По прогнозам российского Агентства стратегических инициатив, к 2030 году в мире исчезнет шестьдесят семь профессий. Хотя появится сто восемьдесят шесть новых. Но радоваться рано – за должности форкастеров, медиа-полицейских и даже тьюторов по личностному развитию с нашими детьми будут бороться машинные алгоритмы, которым не нужно спать, есть и смотреть «Ривердэйл». Единственный способ победить машину – обладать навыками, которые ей недоступны. А искусственному интеллекту – по крайней мере пока – недоступен интеллект эмоциональный. В переводе на русский – способность понимать эмоции, чужие и собственные, и применять эти знания.
Словосочетание emotional intelligence в лексиконе нейробиологов закрепилось в 1995 году, когда психолог и колумнист The New York Times Дэниел Гоулман выпустил книгу под названием Emotional Intelligence: Why It Can Matter More Than IQ, что в переводе значит «Эмоциональный интеллект: почему он может значить больше, чем коэффициент умственного развития». На пятистах страницах Гоулман, в общем-то, говорил об одном и том же: эмоции влияют на успех так же, как умственные способности, и искусство ими управлять надо изучать в школах наравне с какой-нибудь алгеброй.
Но есть нюанс. Эмоциональный интеллект, как и все фантомы, рожденные в эпоху миллениалов, чаще всего вызывает у мам и пап по меньшей мере улыбку. Его трудно перевести на язык школьных отметок, однако очень легко конвертировать в твердую валюту дополнительных взносов за обучение. «Трудно объяснить родителям, как курс эмоционального интеллекта поможет их ребенку поступить, скажем, в Оксбридж, – рассказывает Робин Престон, управляющий директор международной компании Lucullus Educational Consultants. – Я стараюсь их убедить, призывая вспомнить о Стиве Джобсе, Уинстоне Черчилле. Знаете, что их объединяет? Они плохо учились в школе, зато умели поддерживать нужные связи и концентрироваться на собственных смелых идеях. Их движущей силой был развитый EI».
Как объясняет эйчар Московский и всея Руси Алена Владимирская, каждый ребенок, претендующий хотя бы на стол в приличном офисе (не говоря уж об отдельном кабинете), должен до двенадцатилетнего возраста научиться трем базовым вещам: «Во-первых, адаптивности – умению приспосабливаться. Во-вторых, умению работать с информацией, то есть отделять фейковую от настоящей, важную от неважной. В-третьих, необходимо выработать навык находить точки соприкосновения с любым человеком. За эту функцию и отвечает эмоциональный интеллект, который нужно тренировать».
Так, чтобы попасть к Илону Маску в Tesla или к Риду Хоффману в LinkedIn, еще до всякого собеседования надо сыграть в онлайн-игру на сайте Pymetrics.com. Искусственный интеллект в течение получаса задает вам головоломки: просит собрать похожую на детскую игрушку пирамидку из разноцветных колец за минимальное количество кликов или, например, определить, что чувствует актриса, изображенная на фотографии (варианты: злость, боль, легкую надежду, замешательство – можно выбрать только один). Все тот же машинный разум анализирует результаты и сообщает вашему потенциальному работодателю, на что вы способны – эмоционально и когнитивно. Руководители передовых западных корпораций периодически проходят тест сами.
В России эмоциональный интеллект при приеме на работу пока проверяют даже реже, чем медицинскую книжку. Одно из исключений – компания «Русагро»: претендентам на мягкое офисное кресло надо сдать тесты Хогана, которые позволяют судить об истинных личных ценностях человека, а не о декларируемых на собеседовании. Владелец «Русагро» Вадим Мошкович, к слову, еще и основатель новой подмосковной школы «Летово», где не просто собираются уделять развитию эмоционального интеллекта дополнительные часы, а вообще выстроили вокруг этого всю школьную программу.
