Сегодня мои дети в Тель-Авиве. А завтра им предстоит лететь в Париж. С заездом в Лондон. Чтобы потом вернуться в Москву.
Такая вот у нас жизнь. Я вместе с ними скачу из страны в страну, как сумасшедшая. Но не потому, что я завзятая туристка. У меня дела по всему модному миру. Мне надо оказаться вовремя на любом важном показе, на серьёзной ярмарке, чтобы в моих московских магазинах были лучшие вещи на свете. Мне надо показать в ответ то, что сделали мы, и привезти заказы (да и собрать кучу комплиментов). Я неделями, иногда и больше, живу вне России. Но я же мать! У меня же дети! Я не могу вести себя в семье, как капитан дальнего плавания. Я хочу почаще быть с моими любимыми, обнимать их перед сном не по скайпу, а руками.
Но если их брать с собой, не будет ли это им в тягость? Только привыкли в одном месте, как уже собираемся в другое.
Я знаю немало моих друзей и подруг, которые задают себе эти вопросы. Семьи имеют несколько квартир в разных городах мира. Детям приходится привыкать жить на два, три, четыре дома. Как тут не растеряться?
Вот об этой ситуации меня и попросил рассказать Tatler, считая, что у меня-то уж точно есть готовое решение.
Советы я давать люблю, во мне явно дремлет мудрая еврейская бабушка, к которой дети, внуки и правнуки приходят с разными жизненными затруднениями, а она, то есть я, их решает на раз. Но здесь готового и достаточно мудрого ответа у меня нет.
Давайте договоримся, что рассуждаем мы сейчас не о том, как технически обеспечить переезд из пункта А в пункт Б. Например, где будут дожидаться наших зайчиков и котиков пижамки и зубные щетки. Это как раз просто. Технические сложности для меня вообще не существуют. Я мама-перфекционистка и точно знаю, что куда бы мы ни приехали, хоть в джунгли Амазонки, я обеспечу детям тот комфорт, к которому они привыкли – и пусть они только попробуют не переодеться в постель.
Мы говорим о состоянии ума. Когда мальчик после Москвы просыпается в своей кроватке в Париже, у него не должно быть ощущения: «А теперь я кто? Француз?»
Я согласна, что времена изменились. Мы ездим по свету в сто раз больше, чем наши родители. Это раньше нас приучили, что человек – как морковка, где родился, там и останется. Хорошо, что это позади и мир нам открыт. Плохо, что мы начинаем бояться – как это подействует на детей.
Многие страхи тут пришли из совсем другой ситуации. Переезды путают с эмиграцией, которую я вообще-то никому не пожелаю. Когда ты с концами переехал из одной страны в другую, ты просто вынужден бороться за место под солнцем. Дети оказываются в чужой школе, в чужом детском саду, с чужим языком, с чужими детьми. Это травматично, тем более если понимать, что выхода нет, либо ты ассимилируешься, либо тебя съедят.
Но если ты (как раз наш случай) не иммигрант, даже не экспат, если ты приехал в ту или иную страну по делам, то даже если у тебя есть там постоянный причал, ты там ни чужой и ни свой. Ты не лезешь учить и не лезешь учиться. Никакого напряжения, никакой обязаловки.
Идея раздвоения личности, которая сидит в голове у любого в другой стране, детям, к счастью, не свойственна. Кроме того, ты заранее привозишь детей отнюдь не во враждебную среду, а в весьма комфортную. Если уж ты завела себе квартиру в Италии, или во Франции, или в Англии, это значит, что тебе там нравится. У тебя и у твоих детей нет отторжения, нет неприязни к тому, что их окружает. Значит, тебе вдвойне легче.
Проблема национальной идентификации, о которой бесконечно говорят, кажется мне странной. По мне, это никакая не проблема. Чем больше ребенок видит стран, чем с большим количеством людей, обычаев, кухонь и языков он знаком, тем проще ему быть собой.
