет премьером и переедет на Даунинг-стрит, 10? На вечеринке не было лишь Марины, его мегатерпеливой жены. Почти никто в комнате не знал, что Борис только что исповедался ей в еще одной истории, на этот раз с тридцатилетней Кэрри Саймондс. И через двадцать пять лет такого брака Марина наконец решила, что не забудет и не простит. Воспользовалась моментом и объявила, что забирает четверых детей и уходит.

В тот вечер Борис еще надеялся, что надежная подруга в очередной раз уступит уговорам. Но нет. Потому что сколь велика его верность советникам времен мэрства, столь же невероятна неспособность быть верным жене.

Через минуту после того, как я зашел в битком набитую комнату, Борис меня запеленговал. И с дикой скоростью поволок в угол. «Ну?» – произнес он, интересуясь, очевидно, моим мнением относительно перспектив его дальнейшего пребывания на посту министра иностранных дел. Я сказал ему правду. Борис спал с лица. Критика не приветствовалась, особенно в исполнении журналиста.

Но у моей выходки был резон. Джонсон добился своего на референдуме в 2016-м по выходу Британии из Евросоюза, имел все шансы стать лидером тори и премьером, но соратник по Брекзиту Майкл Гоув вонзил ему нож в спину, выдвинув себя. Джонсон снял свою кандидатуру, а выбрали в итоге Терезу Мэй. Тогда жалкий, несчастный, он у себя в кабинете сказал Джейку Берри, дружественному ему депутату парламента: «Я совсем не уверен, что Мэй предложит мне работу».

«Да, ты сейчас популярен, как человек, который только что сообщил жене, что у него генитальный герпес», – хихикнул в ответ Берри.

Однако их беседа прервалась звонком с Даунинг-стрит, 10, – Тереза Мэй вызвала Джонсона, чтобы сильно удивить предложением поста министра иностранных дел. И у Бориса появился шикарный шанс ответить критикам, которые кричали, что он просто ленивый буллингдон (Bullingdon Club – оксфордская студенческая организация для самых богатых. Члены ее знамениты тем, что грубят официантам и ломают мебель. Джонсон состоял в клубе одновременно с Дэвидом Кэмероном и очень с ним дружил. – Прим. «Татлера»), бухающий Bollinger клоун, плевать хотевший на детали высокомерный сноб. Он им всем должен был утереть нос.

Недруги в МИД совершенно несправедливо объявили своего нового босса дураком, а он там вместо того, чтобы сражаться, начал щедро давать им поводы покатиться со смеху. И это меня бесило. Вот, например. Вскоре после назначения Джонсона министром он пригласил меня на ужин. Его жена в прекрасном расположении духа вышла из кухни с едой и напитками для все той же компании бывших советников Бориса по мэрии. Марина, востребованный и очень занятой адвокат, нежно любила эту компанию. Хотя бы за то, что команда починила Борису репутацию. Но было очень заметно, что она демонстративно не желает участвовать в спектаклях мужа. Один вечер – ладно, можно изобразить радушную хозяйку, но во всех остальных случаях Марина предпочитала заниматься собственной карьерой. Джонсоны вообще не старались презентовать себя как power couple.

«Я завтра рано утром лечу в Берлин, – с гордостью сообщил мне Борис. – Встречаюсь с их министром иностранных дел». Я мгновенно занервничал. Я прекрасно знаю немецкий, много лет работал в Германии и понимаю, что Франк-Вальтер Штайнмайер – сухой пруссак, ненавидящий Брекзит и, следовательно, Джонсона. «Ты там без шуток, – предупредил я Бориса. – У немцев нет чувства юмора, а Штайнмайер первый не станет аплодировать твоим выходкам».

