Опра Уинфри: легенда о женщине, которая сделала себя сама

В земле обетованной солнце повернуло к закату. Мы идем по улице Аллилуйя смотреть на Апостолов. Такое – не в метафорическом смысле – возможно только дома у Опры. Перевожу: мы с Опрой идем по лабиринту булыжных дорожек, которые она проложила по поместью в районе Санта-Барбары. Свои двадцать шесть гектаров она назвала «Земля обетованная». Мы направляемся в ее любимый уголок – там, под сенью красавца-дуба, стоит кресло для чтения. Всего дубов тут двенадцать – поэтому они Апостолы. Где кончается одна крона и начинается другая, не поймешь: бесконечные ветви дубов сплелись над головой в роскошный навес.

Это место не случайно напоминает мне плантацию где-нибудь в южных штатах. Осенью 1998 года фильм Опры «Возлюбленная» (она там и продюсер, и главная героиня) по святому для американцев роману нобелевского лауреата Тони Моррисон провалился в прокате. Полтергейст в фильме жил рядом с ее тогда еще не проданной фермой около Чикаго, в Индиане, что очень портило амбициозной женщине настроение. Опра решила, что настало время для радикальных перемен, и начала присматривать себе «настоящую южную плантацию».

Ее гуру по фитнесу Боб Грин (который на заре карьеры имел некоторый опыт в сфере спекуляции недвижимостью. – Прим. «Татлера») был отправлен на поиски. И в 2001 году нашел – но не на юге, а в пригороде Лос-Анджелеса. Семнадцать гектаров рая, чудесно расположенного между горами Санта-Инес и Тихим океаном. В прошлом году, после смерти соседа, Опра докупила к ним еще девять гектаров – предложив больше, чем давал нацелившийся на эту землю девелопер. Стройка и садово-парковые работы заняли пять лет – в план входили посадка рощи из вполне уже взрослых дубов и фонтан размером с озеро, бьющий прямо в небеса.

Руководил всем Боб Грин. «Я придумала название «Тара 2», – сообщает мне Опра. – Но однажды мы с Бобом тут прогуливались, и он сказал: «Скарлетт О’Хара была бы счастлива иметь такое. Но Скарлетт жила в других условиях». И продолжил: «Тебе нужно назвать это как-то получше. То, что ты, афроамериканка из штата Миссисипи, всего достигла... Это много значит». Я подхватила: «Да! Это ж мечта!» А он тогда: «Точно! Земля обетованная!» Я ощущаю это каждый день. Я не знаю ни одного другого человека, который мог бы честно, безоговорочно, искренне сказать о себе слово «умиротворение». Я несколько раз пыталась заговорить об этом, но меня не очень хорошо понимают. А я правда не чувствую здесь тревоги.

Ничего, совсем ничего... Ни сожалений, ни страха. Только... абсолютное радостное умиротворение».

У ворот меня встречал очень привлекательный молодой человек на гольф-каре – начальник охраны Опры. Он долго вез меня по булыжникам, пока не показался огромный особняк в неогеоргианском стиле. Мы проезжали мимо его коллег на гольф-карах, мимо стригущих живую изгородь садовников, мимо невозможно ухоженного розария, мимо пруда с утками. Провожатый доставил меня в комнату при кухне, где суетилась армия женщин в форменной одежде. Было время ланча, кто-то предложил мне сэндвич. Сервировка бутерброда впечатляла: винтажное столовое серебро, вода в стакане из муранского стекла, льняная салфетка с ручной вышивкой – монограммой O.

В кухне образовалось какое-то шуршание, и ко мне вошла Опра в халате и тапочках. Фотосъемка с Энни Лейбовиц затянулась, и хозяйку смущало, что я уже тут, а она до сих пор со мной не поздоровалась. Вошла и сказала: «Энни несколько раз повторила: «Надеюсь, я не отнимаю время Джонатана». (Автор этого текста Джонатан ван Метер – золотое перо американской журналистики. – Прим. «Татлера».) На что я ей ответила: «Я не нервничаю из-за Джонатана. Потому что сейчас сконцентрирована только на вас, здесь и сейчас. А когда буду говорить с Джонатаном, то сосредоточусь на нем, а про вас думать не буду». Сообщив мне все это, Опра громко засмеялась и, уходя, добавила: «Я научила себя этой штуке – «здесь и сейчас». Я на тысячу процентов здесь и сейчас».

