Удивительная жизнь Джеймса Миддлтона, брата Кейт и Пиппы

Велосипед Джеймса Миддлтона стоит около симпатично оштукатуренного таунхауса в Баттерси. Это именно тот электрический Babboe Cargo Bike, на котором весь Лондон фотографирует его – бородатого и красивого, с черными спаниелями, которые, как поющая семья в «Звуках музыки», сидят спереди в деревянном ящике, и их уши полощутся на ветру. Спаниелей четыре – Элла, Зулу, Инка, Луна. Плюс один золотистый ретривер Мейбл.

Жилье рядом с лендмарком всего модного в Лондоне – электростанцией Баттерси – Джеймс купил совсем недавно, чтобы хоть на другой берег реки, но сбежать из Челси. Незнакомые люди уже пишут ему на велоящике сообщения: «Если планируете завести щенков, с удовольствием возьмем одного. Его ждет любящий дом по адресу...» Щенки время от времени заводятся, одного из них – Лупо – Джеймс подарил сестре и ее мужу, герцогине и герцогу Кембриджским. А в июне велоящик угнали. Миддлтон сделал жалобный пост, велосипед искали всем инстаграмом и за четыре дня нашли – перекрашенный, но живой.

Джеймс открывает мне дверь, аккуратно отодвигает в сторону посылку, адресованную его невесте (в октябре о помолвке объявлено официально) Ализи Тевене, и только после этого дарит мне улыбку. Для тридцатидвух­летнего парня со спаниелями Миддл­тон слишком возбужден. Нет, он мил и гостеприимен, но телефон звонит безостановочно, а Джеймс только что бегал в парке Баттерси с собаками и не успел отдышаться. Извинившись оча­ровательно, как умеют англичане, он сбежал от меня в душ. Жду в гости­ной – она выглядит необжитой, слиш­ком новой, но уже, бесспорно, привлекательной, залитой светом из высоких и широких окон. Стены белые, полы из паркетной доски, в шкафах хоро­шие фужеры, под обеденный стол постелен грамотно состарившийся ковер. Есть несколько семейных фотографий, на одной из них Кейт Миддлтон.

Наконец возвращается Джеймс, в джинсах и на две пуговицы расстег­нутой бирюзовой рубашке, предлагает чай и извиняется за беспорядок. Объяс­няет, что все еще распаковывается. «К тому же, – он вдруг перескакивает, потеряв в поисках чайных пакетиков ход мысли, – скоро приезжают роди­тели Ализи». Миддлтон женится на по­трясающей девушке – француженке, финансовом аналитике тридцати двух лет от роду, но с внешностью непослуш­ного ребенка. И волосами цвета солн­ца. Джеймс познакомился с ней в про­шлом году в баре, после того как рас­стался с певицей, актрисой и телеведу­щей Донной Эйр. В мае на свадьбу леди Габриэллы Виндзор Ализи надела пла­тье H&M в турецких огурцах за пятьдесят фунтов, и его немедленно сме­ли с полок.

В жизни Джеймса есть проб­лема. С двадцати трех лет, с того момента, как Кейт вы­шла за принца Уильяма, каж­дый шаг ее младшего брата стал всем интересен. The Independent пишет о его бороде как о новом этапе эволюции. Mail on Sunday сообщает, что он пыта­ется заработать на Арчи, сыне Гарри и Меган. Копаются в его бизнесе, уми­ляются фото Миддлтонов и родствен­ников Пиппы – Мэттьюсов – в Eden Rock на Сен­Барте. Mail Online глумят­ся, публикуя сообщение, что он водит экскурсии по Глен­Аффрик, шотланд­скому замку мужа Пиппы Джеймса Мэттьюса. Миддлтон все глотал молча.

Пока в прошлом январе сам не на­писал в Daily Mail, что лечится от кли­нической депрессии. Что был на грани срыва, спрятался ото всех, кого любит, бросил работу и подвергся интенсив­ной терапии, во время которой у него заодно нашли синдром дефицита вни­мания (СДВ). Семья умоляла его не пи­сать. «Они нервничали. Волновались, что я разоткровенничаюсь на очень приватную тему».