Борис озадачился. И проигнорировал мой совет. Прилетев туда, он немедленно нарочно неправильно процитировал знаменитый призыв Джона Кеннеди к холодной войне «Ich bin ein Berliner» (в 1963 году, когда ГДР построила Берлинскую стену, Кеннеди произнес в Западном Берлине речь, в которой несколько раз повторил «Я – берлинец». – Прим. «Татлера») как «Ich bin nicht ein Berliner» («Я не берлинец») – и еще нарочно исковеркал произношение.

«Он клоун», – довольно громко пробормотал Штайнмайер. Джонсон в ответ на оскорбление изобразил смех. Но неумно играть в такие игры с немцами. «Борис груб, туп и хамоват», – сообщил Штайнмайер члену британского парламента лейбористу Крису Брайанту.

То же самое он сказал каждому министру иностранных дел в Европе. К июлю 2018-го, когда Борис подал в отставку с поста главы МИД в знак протеста против «мягкого Брекзита», на котором настаивала Тереза Мэй, над ним смеялись уже по всей Европе. И громко ржали его оппоненты, противники Брекзита внутри Британии. Да, факт, что высокопоставленные сотрудники министерства, в ярости от того, что Борис со своим Брекзитом порушил дело их жизни, всячески саботировали его дипломатию, – но он сам виноват в том, что часто не справлялся с самозащитой.

Вернувшись с работы, Джонсон обнаружил только матрас – его он на свои деньги купил в дом.

Скандал и сразу за ним тишина много лет сопровождали романы Бориса. Он играл с огнем. Много раз казалось, что его амбиции обречены на смерть, что все порушит его аморальное поведение.

В основе биографии Бориса лежит поиск родной души. Не только это, конечно, но в большей степени. Женщинам он доверяет гораздо больше, чем мужчинам. Исключение составляет Джастин Рашбрук, который жил в соседней с ним комнате в оксфордском колледже Баллиол и тоже изучал античные языки и историю. (Рашбрук – адвокат, защищал Петра Порошенко, Джоан Роулинг, сейчас ведет дело Меган Маркл против газеты The Mail. – Прим. «Татлера»). Джастин был ближайшим другом, конфидентом, пустил Бориса к себе жить, когда после первой измены Марина выгнала мужа из дома.

Отношения Джонсона с Петронеллой Уайатт, бывшей замглавреда газеты The Spectator, и с Дженнифер Аркури, блондинкой из Калифорнии, предпринимателем в области IT, выдают в нем ранимого человека, который ищет дружбу и любовь. Поразительно, но обе эти женщины и все другие, с кем он тайно встречался, не предали его.

Пойди Аркури исповедоваться прессе, это сильно повредило Борису, когда он стал премьер-министром. Оскорбленная тем, что он отказался публично признать отношения, и все еще любившая его Аркури отказалась от очень выгодных предложений. Но их четырехлетний роман (он происходил, когда Борис был мэром, в его квартире в лондонском районе Шордич, его доме в оксфордширском Тейме, в гостиницах и даже в таунхаусе в лондонском Ислингтоне, где он жил с Мариной и детьми) был наглядным примером поведения совершенно бесстрашного и безответственного человека.

Аркури для Джонсона – то ли любовница, то ли образ матери. Она искренне верит, что поняла Бориса, что он в ее обществе чувствовал себя в безопасности. В ответ он демонстрировал любовь, но она ни секунды не была уверена в том, что он не изменяет. Джонсон имел обыкновение цитировать ей Шекспира и Вордсворта, но на самом деле она все сильнее привязывалась к максимально неромантичному мужчине – не исключено, что он в принципе неспособен любить женщину так, как она хочет. «Я влюбилась. Я никогда раньше не признавала факт, что так сильно его люблю», – разводит руками Аркури. Его эсэмэски были нежны, а предложения безумны: он предлагал построить лыжный центр в Болгарии или вдвоем заняться политикой в Нью-Йорке (Александр Борис де Пфеффель Джонсон родился в США. – Прим. «Татлера»). Манера Бориса выражать эмоции озадачивала, доля глупости, несомненно, присутствовала. Как минимум в том, что он пригласил Аркури в свой пустующий дом в Ислингтоне.