Но вот съемка наконец закончилась, и меня отвели в чайный домик – романтическое, открытое солнцу каменное со оружение, которое Опра построила с единственной целью: по утрам пить тут чай и читать газету The New York Times. В домике повсюду орхидеи, стеллажи с книгами по садоводству, большие зеленые плетеные диваны и кресла.

Я брал у Опры интервью летом 1998 года. Мы ходили тогда в поход – в районе Теллерайда, штат Колорадо. С ней, ее лучшей подругой и, конечно, любимым тренером Бобом Грином. Опра готовилась к премьере «Возлюбленной» и съемке на обложку Vogue. Ради съемки сидела на диете и тренировалась – чтобы сбросить как минимум десять килограммов. Хайкинг был суров. Еда, приготовленная ее тогдашним поваром Артом Смитом, – спартанской. Я худеть не собирался, но тоже приехал домой без единой складки на животе. Во время похода я спросил, думала ли она когда-нибудь появиться на обложке Vogue. «Мечтать о Vogue? Я черная женщина из Миссисипи... Мне бы никогда такое в голову не пришло. Я всю жизнь пытаюсь похудеть и уж точно никогда не считала себя красивой девочкой. Так с чего бы мне грезить о Vogue? Это же большой красивый дом – я не думала, что меня пригласят к столу».

Тогда Опра еще не была со своими тремя миллиард ми самой богатой афроамериканской женщиной в мире, но уже была богата как Крез. И, кажется, возглавляла несколько рейтингов самых известных в мире людей. Все, к чему она прикасалась, превращалось в золото. Каждая ее книга становилась бестселлером. «Никогда не забуду утро субботы, 17 октября, – среди орхидей Опра описывает мне день после премьеры «Возлюбленной». – Мне повонили со студии и сказали: «Все кончено. «Чаки» тебя побил». А я спросила: «Кто такой Чаки? В каком смысле «все кончено»? Сейчас ведь только утро субботы!» Тогда я еще понятия не имела ни о прогнозах проката, ни о премьерных выходных. Было десять утра, и я сказала Арту: «Хочу на завтрак макароны с сыром». И Опра заливается смехом: «Так началось мое долгое погружение в еду, депрессию и подавление в себе всех чувств».

Съемки, которые, по ее словам, были «самым счастливым временем на этой планете», обернулись ничем. Опра камнем шла ко дну. «Я начала думать, что у меня и вправду депрессия. Потому что это было не просто «я расстроилась». Это было гораздо хуже. Мне казалось, что я словно за глухой шторой. Люди годами описывали мне такое на моем шоу, а я никак не могла себе представить, что это. Какая еще депрессия? Просто нужно взять себя в руки!» Депрессия длилась шесть недель. Потом Уинфри перестала носиться по кинотеатрам, где шла «Возлюбленная», и скупать билеты с целью улучшить показатели проката (а она действительно это делала) и собралась с силами. «Тогда сработала практика «Благодарность», – объясняет мне Опра. – Как можно грустить, если фокусируешься на том, что у тебя есть, а не на том, чего нет? А вообще, это был урок: никогда – никогда больше! – я не буду класть все свои надежды и ожидания в корзину билетной кассы. Делай свою работу, словно это благотворительный взнос, а там будь что будет, будь что будет».

Опра думает, что ее фильм опередил свое время. Что сегодня его восприняли бы совершенно иначе. По телевизору идет сериал Underground. «Когда мне о нем впервые сказали, я отмахнулась: «Никто не станет смотреть сериал про рабство», – Опра закатывает глаза. – А «Двенадцать лет рабства»? Когда этот фильм стал хитом, я ахнула. Вау. Oкей. В культуре что-то сместилось».

Можно спорить, оказалась ли «Возлюбленная» сложновата для зрителя конца девяностых. Одно она продемонстрировала отчетливо: у Опры (которая до того, в 1985 году, уже снималась в экранизации романа Элис Уокер «Цветы лиловые полей») имеется актерский талант. Но до 2013-го, до фильма Ли Дэниелса «Дворецкий», она упорно отказывалась сниматься. В 2013-м момент был не самый удобный – она с большим трудом запускала свой кабельный телеканал OWN. «Я пыталась позаниматься каналом, закончить съемку сцены в фильме, съездить на интервью, вернуться, за два дня отснять еще сцену и снова уехать. И все время думала, что ни одному нормальному актеру такой режим даже в кошмарном сне бы не приснился. Невозможно параллельно управлять телеканалом, вести телеканал и быть этим самым телеканалом.

