Сати Спивакова: «У меня такая хорошая репутация, что ее давно пора испортить»

«У меня такая хорошая репутация, что ее давно пора испортить», — так жена орденоносного скрипача и дирижера, актриса Сати Спивакова комментирует наше предложение сняться на обложку в корсете и чулках. 

7 января ей исполняется шестьдесят лет — так что решение для страны победившего эйджизма действительно смелое. Но Сати, королева нетворкинга глобального уровня, выше этого. 

— Можно подумать, из-за этих фотографий я стану «падшей» женщиной. Меня не будут пускать на мероприятия? У меня исчезнет QR-код? Ну скажет где-то тетя Маша: «Как вам не стыдно, вы жена великого маэстро». Я не перестану после этого быть его женой. Он не перестанет быть великим музыкантом. Володе, я надеюсь, приятно, что партитуры ему разбирает не унылая неухоженная тетка, а женщина, которая может появиться на глянцевой обложке. К тому же корсет — это почти что цельный купальник. К купальникам у кого-то тоже есть претензии? 

После чего Сати напоминает, как для семейного журнала «Огонек» Влад Локтев однажды подловил ее мужа, когда тот переодевался: по пояс голый, в руках — скрипка. Маэстро тогда тоже было шестьдесят, и его торс на обложке всем очень понравился. 

— Вы не забывайте еще, что я играю маркизу де Мертей в спектакле «Машина Мюллер» в «Гоголь-центре». Вокруг меня девять обнаженных юношей и еще столько же обнаженных девушек, которых по сюжету я периодически хватаю то за попу, то за грудь. Я! Ведущая телеканала «Культура»!

Сати обладала смелостью еще в юности, в начале карьеры. В родной Армении она снималась в фильме, где, как в том анекдоте, муж приходит с работы, а жена в одной комбинации. Афиши с этим кадром висели по всему Еревану, двоюродные тетушки причитали: «Вай, не дай Господи, Володя увидит». К счастью, маэстро лишен ханжества и обладает завидным чувством юмора. 

В Испании, где Спиваковы жили в начале девяностых, чтобы подтянуть язык, она покупала таблоид HOLA!. На его страницах постоянно обсуждались новые романы женщин, которым за пятьдесят. Причем называли их novia («подружка») без тени сарказма. А в России в интервью Ирине Шихман пятидесятидвухлетняя Анжелика Варум сравнивает секс после пятидесяти с актом милосердия. 

Муж старше Сати на восемнадцать лет, и в этом, с ее точки зрения, есть большой энергетический бонус. 

— Так получилось, что я долго была самой юной в любой компании. Казалось, я еще все успею. До сих пор так кажется, даже когда понимаю, что теперь в своем окружении я часто самая старшая. До меня доходит, что я «матрона», меня все чаще называют по отчеству. «Тебе еще рано» сменилось на «тебе уже поздно». Но все последние годы я понимаю, что это всего лишь стереотип, и иду от обратного. 

В актерскую профессию Сати вернулась в пятьдесят, когда многие ее однокурсницы по ГИТИСу уже стали народными артистками. 

— У каждого свой путь, бессмысленно с кем-то соревноваться. Просто творческая энергия копилась, как вода в кастрюле под крышкой, и начала выкипать. Я сама не заметила, как с головой ушла в работу. Чтобы доказать себе, что не зря училась этой профессии столько лет. Именно себе, а не кому-то другому. Два человека сыграли в этом ключевую роль: Роман Виктюк, поставивший для меня в 2014 году музыкальный моноспектакль «Нежность», и Кирилл Серебренников, не побоявшийся позвать меня на главную роль в спектакле «Машина Мюллер». Я понимала, что большинство привыкшей к стереотипам публики скажет: «Ну конечно, «мадам» развлекается». Но вера Кирилла в меня и желание непременно взять эту высоту оказались сильнее любых страхов и опасений. И теперь я уже точно знаю: никогда не поздно возвращаться к любимому делу. 

У Сати всегда была безупречная фигура, притом что она никогда не была фанатом фитнеса. Но год назад после ковида, новогодних застолий и социальной изоляции она перестала нравиться себе в зеркале. И тогда первый раз в жизни усилием воли похудела на девять килограммов. 

— Для меня это огромная победа. Ведь разговор со своим отражением в зеркале по утрам — это очень важно. А тут меня стало раздражать не только мое отражение, но и случайные снимки в сториc. На неслучайных ничего не видно, я знаю, как лучше позировать. 