Шизофренической может быть только ситуация, когда ты зависла между двумя культурами, как между двумя мужчинами. Но чем их больше (культур, а не мужчин), тем тебе легче.
Для меня никогда не было вопросом – как чувствуют себя мои дети, когда они выходят на улицу чужого, но давно знакомого города и слышат, что все говорят на другом языке. Во-первых, это интересно, во-вторых, давно придуман тот международный язык, которым владеют все вокруг. Владеют и дети. Он называется английским, нравится нам это или не нравится. Но в то же время у детей есть и русский, который часто поможет там, где не поможет английский.
После нескольких переездов у нас вообще появляется иммунитет к переменам. Это становится привычным делом. И не надо думать, что это что-то новое и невиданное. Так было всегда. Я даже не говорю о семьях дипломатов, где ребенок идет в детский сад в Бразилии, а потом в школу в Москве. Точно так же обстояло дело и в Советском Союзе, когда семьи военных переезжали из города в город.
Я это знаю, потому что выросла практически в военном городке, хотя и не странствовала, а была вместе с родителями его постоянной жительницей. У нас в школе то и дело появлялись новые мальчики и девочки, приехавшие из таких невероятных далей, что сейчас было даже странно, что говорят они на одном с нами языке.
“Национальность” записывали в советский паспорт как что-то не самое обязательное, лишь потом в какой-то момент эта национальность стала гражданством. И тогда мои одноклассники грузины сделались гражданами Грузии, белорусы – Белоруссии, эстонцы – Эстонии, а евреи – израильтянами. Но до этого мы совершенно не знали, что мы путешественники, экспаты, понаехавшие и так далее.
Я не думаю, что моя школьная подруга, девочка из Вильнюса, которая сначала попала в школу в Тбилиси, а потом приехала с родителями-военными в Москву, испытала меньший культурный шок, чем нынешние дети, которым предстоит провести две недели в Милане.
Приведу вам еще два примера. Вы разве не помните, как мы выезжали на дачу и с восторгом обходили знакомые, ставшие за зиму немного другими, но такие любимые места? Или как нас отправляли через всю страну к дедушке и бабушке – на Украину, на Кавказ или на Рижское взморье – в одиночку, в купе с попутчиками «присмотрите за девочкой, дедушка встретит».
Я не люблю, когда детям начинают задавать вопросы о «родине», потому что это трудный вопрос. Не надо грузить их ответственностью. По-настоящему его можно задать человеку в день, когда он должен решить, какую национальность он собирается записать в свой паспорт – если, например, он дитя от смешанного брака. Для ребенка же это вопрос такой же дикий, как тогда, когда его спрашивают: «Кого ты больше любишь? Маму или папу?» Вот и выкручивайся, как знаешь.
Я, кстати, не думаю, что этот вопрос не имеет конкретного ответа. Во-первых, мамы и папы тоже бывают разные. С мамой и с папой можно даже поссориться на всю жизнь. С двумя вместе или с каждым по отдельности. Пока ты растешь, в какие-то годы тебе ближе мама. В другие ты открываешь для себя все достоинства папы.
Со странами и домами есть с этим что-то общее. Я думаю, у моих детей эта любовь меняется со временем. Спроси маленьких, они выберут Израиль, потому что там тепло и почти весь год можно купаться в бассейне под открытым небом. Спроси девочек – они выберут Москву, потому что там любимые подруги и две лошадки, в которых они души не чают. Спроси старших – они назовут университетские города, где будущее, где много молодёжи и много драйва.
Потом это не раз поменяется – будет зависеть от их работы, от их увлечений, от их любовей, но повсюду они будут знать, что у них есть дом. И тут я говорю не о недвижимости. Я говорю о семье. Я считаю, что дети мои живут не только в России, Франции, Израиле, Италии... Они живут в нашем собственном царстве, где есть царь, мой муж, наш папа, и есть королева, она же принцесса – догадайтесь кто. И это царство гораздо легче возить с собой, чем пижаму или зубную щетку, оно всегда с нами.
Фото: Instagram