Создатель первой российской методики развития EI, владелица детской академии «Монсики» Виктория Шиманская считает, что развитие эмоционального интеллекта имеет смысл начинать в семье и с малолетства. «Родители должны научиться честно признаваться детям в своих чувствах. Попробуйте одну из самых простых практик, она называется «Я чувствую – потому что – я хотел бы». Например, приходя домой после работы, скажите ребенку: «Я чувствую усталость, потому что работал двенадцать часов. Я хотел бы пятнадцать минут отдохнуть, а потом с радостью поиграю с тобой». Учитесь вместе с ребенком формулировать простейшие вопросы по поводу эмоций, которые вы испытываете, и тут же отвечать на них. «Почему мне стало грустно? Потому что я не умею ездить на велосипеде. Я хочу научиться. Что мне нужно для этого сделать? Тренироваться». По мере тренировок начнет получаться – появится радость. Зафиксируйте ее причину: «Я рад, потому что научился кататься». Вводя логику в эмоции, человек учится понимать, чего действительно хочет. Эмоция, которую мы испытываем в ту или иную секунду, нас не определяет. Мы же не становимся злыми людьми оттого, что сейчас злимся? Если наши дети с самого юного возраста научатся такому образу мышления, то не обнаружат себя в тридцать лет на ненавистной работе».
При этом, как выяснили ученые нью-йоркской Школы социальных исследований, для развития эмоционального интеллекта книги не так полезны – по крайней мере, популярные вроде «Голодных игр» или модных еще недавно «Сумерек». Желания и мотивы их персонажей можно легко предугадать, а это притупляет EI. Замдиректора «Летово» Мадлена Шагинян советует активно использовать абстрактное мышление. «Предложите ребенку написать рассказ от имени ластика, степлера или любого другого неодушевленного предмета. Задавайте наводящие вопросы: «Какой он, этот степлер? Какие у него задачи? Что он любит?» Это упражнение помогает посмотреть на ситуацию со стороны – работает не хуже сочинений по литературе, в которых ребенок ставит себя на место вымышленных персонажей и пробует найти мотивацию их поступков».
Важность игр для развития EI признает и Бам Бам Треволта Рамнарайн, тьютор английского из Суринама, основавший частный детский сад Trevolta’s Bright House в Одинцово, куда ходит, скажем, годовалый сын Ксении Собчак Платон Виторган. В этом детском саду под девизом «Дети не учатся у людей, которые им не нравятся» малышей побуждают открыто проявлять эмоции, причем как в общении на родном русском, так и на чужом английском. Поощряют любопытство, не бранят за разбросанные по полу куски «свежеиспеченной» бумажной пиццы (здесь вообще гордятся тем, что умеют придумывать нескучные занятия).
За рубежом в подобные игры продолжают играть и в начальной школе. В Канаде распространена игра Worry Dragons: младшеклассников просят нарисовать то, что их беспокоит, в виде дракона. Когда дракон готов, вокруг него ребенок рисует домик и «закрывает» дверь на замок – считается, что так можно взять негативную эмоцию под контроль. В первых классах финских и норвежских школ дети занимаются анализом своих эмоций на специальных утренних собраниях. Если Бьорн вчера дернул Хельгу за косичку, его не вызовут к доске объясняться перед всем классом, а попросят – причем обоих – на утреннем собрании, в свободном режиме, сидя на своем именно стульчике, рассказать, какие эмоции они испытывали до, во время и после происшествия и что именно их вызвало. Уровень эмпатии в норвежских школах, вероятно, растет: кому захочется проходить такой мозговой штурм еще раз?
В британских частных школах эмоциональный интеллект развивают с тринадцати до семнадцати лет. Например, в Wellington College проводят уроки счастья: тинейджеры разыгрывают жизненные ситуации по ролям, как спектакли. Сценария нет – исполнитель сам решает, как ему действовать, чтобы достичь желаемого результата, то есть всеобщего счастья. В московской Британской высшей школе дизайна этим летом в первый раз провели программу Design Thinking – учили детей от тринадцати до пятнадцати лет воплощать собственные идеи, работая в команде.
Однако не спешите забирать свою крошку с дополнительных уроков у репетитора с мехмата. Даже пионер обучения EI в России Виктория Шиманская сетует: «Начался перекос. СМИ так настойчиво пропагандируют развитие эмоционального интеллекта, что родители стали забывать о важности развития интеллекта базового. А ведь они по отдельности не работают».
Фото: lise-anne marsal/trunk archive/photosenso