В феврале села на жесточайшую диету, стала снова заниматься пилатесом и каким-то подобием спорта. 

— Все лето я плавала и усиленно занималась с тренером. «Шкурку» свою ты не поменяешь, она одна на всю жизнь, но усовершенствовать ее никогда не поздно. 

Сати — гурман, как и все, кто долго жил в Париже, но считает разговоры о том, что от фуа-гра не толстеют, легендой галльских чревоугодников. Год назад она, вздохнув, стала питаться так, как ее научили в австрийской клинике Verba Mayr. 

— Я исключила все углеводы, что для меня трагедия. Теперь редко позволяю себе пасту или гречку, но без жира. Молочные продукты тоже нельзя, хотя сыр я люблю больше всего на свете. Мучаюсь, конечно, но эффект есть. 

Впрочем, радикального ЗОЖ в квартире в Шведском тупике, где с каминной полки строго смотрит портрет хозяйки авторства Карла Лагерфельда, я не заметил. В бокалах у нас блан де блан, Сати курит тонкую сигарету и с изумлением рассматривает мой похожий на фломастер Juul. 

— Впервые я закурила на съемочной площадке в 1980 году. В ГИТИСе тоже все много курили. Я не пропагандирую курение. Но и бросить пока не получается. 

Пластической хирургии Сати боится. Зато в Париже у нее тот же косметолог, что и у Моники Беллуччи. 

— Мне очень важно, какой меня утром видит муж. Без косметики, без корсета, без выставленного света... А если при этом еще будут видны шрамы от подтяжек? 

В недавнем ноябрьском номере «Татлер», если помните, ностальгировал по нулевым. А вот Сати рассматривала открытки из прошлого без упоения. 

— Да, лицо тоньше, овал четче, но что-то я себе не нравлюсь в нулевых. Я себе в шестьдесят нравлюсь больше, чем на фотографиях в сорок. 

А ведь в студенчестве Спивакова вовсе не считала себя красавицей. 

— Один мой однокурсник, именитый режиссер, недавно сказал мне: «Ой, какая же ты была!» А я даже когда замуж выходила, не ощущала себя бешено привлекательной. Любимой — да, а вот красивой я стала гораздо позже. Папа очень в меня верил, восхищался, но он умер, когда мне было всего двадцать четыре года, и мы не успели наговориться о многом, в частности, о взгляде мужчины на женскую красоту. Он бы мне точно помог, если бы продолжал жить. Ощущение полной гармонии с собой пришло значительно позже. Сегодня я знаю, насколько это правильно, когда родители внушают дочке, что она красавица, принцесса. У меня четыре дочери — я их всех в этом убеждаю до сих пор. В детстве говорили, что у меня большие уши, называли Микки-Маусом и вообще как только ни дразнили. Позже выдающийся фотограф, друг мужа Юрий Рост сразу после свадьбы сфотографировал меня с убранными в хвост волосами и сказал: «Никогда не снимайся с открытыми ушами, они у тебя непропорциональной длины». Тоже, знаете, не способствует повышению самооценки. Я ходила к пластическим хирургам, самым известным. «Здравствуйте, мадам. Что вы хотите? Нос?» Я дергалась: «А что с моим носом не так?» — «Можно его немного сузить, подкоротить». Я отвечала, что снялась со своим носом уже в нескольких главных ролях, так что с ним все хорошо. А уши они мне «прижимать» не хотели. В ноябре перед Балом «Татлера» стилист Евгения Ленц предложила: «А можно я соберу вам волосы?» «Ой, — говорю, — Женя, я…» Но как-то она меня убедила. Если сейчас не попробовать, то когда уже? 

В целом же Сати пришла к выводу, что красота в ее возрасте — прежде всего дисциплина и уважение к себе. Я не верю тем, кто клянется, что с каждым годом чувствует себя все моложе. Жду, что Сати тоже заведет эту популярную во французских журналах песню, но она старается избегать клише. 

— Мне казалось, что я все еще успею. А теперь тороплюсь прочитать то, что не прочла раньше, посмотреть, что не видела, побывать там, где еще не была. 

О главной женской фобии — сорокалетнем юбилее — она, удачно преодолевшая рубеж, заводит речь сама. 

— Не бойтесь! Впереди двадцать самых прекрасных лет. Я не знаю, сколько после шестидесяти еще буду себя чувствовать в прекрасном возрасте, но считаю, что подхожу к этой дате легкой походкой. 

