1996 год. Мне 15 лет. Как раз в этом возрасте мы обычно чувствуем себя невероятно свободными и крутыми. Я и мои друзья относились к тем счастливчикам, которым жизнь еще не устраивала проверки на прочность. Мы были веселы и беспечны, нам все давалось легко. У нас была глупая уверенность, что все под контролем, а настоящие проблемы случаются где-то очень далеко, в новостях телевизора, и к нам они никогда не будут иметь отношения. И как раз в 15 лет судьба решила мне дать испытание. Но такое, чтобы оно не коснулось лично меня. Чтобы просто меня встряхнуть и сбить мою дурацкую самоуверенность. Но по порядку.
Лестничная площадка в доме, где мы тогда жили, — это наша страна в миниатюре. Квартира моей семьи — люди культуры и бизнеса. Квартира рядом — семья инженера. Затем семья военных, они там не жили почти, а квартиру сдавали. И еще две квартиры. В обеих жили одинокие пожилые женщины. Одна из них, Анна Сергеевна, была дочерью «врагов народа». Мы все знали об этом, хоть не знали подробностей о том, кем были ее родители и какой приговор им вынесли в 1937-м. Но к 15 годам я уже прочла «Архипелаг ГУЛАГ», видела фильм «Хрусталёв, машину!». Да, это было адом, но очень далеким от меня, все-таки я по наивности воспринимала тот же «Архипелаг» больше как литературу, а не свидетельство нашей страшной истории. Но что же Анна Сергеевна? Она ни с кем не разговаривала, только здоровалась, жила совершенно одна, выходила гулять, никогда не смотрела прямо в лицо, опускала глаза. Сталкиваясь с ней в лифте, я все время чувствовала себя неловко, хотя моей вины не было. Да, иногда я задумывалась — какая жизнь у нее была, почему она молчалива, как вообще живет? Но в 15 лет эти мысли хочется быстрей отогнать, что я и делала.
И, наконец, соседка рядом. Стукачка. Про нее мы тоже все знали: с юных лет она стучала на всех — на однокурсников, на коллег, на соседей по дому, на продавцов в магазинах — в общем, всех, кто оказывался в поле её зрения. Это было ее «профессией», а чем на самом деле она занималась — не важно. Как и ее имя. Просто стукачка. Рассказывали, что когда в начале девяностых она ушла на пенсию, то учреждение, где она работала, гуляло три дня.
Каждую неделю, надевая парадные клипсы, она шла в милицию и писала очередную жалобу. Милиция была обязана приехать и разобраться. Приезжали они для проформы, с брезгливыми лицами: они хорошо знали, с кем имеют дело. Её ненавидели все, даже крепких «ментов» она ухитрялась довести до бешенства. В отличие от Анны Сергеевны, эта держалась очень уверенно, вызывающе смотрела на всех и обладала лошадиным здоровьем.
Как-то на нашу площадку заехали новые жильцы — в ту самую квартиру военных. Заехали ребята, скажем так, криминального толка. Одного я запомнила очень хорошо. Утром мы столкнулись у лифта. Серые глаза, чёрная кожанка, ладони в татуировках. Он широко улыбнулся золотыми зубами:
— Привет! В школу идёшь?
— Да, – ответила я дрожащим голосом.
— Это правильно, учеба – дело хорошее! Ты дурака не валяй, учись! Меня Коля зовут, если что.
Парень, лишённый возможности получить хоть какое-то образование, как это часто бывает, хорошо понимал его ценность.
Потом я столкнулась с ним, возвращаясь из школы.
— Что проходили? — очень учтиво спросил Коля.
— Про Екатерину, Екатерину Великую… — ответила я. Мой голос снова дрожал.
— Понятно. Слышал, крутая тетка была….
— Да, крутая.. — пролепетала я.
— И вот что — поздно одна не ходи, если что —встретим, а то черт знает кто шляется. Поняла?
— Да, спасибо…
Эти мрачные парни соблюдали золотое правило — не гадить там, где живешь. Они были любезны со всеми, помогали мамам поднять коляски по лестнице, общались с бабушками у подъезда и соглашались с ними во всем, гоняли из подъездов шпану.
Как-то наша стукачка позвонила им в дверь, с криками, что они мешают ей спать, что они незаконно открыли зубную клинику и мешают ей своим сверлением спать. Коля молча выслушал её визги, тихо сказал:
— Ещё раз тут будешь орать, я тебя убью, ясно?..
— Ясно! — ответила стукачка и больше к этим парням не совалась.
Такие люди очень хорошо понимают, кто просто грозит, а кто действительно сделает. В тот день все жильцы тайно восхищались полубандитом Колей и готовы были нести ему пирожки и коньяк.
Но стукачка, конечно, не успокоилась. Такие неизлечимы. Она придумала новый маневр. Спустя несколько месяцев она решила написать «коллективную жалобу» на этих ребят, ей нужны были подписи всех соседей. И первой она позвонила в дверь Анне Сергеевне.
Мы все вышли из квартир, потому что услышали крик:
– Я не буду ничего подписывать, я не буду! Уходите отсюда! — бедная женщина буквально срывала голос.
Стукачка выругалась и обратилась к нам:
– Так, ну вы давайте, подписывайте!
Все молча закрыли перед ней двери.
Следующий день я помню очень хорошо. Я вышла из квартиры и услышала, как около лифтов Коля кричит, что срочно надо врача.
Парень нёс бедную женщину на руках, сказал мне быстро:
— Помоги ее квартиру открыть и "скорую" вызови!
— Что с ней?
— Не знаю, в лифте нашёл, она без сознания.
Вышли и все остальные, кроме стукачки. Мы наши ключ в сумке Анны Сергеевны, открыли дверь квартиры. Вошли. Коля положил ее на старый диван. Мы осмотрелись, никто из нас тут до этого не был.
Шторы наглухо закрыты, грязь, драные обои и груда вещей посередине. Сверху этой груды стояла фотография семьи. Красивая пара и двое детей — девочка и мальчик. Родители этой несчастной женщины, которые погибли в лагерях, ее старший брат, о судьбе которого ничего неизвестно.
Мы заплакали. Коля скрипнул зубами и отвернулся. Он дождался с нами "скорой", стараясь не смотреть на фотографию. Могучий пацан в татухах, у которого под курткой всегда угадывался ствол, — он все понял мгновенно, и для него это было потрясением. Когда приехали врачи, он молча пошёл к себе. Но вдруг остановился напротив двери квартиры стукачки. Ударил изо всей силы по ней кулаком:
— Сука!
Эхо разнеслось по подъезду.
"Скорая", к сожалению, уже не смогла ничего сделать. Сердце у несчастной Анны Сергеевны было очень плохое, и ее добила стукачка, которая требовала подписать донос. Кошмар, который преследовал Анну Сергеевну всю жизнь, когда она, семилетняя девчонка, осталась внезапно одна из-за доноса на ее родителей, — этот кошмар спустя много лет вдруг явился к ней в квартиру.
Прошло много лет после этой истории. Что стало с этими ребятами, с Колей — не знаю. Стукачка прожила еще долго, почему-то таким обычно даруют долгую жизнь. Может, чтобы был шанс покаяться? Но они же никогда этого не делают. Никакого покаяния. Они уверены до смерти, что жили и действовали правильно. Это очень страшные люди. Которых на самом деле меньше не стало. У них всегда наготове чистый лист для доноса, они уже занесли руку над ним.
Я ненавижу и очень боюсь стукачей.
Фото: Архив пресс-службы