«Борис от природы неспособен воспринимать женщин всерьез, – объяснила его первая жена, Аллегра Мостин-Оуэн. – Это как мертвая зона в зрении, которую он унаследовал от Стэнли (речь об отце Бориса. – Прим. «Татлера»)». Они познакомились в 1984 году в Оксфорде, где Аллегра считалась самой красивой студенткой поколения, и пышно сыграли свадьбу в 1987-м. Страсть закончилась тем, что на пятом году брака Аллегра бросила Бориса в их квартире в Брюсселе, где он работал корреспондентом The Daily Telegraph.

В 1974 году, когда Борису было десять, у его мамы, сильно натерпевшейся от мужа, случился нервный срыв. Стэнли подолгу не бывал дома, путешествовал по миру, работал в World Bank, потом в Еврокомиссии главой отдела по защите окружающей среды, и были подозрения, что у него в каждой деревне по женщине. Это одна из причин, по которым Шарлотта сорвалась. Восемь месяцев ее лечили в клинике Maudsley на юге Лондона. Через много лет Стэнли скажет, что понятия не имеет, почему у его жены случилась депрессия. Мне он ответил: «Я в это глубоко не погружался. Слишком сложно для меня и непонятно». Чувствуя, что движется тем же путем, Аллегра свезла всю мебель из брюссельской квартиры в хранилище и улетела в Лондон. В начале 1992 года Борис пришел вечером с работы и обнаружил пустые комнаты и одинокий матрас на полу. «А это все, что он сам купил в дом, – вспоминает Аллегра, все еще в ярости от его скупости. – Наша свадьба была концом отношений, а вовсе не началом».

Узнав, что Аллегра уехала, Стэнли Джонсон позвонил ей и предложил встретиться. Место, которое он выбрал, – бар с гамбургерами – ее, мягко говоря, не впечатлило. Стэнли объявил ее исход из брака «блажью» и никак не хотел признать факт, что Аллегра по своей воле отвергает его сына. Мне она пожаловалась: «Отверженный – слово не из словаря Джонсонов. Не было даже букетика цветов в качестве извинения». Она считает, что худшее в себе Борис унаследовал от отца. Ее бывший муж сам признавал, что в четырнадцать лет был чудовищно напуган разводом родителей. «На Стэнли ни в чем нельзя положиться, он был неверен», – жаловалась тогда Шарлотта друзьям. Стэнли отмахивался: «Бред!» Затем настал черед Марины винить Стэнли в том, что ее семейная жизнь пошла прахом. Как и Аллегра, она считает, что адюльтеры Бориса и прочие преступления против брака с точностью повторяют папины фокусы. Марина утверждает, что как Стэнли сделал несчастными своих детей, так и Борис – четверых крошек, которых она ему родила. Клише «сын своего отца» эхом звучало в столовой загородной резиденции премьер-министра Чекерс во время редких ужинов, за которыми собирался весь клан Джонсонов: Стэнли и его шестеро потомков со спутниками жизни.

Дети Бориса, его бывшие девушки и советники с интересом смотрят на его нынешнюю подругу – Кэрри Саймондс, которая на тридцать три года моложе премьера. Она работала в Консервативной партии, потом уволилась. Их редко видят вместе, и друзья делают ставки, сколько продлятся эти отношения. Гадают, какое она на него имеет влияние – в политическом плане и личном. Папа научил Бориса, что чувство юмора лечит любые раны. В тысячах речей, которые Борис произнес, он следовал совету Стэнли: шутки растопят лед и заставят аудиторию тебя слушать. «Преувеличивать – тоже OK», – именно так Стэнли напутствовал своего старшего сына.

