– Простите, что беспокоим перед новогодними праздниками. Мы могли бы записать небольшой сюжет для нашего канала, как выбирать подарки? Не обязательно новогодние. Просто расскажите что-нибудь интересное. Что пожелаете.
– Не знаю, насколько это будет вашему каналу интересно, но одна история у меня точно есть. Приезжайте завтра в три.
...Количество «роллс-ройсов», «бентли» и нищебродных «майбахов» зашкаливало. Охранники и водители с опаской посматривали друг на друга, хорошо помня истории московских перестрелок между обслуживающим персоналом с последующими вынужденными «стрелками» между хозяевами. Автомобиль затормозил около красной дорожки, затем расторопный Игорь (лучший водитель Москвы), вынув из багажника увесистую картонную коробку в бежево-голубых тонах, туго перевязанную широкой шелковой лентой, подал ее мне, осматриваясь по сторонам. В глазах ясно читалось: «Сейчас всех разгоню и встану поблизости».
Подхватив коробку двумя руками, я двинулся к входу.
Это был один из самых захватывающих дней рождения, на которых я побывал в жизни. После звенящей арки, реагирующей на весь металл, включая золотые зубы и железные нервы, гостей встречали вышколенные молодые люди и сообщали входящим порядок и план вечера: сначала поздравление юбиляра, подарки можно сразу оставить на столах справа, а можно вручить во время поздравления. Там шампанское и легкие закуски, туалет вниз и налево. Ужин с рассадкой часа через два – два с половиной. Так как приглашенных всего около восьмисот самых близких плюс еще непонятные сопровождающие, то лучше чего-нибудь слямзить: попасть в зал с ужином не по расписанию. Видите очередь? Это те, кто хочет лично пожать руку и поздравить. Вариантов два: потусоваться часок-полтора, пока очередь стихнет, если стихнет, или, встав в очередь, тусоваться потом. Хорошего вечера. Спасибо. Пожалуйста.
Оглянувшись, я с удивлением обнаружил в нескольких шагах от меня большие красные уши, растущие из лысоватой головы наподобие ручек у сахарницы фирмы Гарднера. Уши жили своей жизнью, частично закрывая вид на живую и улыбающуюся очередь к юбиляру.
– Привет, хений адвокатуры, – услышал я знакомый одесский акцент, который за пятьдесят лет вынужденной эмиграции выветрить так и не получилось.
Анатолий Кацман, герой своего времени, был одним из старейших аферистов-неудачников немецкой волны, переехавших из бывшего СССР в оккупированный ими Берлин. Я познакомился с Толиком в глубоком детстве, когда на лето отправлялся провести школьные каникулы у родственников в солнечной Одессе. Моя мама называла его «еврей-тысячник». И в этом определении была вся суть Анатолия Кацмана: «Один еврей-идиот на тысячу умных».
– Какими судьбами? Только не говори, что тебя сюда пригласил сам...
– Я шо, на себя уже обиделся? Я тут шел рядом мимо на встречу. Смотрю – приличные люди, потенциальные клиенты на скупить у меня шедевры антиквариата. Дай, думаю, попытаю счастья, и придуркам на входе назвал твою фамилию. Так оно и прокатило. А они такие: «Конечно, конечно. Проходите, пожалуйста. Только Александра Андреевича еще нет». А шо уже ты так судорожно держишь эту коробку? И вообще, где мы? А зачем мы?