Что, мало? А тут еще Ли Дэниелс со своим «А теперь хочу, чтоб ты была алкоголичкой! Хочу, чтоб эта женщина была у меня алкоголичкой!». После «Дворецкого» у Опры пошла полоса удачи: через год она спродюсировала фильм Авы Дюверней «Сельма» (и сыграла в нем). Прошлой весной снялась в фильме HBO «Бессмертная жизнь Генриетты Лакс». «Ой, я так за него боялась! Зато теперь рада, что сделала это. Подумала в какой-то момент: ну что такого может случиться? Будут плохие рецензии? Так у нас же есть Трамп – с таким ньюсмейкером про твои рецензии на следующий день никто даже не вспомнит».

Опра вернулась в кино не потому, что там теперь бывают роли для черных женщин в возрасте 60+. Ее, лично ее, просили вернуться. Не то чтобы зрители помнили блестящую игру в фильмах «Возлюбленная» и «Цветы лиловые полей». Им интересна личность. Легенда о женщине, которая сама себя сделала. Уинфри оказала огромное влияние на американскую культуру, не говоря уже о политике. Без ее мощной поддержки в 2007 году Барак Обама мог бы свои первые выборы и не выиграть. Я спрашиваю, нравится ли ей сниматься в кино. Опра берет долгую паузу. «Ну. Я об этом не думаю». Снова длинная пауза. «Но если всплывает то, что способно вытащить меня из этого дома, заставить уехать на какое-то время...»

Ровно это и случилось в 2017 году, когда Дюверней предложила роль в фильме «Излом времени», диснеевской адаптации старого, 1962 года, фэнтези-романа Мадлен Л’Энгл. Дюверней – первая цветная женщина-режиссер, которой доверили фильм с бюджетом больше ста миллионов долларов. Это немного объясняет, почему Опра согласилась сниматься у нее в истории, не имеющей никакого отношения к афроамериканской борьбе за равенство. Часть съемок проходила в Новой Зеландии. Опра там уже была в 2015-м – ей очень понравилось и хотелось повторить. «Говорю вам: если хотите расширить свои представления о планете Земля, обязательно нужно съездить в Новую Зеландию. Люди там на сто процентов здесь и сейчас. Не бродят по улицам, уткнувшись в телефоны. За каждым углом там что-то потрясающее. Озера! Ледники! Орлы! С ума сойти». Я замечаю, что она уже третья, кто на этой неделе хвалит мне Новую Зеландию. Опра реагирует мгновенно: «Вы верите в знаки?» Стоит мне притормозить с ответом, как она начинает кричать: «Неужели я вас ничему не научила? За все эти годы? Конечно же, это знак!»

Было десять утра, и я сказала Арту: «Хочу на завтрак макароны с сыром».

Во время съемок «Возлюбленной» Опре было сорок четыре года. В чайном домике я сижу с женщиной шестидесяти трех лет; 29 января у нее день рождения – как в песне поется, When I’m Sixty Four. Мне очень хочется спросить, что она сейчас знает такого, чего не знала в сорок. Опра надолго задумывается. Потом начинает формулировать: «В сорок ты ввязываешься в историю и как бы понимаешь, чувствуешь происходящее. После пятидесяти это осознание происходит быстрее и захватывает более глубокие слои. Писательница Майя Энджелоу говорила мне: «В пятьдесят ты именно то, чем собиралась стать». Опра смотрит на меня поверх своих интеллектуальных очков – в последнее время она носит именно такие. И продолжает: «Ты становишься тем человеком, которым должна быть». Смех за кадром. «Ну а в шестьдесят у тебя уже нет никаких... черт их возьми... оправданий. И уж тем более в шестьдесят три. И всему этому грузу, который давил меня в физическом, духовном, эмоциональном плане, – ему тоже никаких оправданий».