На свете нет людей обаятельнее Стэнли Джонсона. За долгие годы знакомства я много раз с ним обедал и ужинал. У него живой ум, с ним весело, и он радушный хозяин. Но пока я писал биографию Бориса, мне многие говорили, что между отцом и сыном имеется серьезное напряжение. «Каждый раз, как Борис добивается успеха, кусочек Стэнли умирает», – заметил старинный друг их семьи. Они невозможно похожи внешне, у них одинаковые манеры и насмешливый тон – можно предположить, что эти двое очень дружат. Но мало кто заметил, каким ледяным взглядом Борис смотрел на отца, когда во время выборов лидера тори (и, следовательно, премьера) проходил мимо него, гордо стоящего в первом ряду, всегда готового, что на него прольется свет вспышек фотохроники. «Отец обещал мне, что они не разведутся, – сказал Борис своей девушке годы спустя. – В жизни не прощу ему».

Бессчетные статьи муссируют образ жовиальной, успешной, крепко держащейся друг за друга династии амбициозных Джонсонов. А я, пока писал биографию, понял, что это все фикция. Там много секретов. Там нет дружбы. Марина на время склеила семью своим суперклеем. «Он кусок говна! – закричал один из членов клана, когда и эти отношения посыпались. – Он жуткий эгоист. Он уничтожил семью». «Жуткий эгоист» вряд ли будет свежим обвинением в адрес премьер-министра. «Все крутится только вокруг Бориса» – давний плач всех, кто с ним работал.

Но есть и свежие проблемы. Веселый шутник куда-то делся. Инсайдеры переживают, что стены Даунинг-стрит изолировали главу государства от поклонников, которые делали с ним в метро селфи. Теперь секьюрити не разрешает ему трепаться с прохожими на улице, а он таким образом был в курсе претензий и умонастроений общественности. Хуже того – некоторые жалуются, что Джонсон стал сдавать как лидер. Он набрал кабинет не очень влиятельных поддакивателей, и это правительство укачало от метаний из стороны в сторону, от подстав, собственной некомпетентности и весьма тусклых публичных выступлений самого Джонсона.

«Каждый раз, как Борис добивается успеха, кусочек его отца Стэнли умирает».

Пробоины в семейном корабле стали сильно давить на премьер-министра – именно сейчас, когда он чуть не умер от ковида и стал отцом шестого ребенка, которого родила Кэрри. Дымящаяся бомба, кипящий энергией блондин превратился в растерянного артиста. Это коронавирус его так ударил? Или что-то более серьезное?

Впрочем, мои досужие сантименты – не факты. Последний раз мы с Борисом виделись в прошлом году на съезде тори в Манчестере. Там было сурово – не все консерваторы одобряют Брекзит. Но преданные Джонсону поддерживали его в битве – и он в тот момент был как Черчилль.

В коридоре около конференц-зала Джонсон меня поймал. «Что, правда? Ты пишешь книгу?» – «Да». – «А я могу это прекратить?» – «Нет». Тут нас перебил журналист с телевидения. Он уточнил, правда ли, что Борис на обеде The Spectator в 1999-м ущипнул редактора за бедро. Джонсон убежал от камеры прочь. Только что он был велик, как Черчилль, но за секунду все опять превратилось в старый грязный фарс.

Том Бауэр – британский журналист, автор неавторизованных биографий Мохаммеда аль-Файеда, Ричарда Брэнсона, Роберта Максвелла. Его книга «Борис Джонсон. Игрок» вышла в 2020 году в издательстве WH Allen.

Вам также может быть интересно:

Как возлюбленная Бориса Джонсона Кэрри Саймондс стала одной из самых влиятельных женщин Великобритании

Борис Джонсон: невероятные факты о премьер-министре Великобритании

Джек-расселу Дилин повезло с хозяевами — рассказываем о жизни питомца Бориса Джонсона и Кэрри Саймондс

Рейчел Джонсон — сестра премьер-министра Великобритании, которая снимается топлес и оскорбляет Меган Маркл

Фото: dafydd jones, gettyimages.com; legion-media; rex features/fotodom.ru