Невежливо с моей стороны, наверное, но я смотрю Сати в декольте. Там татуировка — бабочка, с которой связана, как полагается, история. Первую дочь Катю Сати рожала, когда Марк Курцер еще не вел беременности в «Лапино». 

— Наш друг, который знал всех врачей, спросил Володю: «Что тебе нужно? Чистые стены или хорошие руки?» В итоге меня поместили в роддом для беременных с патологиями, где работали высококлассные специалисты. В двадцать два года я была здорова и могла родить хоть в поле. А вокруг говорили только о том, что кто-то появился на свет на двадцатой неделе без сформированной руки. И спрашивали меня: «А ты что тут делаешь?» В палату на двенадцать мам ребенка приносили мне одной. Тетка, которая обучала кормлению, схватила меня за грудь, как фашист в гестапо. Я завопила от боли, отпихнув ее ногой. Та выскочила в коридор: «Что еще за принцесса?!» А ей отвечают: «Тихо, тихо, это жена Спивакова». Дома на том месте, где она меня схватила, сформировался абсцесс. В больницу меня привезли после новогодних праздников, я ждала в очереди с алкоголичкой, которую покусала подруга. От той быстрой операции без наркоза остался шрам, которого я очень стеснялась. И он напоминал мне об адской боли. 

А еще Сати с детства боится бабочек. К психологам не ходит, но один специалист помог ей вспомнить, что в детстве папа возил ее в армянское село в гости к дяде-пасечнику. Глинобитный двор. Играют дети. Летает огромная бабочка. 

— Мальчишка раздавил ее ногой, она распалась на части. Это была моя первая встреча со смертью. Прекрасное живое существо вдруг сразу стало мертвым. 

Десять лет назад Сати приняла решение приручить свою боль и свой страх, так появилась татуировка на груди.

Шестьдесят — важная для бодипозитивной эпохи дата в жизни любой женщины, но представлять эту веху мы выбрали именно Сати Спивакову. Странно, что не сделали этого раньше, вне связи с ее юбилеем. Ведь истинной героиней «Татлера» Сати была задолго до того, как светский журнал появился в России. Общалась с гениями на расстоянии гораздо более близком, чем вытянутый для совместного селфи айфон. В России она первая socialite глобального уровня, Наташа Водянова и Даша Жукова пришли позже. 

— Это во многом благодаря статусу моего супруга, в Европе он давно был вхож в известные дома. А я неплохо владела иностранными языками и просто была неравнодушна к моде. Не к тряпкам — мода интересовала меня прежде всего как искусство, с первой секунды, как я к ней прикоснулась. Это случилось в 1986-м, когда я попала на выставку Yves Saint Laurent в ЦДХ. Ночью, в шубе из песца на одной пуговице — подарке Володи — прямиком из консерватории.

На концерте мужа Сати приметила в зале высоченного блондина в оранжевом кашемировом шарфе. После он оказался за кулисами, заговорил по-французски. Сати французский знает с детства, так что подхватила разговор. 

— Он пришел к маэстро поздороваться, сказать, что он советник Сен-Лорана и, если маэстро вдруг захочет, готов открыть для него выставку прямо сейчас. Мы очень подружились, благодаря чему великий Сен-Лоран пару раз приглашал меня в ателье, и я видела, как он подкалывает булавками кутюр. С Азеддином Алайей Сати дружила много лет. И с Лагерфельдом тоже. Она настойчиво повторяет, что все благодаря мужу, что ее друзья-дизайнеры по счастливому совпадению были меломанами. Но я видел, как Сати в окружении людей великого таланта включает собственную харизму. Подобное притягивает подобное. 

Продюсер Михаил Друян любит повторять, что искусству рассадки на светском ужине он учился у Спиваковой, которая, в свою очередь, училась ему у легендарной Франсуазы Дюма — директора службы протокола LVMH. Когда в 2004-м Louis Vuitton пришел на российский рынок, Бернар Арно, с которым семью Спиваковых связывает многолетняя дружба, придумал для Сати официальный статус «культурного амбассадора». Дебют Сати в качестве светского антрепренера должен был состояться в 2004-м. Дому Louis Vuitton исполнялось сто пятьдесят лет. Были заказаны сервизы Bernardaud с гравировкой. Ирина Антонова дала добро на ужин в Белом зале ГМИИ в обмен на то, что французы станут спонсорами выставки триптиха «Танец» Матисса. Ужин планировался на 7 сентября, триптих прибыл первого. Дважды прилетал звездный шеф-повар Ален Дюкасс, чтобы выверить по секундомеру, остынет ягненок или не остынет, пока его донесут по лестнице до Белого зала. 