Брать интервью у тех, кто зарабатывает на жизнь интервью, – суровое испытание. Они чувствуют, к чему ты клонишь. Невозможно отделаться от ощущения, что тебя взвешивают и оценивают. Но Опра не такая. Если уж она согласилась, если пришла – дело сделано. Обязательно случится поток энергии, впадающий в море доверия. Причем доверие возникает сразу, с первой же секунды. По ее собственным подсчетам, за двадцать пять лет существования «Шоу Опры Уинфри» (программа снималась в Чикаго, и последний эфир прошел в 2011 году) Опра взяла интервью у тридцати семи тысяч человек.

Я спрашиваю, можно ли сделать из всех этих разговоров один-единственный вывод. Она отвечает: «Конечно! Нет человека среди живых, которому не хотелось бы – в разговоре, в общении – чувствовать, что он что-то значит. Ты сможешь разговорить собеседника на любую тему, если сумеешь понять, чего он хочет. А хочет он, чтобы его услышали. Хочет знать, что его слова имеют для тебя значение. Большинству людей за всю их жизнь ни разу не попадется тот, кому правда интересен их ответ на вопросы «Как дела? Вы не могли бы рассказать о себе?». Знаете, что в шоу было прекрасно? Каким бы словом это назвать... «Утешение»? То, что каждый день люди наряжались на шоу «Опра» так, словно шли в церковь. Иногда я кому-нибудьговорила: «О, какое на вас красивое зеленое платье!» И женщина мне отвечала: «Я надела его для вас! Я знала, что вы меня заметите!» Людям хочется, чтобы их увидели. Хочется что-то значить».

С последнего выпуска «Шоу Опры Уинфри» прошло шесть лет. Хотя, по словам Опры, ей недостает аудитории, «контакта с ней и обмена эмоциями», она не скучает по Чикаго и каторжной работе в дневном эфире. Его рейтинг ни одно другое ток-шоу с тех пор так и не побило. Но где-то в 2006 году Опра серьезно задумалась. «О чем? О времени, в которое мы живем. Где мы? Что мы? Смогу ли я сделать цифровой бизнес? Люди тогда начали приходить к мысли, что лучше бы им смотреть передачу когда удобно, а усаживаться ровно в четыре перед телевизором уже совершенно необязательно. Я чувствовала: что-то происходит с аудиторией. Ее поведение менялось, весь медиамир менялся. Несколько лет назад я написала у себя в журнале (журнал Опры Уинфри называется «O». – Прим. «Татлера»): «Уйду с ринга до того, как превращусь в безмозглую развалину». Совсем не хотелось, чтобы за спиной шептались: «Ей еще три года назад надо было прикрыть свое шоу».

Однажды вечером ей был дан знак. В Лондоне, в гостиничном сюите, лежал номер журнала Vanity Fair. «Я начала читать потрясающую статью про Майкла Джексона. Цитировали кого-то из друзей: «Его главной проблемой было то, что он так и не осознал, что альбом Thriller был феноменом. И всю оставшуюся жизнь из сил выбивался, чтобы повторить». Правда, когда альбом Bad продался в количестве всего двадцать миллионов дисков – всего двадцать миллионов! – Джексон расстроился, потому что у Thriller продажи были лучше. Он надеялся, что доберется до того же уровня. И меня осенило: вот! учти! Я испугалась, что превращусь в человека, пытающегося повторить феномен. А «Шоу Опры» было именно им. Все нужные элементы сошлись в нужный момент. Феномены не повторяются. Меня спрашивали: «Кто станет следующей Опрой?» Ответ был таким: «Следующей не будет».

Она любит говорить о «намерениях». Чего ты надеешься достичь? Почему мы оказались там, где мы есть? Я не удержался – спрашиваю, каково было ее «намерение» в 2011 году, когда она запускала кабельный канал OWN. В ответ получаю удвоенную порцию смеха: «Ох, у меня в голове был бардак. Я думала сделать программу вроде «Время для души» – только на целый день. Мне казалось, что люди... – и опять громкий смех. – Я собиралась запустить духовный, пробуждающий сознание канал! И очень скоро поняла: это никому не нужно. Мне говорили: будем слушать тебя по воскресеньям, на большее не надейся. Я планировала стать телеповаром Энтони Бурденом, но только в области духовности. Хотела ездить из страны в страну, брать интервью в лесной глуши, в эскимосских иглу, высоко в горах по всему свету, чтобы нести оттуда образцы духовной просветленности, – и Опра уперлась в меня взглядом. – Господи, знать бы мне! Америка не готова к такому пробуждению. Вот что я поняла – им нужна... как это назвать? Телезакусь. Им нужно просветление, которое можно есть на ходу. То, что быстро переваривается, легко усваивается. Развлекательный формат. Это зрители примут».

