Многим он казался сделанным из мрамора, как римские статуи. Но я хорошо знал и его, и его жену, и поэтому представлял его скорее фаянсовым, как унитаз в нашем институте. Он был старше меня на два курса и учился на заочном. В свободное от спекуляции время Миша работал третьим режиссером во Втором творческом объединении «Мосфильма». То есть он не только порол ерунду с утра до вечера, он еще ее снимал. В то лето начала семидесятых бизнес по скупке долларов, франков, марок и прочих итальянских лир на центральных улицах Москвы шел довольно успешно. Однако к такому удару судьбы в область незащищенных гениталий Михаил был абсолютно не готов.
Итак, в июне на Стриту – как тогда называли улицу Горького, ныне Тверскую, – высадился десант шведов. Одного звали Свен, другого Ян. Шведы бодро говорили по-английски и даже улавливали русский (язык врагов учат в армии), заигрывали с девушками, фланирующими у кафе «Московское», и вскоре местной фарце стало понятно, что Тре-Крунурам нужна крупная сумма рублей в обмен на доллары. От ревности и недоступности этой лакомой операции спекулянты напрягались.
Дело в том, что такой суммы для немедленного расчета с собой ни у кого не оказалось. Один лишь мудряшка (не от слова «мудрый») Мойшеле якобы обладал искомой величиной в наличии. Коллеги вытолкнули Мишу на сближение с фирмой. Наступала развязка.
Шведы достали огромную (по тем временам) пачку денег. Миша – небольшую сумку с рублями и открыл ее для демонстрации шведам. Шведы заглянули внутрь, и ходячий валютообменник немедленно получил прямой в голову с дальнейшей серией ударов по печени и почкам. Мойшеле был мальчик мужественный и обоссался от страха, не снимая штанов, чтоб не показать врагам ужаса на своем неарийском лице.
Что же произошло? Шведы Свен и Ян выглядели как шведы, но были эстонскими залетными кидалами из Таллина. Тщательно собранная аккуратная «кукла» из долларов тянула на сто тысяч рублей. Миша, который до тысячных высот еще никогда не поднимался, встал на тропу бизнеса с заднего прохода в кафе «Московское». В спортивной сумке «Аэрофлот» лежали тысячи рублей в банкнотах, вышедших из употребления в 1961 году при деноминации: большие такие бумажки с портретом Ильича, на фиг в описываемом году никому не нужные. Спалившиеся шведские эстонцы, обидевшись, что за их красивую «куклу» какой-то гад решил двинуть фуфло, били Михаила очень умело, но слишком долго и без фантазии. Через пять минут местные менты сгребли всех: пострадавшего, «шведов», «куклу» имени столицы США города Вашингтона, сумку с Ильичами, два режиссерских сломанных ребра, кровоточащий нос и, конечно, обоссанные джинсы Levi’s.
Миша позвонил мне из милиции и попросил помочь чем и как можно, а пока он где-нибудь посидит до суда, хотя ему это явно не нравилось. Я связался по междугородней с телеграфа с одесским дядей Фимой, который мог все, и объяснил ему, шифруясь от КГБ, что мой приятель попал в историю, при которой в настоящий момент он «не стоит и не лежит, а как-то находится посередине этих процессов»... Одесский родственник на то и родственник, чтобы понимать с полуслова любимого племянника. Дядя Фима перезвонил мне на следующее утро и, поддержав свое реноме все умейки, продиктовал телефон некоей Ларисы. Лариса была плохим адвокатом, но время от времени жила с заместителем генпрокурора, которому, видно, сильно нравилась. По крайней мере больше, чем законно обретенная на освоении целины в конце пятидесятых жена. По фильмам я знал, что на целине были трудные и голодные комсомольские будни...