— Первого сентября случился Беслан, третьего мне позвонил Бернар Арно: «Чувствую, у вас в России сейчас не до праздников». — «У нас тут говорят, что все закончится благополучно». — «Нет-нет, сейчас не то время». 

Через час после нашего разговора начался штурм школы. LVMH тогда отменили мероприятие и перечислили средства в помощь жертвам. В 2011-м в ГМИИ была выставка «Dior: Под знаком искусства» — в тот непростой год, когда Гальяно попал в немилость. 

— С Джоном я общалась многие годы. Мне было безумно его жаль. Такой талант — и так слететь с вершины. 

Между этими двумя событиями, когда Сати пришлось проявлять чудеса антикризисного пиара, было очень успешное открытие флагманского бутика Dior в ГУМе (сейчас на его месте трехэтажный Louis Vuitton) в 2006-м. Тогда в Москву приехала Шэрон Стоун. Для оформления ужина в новом московском ресторане «Турандот» был выписан прославленный декоратор Оливье Массар. 

— Андрей Деллос тогда страшно удивлялся: «У меня такой дизайн, зачем все переделывать?» Но когда зал «Турандот» появился на обложке Paris Match, мой друг Деллос сказал, что в этом заведении у меня пожизненная скидка. 

Если для открытия Dior Сати раcтаможивала орхидеи из Голландии, то в 2005-м, когда Louis Vuitton привозил в Москву Марка Джейкобса и Наоми Кэмпбелл, она «перевела» через границу севшего компании на хвост Андре Леона Телли — тогда он был правой рукой Анны Винтур. 

— Наоми летела на частном самолете, Андре решил лететь с ней, не озаботившись получением визы. И очень возмущался, что его не пускают «суки коммунисты». Марк Джейкобс угрожал: «Я отказываюсь от всех мероприятий, пока моих друзей не впустят в Россию». Мне пришлось поднять все свои связи, чтобы сделать Телли визу на два дня. 

После таких рассказов может сложиться впечатление, что Сати дружит со всей Москвой. Но это не совсем так. 

— Как говорит моя ближайшая подруга Марианна Сардарова, «никто мне не друг, никто мне не враг, но каждый человек мне учитель». С годами пришло понимание, что никакая подлость меня удивить уже не может. Вероломство человеческое может быть столь же безграничным, как безграничны человеческая доброта и благородство. Вероломство и благородство — это будто монументальные весы. 

Главный ужин Спиваковых каждый год один и тот же — они с дочками встречают Новый год в парижской квартире. Сати восемь часов маринует утку с медом, апельсинами и брусникой. Плюс ведро оливье, гора блинов, селедка под шубой, три вида баклажанов. 

— Я готовлю так, чтобы 1 января были полноценные «доедалки». 

День рождения случится через неделю после новогодней утки. Гигантского празднования на этот раз не будет — ничего подобного тому, как Спивакова отмечала пятидесятилетие. Тогда друг привез ей в Москву Глорию Гейнор. «Каста Дива» была снята полностью. Платье шил Алайя. Для любимой подруги пела Нани Брегвадзе. А еще, в качестве сюрприза, — Земфира. В этом году Сати с мужем и дочками улетят очень далеко, на Мальдивы, чтобы продолжить тихий и счастливый новогодний family reunion. 

— Главный подарок ко дню рождения — это грядущая весной большая театральная премьера. А лучшая поздравительная открытка — обложка «Татлера», как мне кажется. Моя подруга, великая французская актриса Фанни Ардан, говорит: «Старость все равно придет, но я хочу ее встретить с бокалом вина и на высоких каблуках». Пожалуй, я добавлю, что хочу сделать это в корсете и чулках, сидя на кровати. 

Фото: Ольга Тупоногова-Волкова. Стиль: Евгения Полякова. Прическа: Маргарита Ханукаева. Макияж: Евгения Ленц. Ассистенты фотографа: Дмитрий Назаров, Андрей Харыбин/Bold. Ассистенты стилиста: Карина Хартмане; Сергей Смоляков. Ассистент визажиста: Элина Саркеева. Продюсер: Александра Доля.