Дебютировал канал так себе, потом последовало партнерство с суперпродюсером и вообще всем на свете Тайлером Перри. Затем пришло принятие того факта, что реалити-шоу и сериалы – неизбежное зло для тех, кто вещает двадцать четыре часа в сутки. «Правда в том, – говорит Опра, – что дела у нас сейчас идут лучше некуда. Нам удалось привлечь аудиторию Тайлера. Сейчас я перехожу к премиальному сторителлингу – формату, о котором давно мечтала». В июле Перри объявил, что в 2019 году, когда его контракт с OWN закончится, он покинет телеканал. Но Опра уже начала сотрудничество с авторами ситкома «Подруги» и сериала «Быть Мэри Джейн». И заключила новую сделку c режиссером Дюверней: они вместе будут снимать сериалы «Королева сахара» о Новом Орлеане и «Гринлиф» – о новом, очень странном направлении в американской религии – мегацеркви. «И я только что встречалась со сценаристами фильма «Лунный свет». Нервный момент – я формирую свою сериальную команду. Собираю великих продюсеров, великих писателей. Через сериалы я теперь буду повторять все, о чем шла речь на Oprah Show. Мне нужно собрать эту энергию... все несчастья из тысяч и тысяч разговоров и превратить их в длинные, хорошо снятые истории про людей».

В сентябре 2017-го Опра впервые после закрытия шоу вышла в эфир – она теперь специальный гость в «60 минутах», главном общественно-политическом телешоу Америки. Зачем вернулась? Потому что президентом выбрали Дональда Трампа. Через две недели после его победы редакция журнала «O» собрала за круглым столом голосовавших за Трампа и за Клинтон – чтобы они вслух поругались. Опра говорит, что приглашенные не хотели садиться с врагами за один стол: «Одна заявила, что никогда еще близко не подходила к стороннице Трампа. А я ей: «Ну, может, и подходила, просто у нее на лбу не было это написано». Где-то через час Опра заметила, что ярость ослабевает. «Если дирижировать разговором – так, чтобы люди рассказывали свои истории, не вдаваясь в политику, они начнут друг друга слышать. Притом что бэкграунды у всех разные. Через два с половиной часа они бы у меня хором запели Kumbaya – если б я захотела, конечно, – и Опра опять демонически смеется. – Не, ну правда. А теперь, дети, возьмитесь за руки...»

По иронии судьбы, сей душевнейший момент никто не снимал на камеру. Опра подумала: жалко, вдруг это именно то, чего Америке сейчас не хватает. Несколько лет назад исполнительный продюсер «60 минут» Джеффри Фэйджер уже предлагал Опре сотрудничество. «Но у меня было так много дел с OWN, что я тогда даже думать не стала. А потом об этом завел речь президент CBS, ну и вот. Я стою в центре страны – пытаюсь соединить два ее крыла».

Фэйджер не позволил Опре брать ее фирменные большие интервью: «Нет! Мы в себе подавили это желание. У нас другая задача – преодолеть разделение Америки на два лагеря, найти причины. Это величайшая ошибка нашего поколения – что мы допустили такое ожесточение в обществе. Опра может сократить дистанцию, чтобы мы опять смогли друг с другом разговаривать. Ей есть что предложить. И мне кажется, Опру немного расстраивало, что предложить было некому. А мы предоставляем ей площадку».

Солнце садится над Тихим океаном, наша с Опрой беседа идет к концу. Я спрашиваю, что она поняла про женщин – благодаря тому, что сделала сознательный выбор не выходить замуж. «Живите своей жизнью – на своих условиях», – как видите, я не застал ее этим вопросом врасплох. А потом повторяет то, что уже говорила мне девятнадцать лет назад: что вопрос о браке между ней и Стедманом Грэхемом никогда даже не возникал. «Никто не верит, но это правда. Я единственный раз спросила Стедмана: «А что, если бы мы поженились?» Он ответил: «Мы не были бы вместе». Правда, мы не смогли бы – потому что брак требует другого образа жизни. Его понимание слова «муж» и мое понимание слова «жена» очень традиционны. Я бы в такие рамки не смогла вписаться».

