Я никогда не жалуюсь, поэтому другие дизайнеры ненавидят меня. Они все постоянно ждут «вдохновения» и могут часами думать, куда пришить пуговицу, или выбирать скетч, нарисованный их ассистентом. Это раздражает меня до безумия. Я работаю, как машина.
Я попросил, чтобы меня кремировали и смешали прах с прахом моей матери и кошки, если она умрет раньше меня.
Я всегда ложусь спать безупречно чистым. Это из детства: когда я был ребенком, мама говорила мне: «Ты можешь проснуться посреди ночи и внезапно умереть, поэтому позаботься о том, чтобы выглядеть на все 100%».
Обычно я не советую невестам выбирать меня дизайнером свадебного платья. Все, для кого я их создал, развелись.
На месте русских женщин я бы стал лесбиянкой, потому что все мужчины в России уродливы. Конечно, есть и исключения, например, бойфренд Наоми Кэмпбелл (на тот момент Наоми Кэмпбелл встречалась с Владиславом Дорониным. – Прим. Tatler), но зачастую там можно увидеть невероятно красивую женщину рядом с отвратительным мужчиной.
Спортивные штаны — признак поражения. Если вы приобрели их, значит, потеряли контроль над собственной жизнью.
Я думаю, что татуировки — это ужасно. Это как всю жизнь прожить в платье Pucci. Если вы молоды и худы, то ладно. Но если нет…
Никогда не говорите: «Я мог это сделать». Ведь вы этого не сделали.
Я сбросил 200 фунтов, чтобы носить костюмы Эди Слимана.
Прощать — слишком легко. Я могу случайно забыть, но не простить. Я предпочитаю мстить.
Я не пользуюсь интернетом. Не веду фейсбук. Мне нужно рисовать. Играть с Шупетт. Спать. Дни слишком коротки, чтобы тратить их на что-то еще.
Я не умею готовить и заправлять кровать. Все, что я умею, это рисовать и делать коллекции.
Мои жизненные амбиции сводятся к тому, чтобы носить джинсы 28-го размера.
Для меня было бы невыносимо трудно иметь уродливую дочь.
Можете видеть жизнь в розовом цвете, но не носите его!
Не выношу страусов. Они похожи на мумий с угревой сыпью.
Человеческие чувства? Я их никогда не испытывал.
Красота или желание быть красивой само по себе – опасная мотивация. Кто-то однажды сказал: «Неужели любить кого-то за красоту – это действительно любить?»
Мне было шесть лет. Я сидел на столе моей матери в гигантском загородном доме — на столе, где я вообще-то не должен был сидеть и рисовать, — и сказал себе: «Однажды ты станешь очень знаменитым».
Люди, чья молодость не была очень веселой, как правило, остаток жизни проводят во фрустрации. Я в молодости делал все, что хотел, чего бы я ни хотел. Было приятно, но сегодня я бы умер от скуки от этого всего. Если хочешь выглядеть старым, постарайся выглядеть молодым. Нет ничего хуже.
Большинство идей приходят ко мне во сне. Я никогда не обдумываю одну мысль дважды. И вообще не много думаю. А рисую даже быстрее, чем говорю.
Когда люди говорят о старых добрых временах, я им отвечаю: «Это не времена старые, это вы старые». Сам я терпеть не могу старые добрые времена. Все, что мне действительно важно, происходит сейчас.
То, что сделал я, никогда бы не сделала Коко Шанель. Она бы это возненавидела.
Когда мне было 14, я захотел покурить, потому что моя мама курила как сумасшедшая. Я хотел курить, чтобы выглядеть взрослым. Но моя мама сказала: «Тебе не нужно курить. У тебя некрасивые руки, а они будут на виду».
Я никогда не ем сахар, сыр, хлеб. Мне нравится только то, что мне можно есть. Когда я вижу тонны вредной еды в студии во время съемок, я смотрю на нее, как на что-то пластиковое. Мне даже не приходит в голову идея, что человек может положить это в рот. Я как животное в лесу. Они никогда не едят то, что им противопоказано.
Я ходячий лейбл. Я Лейблфельд, а не Лагерфельд.
Я покупаю обувь на размер меньше. Мне нравится это ощущение.
Фото: Getty Images