В этой семье принято беречь друг друга. Джеймс такой же. Вежливо уворачивается от любых вопросов о Миддлтонах или Виндзорах: «У меня другая жизнь. Интересуетесь мною – пожалуйста. Интересуетесь мною в связи с ними – это меняет дело».

Миддлтоны служат примером успе­ха среднего (ну ладно, выше среднего) класса из самой середины страны. Стоимость Party Pieces, бизнеса Кэрол и Майкла, сейчас около тридцати мил­лионов фунтов. Всех троих детей они учили в бординге Marlborough. Умницы Кейт и Пиппа играли там в хоккей на траве, с ними понятно. И был Джеймс, энергичный и нахальный, который «каждому объяснял, что ему жизненно необходимо делать нечто совершенно противоположное тому, что велят». Это забавно, но не очень. Он рассказал, как читал в классе вслух: «Всем, кроме ме­ня, было дико весело – я ни одно слово не мог произнести правильно». Весело?

Но Джеймс тогда и не думал замы­каться. Он мне объяснил: «Я не боялся быть собой и делать что хочу. Думаю, это позднее тревога и депрессия заста­вили меня съежиться, отойти от сво­ей настоящей личности». Поэтому он и написал статью. «Чувство принад­лежности самому себе. Я хотел взять под контроль штуку, которая так дол­го контролировала меня». Еще Джеймс говорит, что с ним cрезонировала кам­пания Кейт и Уильяма Heads Together, привлекающая внимание к проблеме психического здоровья. Получилось так, что Джеймс взял под контроль не только свою проблему, но и прессу – на этот раз он вызвал очень позитив­ную реакцию общественности. «Утром это было в новостях – к концу дня ста­ло новостью», – Джеймсу приятно. Ему написали тысячи людей. Его звали в утренние телешоу, на обложки. «Но мне больше ничего не хотелось делать». Единственное, Джеймс открыл свой профиль в инстаграме. «Чтобы не пря­таться. Я дал возможность меня крити­ковать». Критики не было, зато резко вырос фолловинг – за ночь с четырех до ста тридцати тысяч. С комментария­ми «Женись на мне!» Джеймс улыбает­ся: «Это было страшно».

Передо мной рефлексирующий че­ловек, который нежданно попал под шквальный огонь. Беседа у нас – не­ понятно о чем и идет запутанным пу­тем. Отчасти из­-за дислексии Джейм­са, отчасти из­-за СДВ. Он необычно строит фразу: разговор прыгает то на три ступеньки вперед, то на три назад. Часто ссылается на аналогии, чувствуя необходимость объяснить свои чув­ства. Мысли передает с помощью обра­зов. Например, сказал, что в Мальборо чувствовал себя «квадратным шилом»: «А общество ждет, что ты проделаешь им круглую дырку. И ты бьешь себя по граням, чтобы скруглить их. Общест­во хочет одного – сточить твои углы». Английская поговорка про квадратное шило стара как мир, мало кому прихо­дит в голову так сложно разворачивать эту метафору.

Когда Джеймс годы спустя записал­ся к психотерапевту, он точно знал, что с ним не так. И с нетерпением ждал ис­целения. Очень удивился, когда доктор дал ему книжку о синдроме дефицита внимания. «Он сказал: «Выделите мар­кером слова, которые о вас». Я выделил там все чертовы слова. Это была, на­верное, первая книга, которую я закон­чил, потому что это было как читать собственную историю жизни. И я де­лал выводы. Мой уровень эмпатии не­ много выше нормы. Я понимаю чужую точку зрения, но моя аргументация не структурирована – я, возможно, прав, но не могу объясниться».

Джеймс говорит, что всегда интере­совался, как устроены вещи. Он развлекается тем, что покупает и чинит старые тракторы и машины. Ку­пил на eBay деревянную парусную лод­ку 1938 года, которая «с трудом держит­ся на воде», загнал на склад в Беркшире и потихоньку реставрирует. По этой же причине ему нравится начинать биз­несы – новый будет на тему его спание­лей. «Рано пока говорить, но там все про собачью еду и собачий образ жизни». Критики с удовольствием напоминают, что у Джеймса за плечами много неу­дачных стартапов. Три, если точно. «Ох, и вот я затеял четвертый», – Миддлтон артистично вздыхает.

