Вадим Федотов о том, какую цену платят профессиональные спортсмены за успех

Мы заходим в комнату. Я приехал из Германии, мне двадцать лет, меня там только что назвали лучшим игроком юношеской сборной страны. Я очень крутой. Но четырнадцать человек, которые заходят со мной в комнату, тоже крутые, лучшие в своих штатах. Пятнадцать альфа-самцов в одном помещении. Психологическая борьба начинается еще до того, как мы успеваем поздороваться. Это постоянное напряжение сопровождает тебя всю твою карьеру в любой школьной команде любого американского колледжа и университета.

В Европе не так. В Германии, например, статус шестнадцати- или семнадцатилетнего спортсмена минимален. Роль в твоем успехе в школе может сыграть внешность, то, с кем встречаешься, в какой ты тусовке. В восемнадцать становится важно, во что ты одет, на чем приехал. Я учился в гимназии на баварском горнолыжном курорте Гармиш-Партенкирхен, затем в интернате, входящем в топ-5 частных школ Германии и в топ-10 европейских. Самые популярные в школе ребята приезжали на «феррари», купленных папами. Шли в школу в Hermès и Louis Vuitton, хотя пойти в школу означало спуститься с пятого этажа на третий. То есть ты даже из дома не вышел, но дресс-коду должен соответствовать.

Еще во многих германских частных школах развиты харассмент и хейтинг: в коллективах издеваются над людьми с какими-нибудь недостатками, даже кажущимися. Часто встречается и peer pressure, давление ровесников, когда они пробуют что-нибудь нелегальное. Намного ведь проще это делать, если делаешь не один. На тебя давят, убеждая, принуждая, заставляя заниматься тем же. Особенно это распространено среди девочек.

В Америке же к спортсмену в университете относятся буквально как к богу. Особенно к баскетболистам. Особенно к европейским баскетболистам, которые внешне выделяются на фоне американских. Ты – уникальность уникальности. Я открывал журнал – там Федотов, газету – там тоже он. Покупал NCAA Basketball для Playstation и сам в себя играл.

Но есть оборотная сторона. Каждую неделю ты выступаешь перед двадцатью, а то и тридцатью тысячами зрителей на стадионах, тебя смотрят несколько миллионов людей по телевизору, о тебе пишут на форумах, в фейсбуках. Пишут, конечно, не только хорошее. Ежедневно критикуют, оскорбляют тебя и твою семью, пишут расистские комментарии, угрожают, в том числе убийством, и даже занимаются кэтфишингом: создают в сети виртуальную личность девушки, пишут тебе в личные сообщения, выводят на разговор, а потом публикуют переписку в общем доступе.

Пока ты играешь в спортивной команде, нужно ходить еще и на учебу, сдавать экзамены: если не показываешь высокие академические результаты, то не можешь играть в спортивной команде университета. Я учился на факультете международного бизнеса и маркетинга в Университете штата Нью-Йорк в Буффало. В день было три тренировки: в 5:30, в 11:00 и в 18:00. Плюс пять, шесть, семь, восемь часов в день – классы. Все на тебя смотрят, если ты плохо отвечаешь, если плохо сдаешь экзамены, если засыпаешь на лекции. А ты просто проснулся в четыре утра, и первая лекция у тебя сразу после первой тренировки, в половине восьмого.

А еще ты попадаешь в категорию «иностранцы»: все наблюдают, как ты себя ведешь, что делаешь в той или иной ситуации. Никогда не забуду, как тренеры и члены команды смотрели на меня, когда я заказал в ресторане бутылку газированной воды. Питьевую воду в американских ресторанах приносят бесплатно – кто в своем уме будет платить за бутилированную? В Америке вдобавок ты можешь попасть в класс и понять, что ты там единственный белый. Как в кино. Это очень интересный опыт.

Ты, двухметровый двадцатилетний мужик, рыдаешь. Потому что тебя «не ценят».

Главным драйвером твоего настроения становится тренер. Он же старший брат, отец, а в худшем случае – твой личный диктатор. Он управляет твоими эмоциями, и все вокруг ему в этом помогают. Постоянное моральное напряжение и психологические манипуляции тренера, бывает, доводят спортсменов до предела. Ты, двухметровый стодвадцатикилограммовый двадцатилетний мужик стоишь и рыдаешь. Потому что у тебя ощущение, что тебя «не ценят».

Тренер, команда – это твоя семья. Все, что обсуждается внутри команды, остается внутри команды. Вы проводите колоссальное время вместе: по шесть часов в день на тренировке, столько же после. Живете вместе в общежитии и гостиницах, ездите вместе – гиперинтимная обстановка. За время моей учебы произошло несколько серьезных инцидентов. Если бы об этих случаях узнали компетентные органы или общественность, последствия для команды и университета были бы самыми серьезными. Впрочем, за четыре года ни одно происшествие не было предано огласке. И это тоже многое говорит о состоянии дел в командах и вузах.

Иерархия в команде при этом железная. Взять, например, автобус команды. Самые важные игроки сидят позади, новички – впереди, рядом с тренером, чтобы слушать, что он говорит. Неважные игроки сидят посередине. Если ты уже «старенький», но сидишь посередине, значит, тебя никто не ценит и играть ты не будешь.

Большинство спортсменов по окончании карьеры ощущают пустоту: почти всю жизнь ты выкладываешься, получаешь признание, и вот этого больше нет. Но самое страшное – ты думаешь, что никогда в жизни больше не испытаешь такие эмоции. Так в жизни бывших спортсменов появляются алкоголь и наркотики: они ищут замену тем эмоциям, к которым привыкли. Вдобавок у тебя вагон времени, которого раньше не было. И конечно, тебя окружают люди, которые, пока ты мячик на пальце крутил, читали книги, ходили на стажировки, устраивались на работу, познавали мир.

Профессиональный спорт – худшее, что может случиться с твоим телом. Я не могу бегать, у меня было четыре операции на колене, мне три раза ломали нос, у меня артрит обеих рук. Я просыпаюсь и пятнадцать минут занимаюсь стретчингом, просто чтобы встать и пойти. Потом иду в зал качать спину, чтобы она не болела, и так пять раз в неделю. Я аккуратно хожу, не бегаю, не прыгаю, чтобы не болели колени.

Но несмотря на все это, я в своей жизни ничего не поменял бы. Помню, как в мой последний год в Buffalo Bulls мы участвовали в самом престижном турнире на Гавайях. Я понимал, что после травмы колена будущего в NBA у меня нет. Из восьми команд мы считались самыми слабыми. И когда мы этот турнир выиграли, я подошел к тренеру весь в слезах и сказал: «Я семнадцать лет играю в баскетбол, тренируюсь по три раза в день ради такого». Сказал, что всю жизнь потратил ради этого момента. В первый раз за семнадцать лет я смог выдохнуть и потом еще долго ходил с улыбкой. Даже сейчас от воспоминаний мурашки.

Фото: GETTYIMAGES.COM, из личного архива.