Возвращаясь к дому, мы проходим мимо скульптуры Генри Мура – лежащей женщины. «Я зову ее Паулина, потому что она похожа на мою чикагскую домработницу», – говорит Опра. Она хочет показать мне «не самую-самую известную картину в доме, а самую любимую». В гостиной висит жанровое полотно: на аукционе рабов мать и дочь, через минуту их разлучат навеки. Называется «В ожидании покупателя», картину написал бруклинский художник Гарри Роузленд, скончавшийся в 1950 году. Потом Опра ведет меня через длинный коридор, где висят рисунки Нельсона Манделы. Поясняет: «Он мне их сам отдал». В кабинете подводит меня к шкафу, где все книги в одинаковых суперобложках. «Вот награда за все, что я в жизни сдела ла, – полная коллекция первых изданий книг, получивших Пулитцеровскую премию. Начиная с самой первой». Опра берет с полки том, открывает. «Гроздья гнева». «Да ну!» – она так изумлена, словно у нее в руках скрижаль из ковчега Завета. И последняя достопримечательность: на стене у двери – древний клочок бумаги в красивой рамке. «Во время съемок «Возлюбленной» он висел у меня в трейлере. Здесь написаны имена рабов – их возраст, их стоимость».

Перед долгой дорогой в Лос-Анджелес я хочу посетить один из многочисленных туалетов в доме Опры. Нажимая на ручку двери, спрашиваю у хозяйки: «Помните, в вашем доме в Теллерайде вы показывали мне ванну, сделанную по форме вашего тела?» – «Ага. У меня и сейчас чудесная ванна. Я по ваннам спец. Потратила кучу времени, чтобы найти лучшее из того, что женщина может купить себе за деньги. Кстати, Стедман той ванной без разрешения никогда не пользовался. Он спрашивал: «Можно мне в твою ванну?» А я отвечала: «Мммм... Oкей». – «Почему вы так зациклены наваннах?» – «Почему?! Я вам скажу. Честно, – голос опускается до самого низкого регистра. (В своем шоу она пускала его в ход, когда хотела показать, что сейчас с трудом произнесет нечто предельно откровенное). – Это из-за того, что я росла с отцом, в доме площадью около ста квадратных метров – нас там было много, и на всех была одна ванна. И когда потом я приезжала домой, повидав в отелях ванны гораздо лучше, и видела эту крошечную, cо ржавыми потеками вокруг слива, которые уже никаким «Кометом» невозможно отмыть (а мыть ее было моей постоянной обязанностью), я поклялась, что если у меня будет свое жилье, там обязательно будет моя собственная прекрасная ванна!»

А потом вдруг говорит: «В какой-то момент я завела дома одиннадцать собак. Потому что отец не позволил мне оставить одну-единственную, которую я привезла из Милуоки. Я подросток, скрываю беременность, все кошмарно. (Опра родила в четырнадцать лет, ребенок вскоре умер, и других детей у нее не было. – Прим. «Татлера».) А тут еще отец говорит: «Чтоб этой собаки в моем доме не было». Пришлось ей жить на улице, она запаршивела, и все такое... Так что я дала себе слово: если... когда- нибудь... у меня... появятся хоть какие-то деньги, я заведу столько собак, сколько захочу. Один из лучших моментов моей жизни – это когда отец приехал ко мне в Индиану, а там везде собаки! Он говорит: «В этом доме сесть некуда! Кругом эти собаки!» А я ему: «Вот так. Это их дом. Так что спрашивай собак, можно ли тебе сесть». Такая у меня гиперкомпенсация».

Фото: ANNIE LEIBOVITZ. REX FEATURES/FOTODOM; SPLASH NEWS/GETTYIMAGES.RU; LEGION-MEDIA. СТИЛЬ: PHYLLIS POSNICK. ПРИЧЕСК А: NICOLE MANGRUM. МАКИЯЖ: DERRICK RUTLEDGE. СЕТ-ДИЗАЙН: MARY HOWARD