В девятнадцать, с первого курса Эдинбургского университета, где он изучал менеджмент природных ресур­сов, Джеймс ушел, чтобы печь тор­ты. Рассудил, что, пока друзья тусу­ются и прогуливают лекции, он будет зарабатывать. Завел черного спание­ля Эллу, полагая, что ответственность даст ему стержень в жизни. Так и вер­нулся в родительский дом: вылетевший из университета, со щенком на руках. На звонок в дверь ему вместо «здрась­те» сказали: «Боже, что ты наделал?»

В первый день работы кондитерско­го цеха Элла была с ним. И с тех пор сопровождала во всех взлетах и паде­ниях. Даже на терапии клала голову хозяину на колено.

Миддлтон говорит, что у его депрессии «не было никакой причины». Хотя... «Соединенное Королевство – потрясающее место для бизнеса, но неудача здесь стоит дороже. Когда объявляешь: «Я планирую новый биз­нес», отвечают: «Это так замечатель­но». Когда говоришь, что пытался, но не получилось, заявляют: «Неудачник!» А если ты человек известный, все еще хуже. «Неожиданно меня стали очень публично обсуждать – успешный я или неудачник. Это давит. Я слышу в этом неуважение к моей семье и тому, что с нами случилось». (Джеймс имеет в виду свадьбу Кейт и ее последствия.) «Меня судят и не дают права голоса. Не позволяют даже сказать: «Помол­чите секунду». У них редактор свет­ской хроники пишет статью о моем бизнесе. Увидел что­-то на сайте Регистрационной палаты, но плохо сосчитал. Как в такой ситуации постоять за себя? Но мне уже все равно. Я не злюсь. Лю­ди, чье мнение мне небезразлично, зна­ют, кто я, журналисты их точку зрения не поменяют».

Джеймс сказал мне, что закрыл свой первый проект, The Cake Kit Company, не потеряв ни фунта. «Я многому на­учился. Доход там был, но без перспек­тив. Мне хотелось на новый уровень». Поэтому он придумал Nice Cakes – уни­кальное предложение, съедобные фото­графии на деньрожденных тортах. В этот раз перспективы имелись, но всплыла проблема. Принимать у курье­ра посылку и расписываться заказчик должен лично. А если он, например, в командировке, курьер не имеет права отдать имениннику торт - и праздник насмарку. В тот раз Джеймс потерял деньги, но настаивает, что только свои, не инвесторов.

Потом он зарегистрировал компа­нию Boomf. Технология та же, но это карточки на торт с фото из маршмел­лоу, они тонкие и пролезают в почто­вый ящик. «Как съедобная поздрави­тельная открытка». Boomf уже пять лет, Джеймс говорит, что бизнес даже приносит доход. Но в прошлом году он свалил все дела на менеджеров. «Целый год прошел? Бог ты мой. Столько все­го случилось». Компания четыре года подряд терпела убытки. И было объяв­лено, что помогут инвесторы, в том числе зять Джеймс Мэттьюc со своим хедж­фондом. «Это вызов – когда в биз­нес приходят инвесторы. Зачем инвес­торы, если ты зарабатываешь деньги?»

Вызов – возможно. Но каждый день Джеймс приходил в офис и недоуме­вал, что он там делает. «Я генератор идей. Мне нравится видеть перспекти­ву на ранних стадиях». Операционной частью бизнеса он заниматься не умел. «Я был полон тревоги, меня пугало бу­дущее. К тому же я был повязан отно­шениями со всех сторон. И еще эти мысли: «Так много работал, а зачем? В чем смысл?»

Близкие предлагали врачей. В ответ Миддлтон перестал отвечать на звонки. «Друзья пишут: «Джеймс, мы будем в твоих краях, отведи нас в паб, надо выпить». Неожиданно мне пришло в голову: «Этого тоже не хочу!» Стал игнорировать их сообщения и бо­ялся, что позвонят в дверь». Депрес­сия стала критической. «Она не дает тебе встать с постели, в то время как тревога растит чувство вины за то, что ты лежишь». Но Джеймс отгонял от себя мысль, что это депрессия. «Я ду­мал: «Да с какой стати? Нет у меня для нее причин». У меня было счастливое детство, я получал все, чего хочу. Не то чтобы я хотел еще больше, но что­-то все время свербило», – он имеет в виду начинавшуюся болезнь. «Чем больше я ее игнорировал, тем сильнее она меня накрывала». Родители «очень за меня волновались. А я их не подпускал. Не общался с семьей. Но это возможно де­лать не дольше, чем ты способен задер­живать дыхание». И вот в конце 2017­-го Джеймс приехал на работу с ощуще­нием, что на плечи давит весь вес чу­жих жизней. Это было уже огнеопасно.

«Я не смог выйти из машины. Сидел и ждал непонятно чего. Думал: «А за­чем? Сидеть там за столом и ничего не делать?» И прямо с парковки позво­нил семейному врачу. «Помню, что не мог даже объяснить, в чем дело. Док­тор спросил: «Джеймс, ты в порядке?» А я сказал: «Нет». Слова как будто от­крыли клапан: «Даже этого «нет» было достаточно, чтобы уменьшить давле­ние. Я произнес, что не в порядке, хотя каждое утро притворялся, что все хо­рошо». Доктор посоветовал ему, очень мягко, не идти на работу, а вместо этого повести собак гулять. Через час Джеймс был уже у специалиста.

Потом взял отпуск на год. Ходил на терапию. Ездил плавать кролем в Oзерный край. Поселился в шотланд­ском замке мужа Пиппы. «В Глен­ Аффрик есть Cornish Shrimper (анг­лийская парусная лодка, траулер. – Прим. «Татлера»). Поскольку време­ни у меня было полно, я катал всех же­лающих по озеру». На сайте замка, ко­торый сдается внаем, как дача, поя­вились промофото Джеймса, и в об­ществе стали шептаться: «О, как низ­ко он пал». Джеймс стонет: «Не рабо­тал я гидом! Да, встречал гостей. И до сих пор встречаю, каждый нечетный уик­энд, потому что мне там нравит­ся. Но я не стою с флажком и не пока­зываю, где в последний раз видели ры­царя Уильяма Уоллеса».

Я так понимаю, Джеймс предпочита­ет открытые пространства – говорит, что с детства. Ему не составило труда провести с собаками на нашей фото­сессии целый день в Ричмонд­парке, где он являл собой роскошную смесь мистера Дарси с рыжим котом Хит­клиффом. «Я в этом году сходил на несколько интервью по поводу работы, но это все не то». Режим «с девяти до пяти» в офисе его не привлекает, так что при­дется сосредоточиться на собственном бизнесе: «Всю жизнь я буду фонтаниро­вать идеями. Некоторые из них срабо­тают, некоторые нет, но таков уж я».

Но главным делом на этот год запла­нированы приключения. Когда Миддл­тон закончит чинить лодку, он поплы­вет на ней к Стокгольмскому архипела­гу. «Где море такое глубокое, что можно бросить якорь в шаге от берега». У Али­зи папа тоже любит яхты. Он дал доче­ри имя пассата – так французы назы­вают ветер, который раздувает паруса. Свою первую фотографию с невестой в инстаграме Джеймс подписал: «Sail away with me». Они там на лодке, в оди­наковых оранжевых свитерах.

Говорить с ним об Ализи невозмож­но, в ответ – полный штиль. Стесня­ется, улыбается. Уверяет, что счаст­лив. И добавляет: «Я опять чувствую себя Джеймсом Миддлтоном. Как ког­да мне было тринадцать и я был в пол­ном восторге относительно перспектив жизни. Это снова я, о большем и про­сить не буду».

Вам может быть интересно прочитать:

Как встретить принца: истории знакомств пар из королевских семей

«Роман, который потряс монархию»: отрывок из биографии Камиллы Паркер-Боулз

Принц Джордж — перспективный теннисист, настоящий джентльмен и будущий король

Братья Чатто — самые завидные холостяки британской королевской семьи

Почему Меган Маркл рискует повторить судьбу Уоллис Симпсон