Светская Москва как бизнес-империя: Виктория Шелягова размышляет о ее настоящем и будущем

Наша героиня настаивает — светская тусовка является корпорацией, в которой есть свой дресс-код, отдел кадров и даже буфет. И, как все бизнесы, она сейчас выбирается из карантинного кризиса.
Светская Москва как бизнесимперия Виктория Шелягова размышляет о ее настоящем и будущем

«Татлер» рядом с моим именем пишет «светская дама» – я категорически не люблю эти сло­ва, но другие пока не нашлись. Могла бы придумать что угодно на четверть ставки, лишь бы не говорить в лоб, где на самом деле работаю. Но и так понятно: я работаю в российском ЗАО «Светское общество».

Что это такое, что оно производит? Воздух. Но это не проблема – большинство компаний сейчас производят воздух и прекрасно себя чувствуют. Создают потоки, и в них закручиваются вихри бизнеса, финансов, полит­консалтинга, рекламы – воздух как он есть, и не всегда чистый. А наша светская атмосфера полезна. Оказалось, она продлевает жизнь и красоту. В каран­тине мы думали, что, сидя на дачах, розовеем, наливаемся здоровьем. И по­стили себя а-­ля натюрель с коровами и одуванчиками. Но в мае мне позво­нила Оксана Максимова: «Листаю, – говорит, – наши фотографии. Что это мы сейчас так плохо выглядим? Ново­годние кадры как будто сделаны сорок лет назад. Какие мы все красивые тогда были, молодые». А ведь правда. Без ра­боты у нас нет лоска, который бывает, только когда в тебя вложили энергию рук, профессионализма, денег.

Офис у нашей компании распреде­ленный, юридических адресов несколько, но это настоящие рабочие места – а на работу надо ходить, соблюдать трудовую дисциплину. Мы, как мно­гие другие бизнесы, несколько меся­цев сидели без дела, и выходить теперь трудно, но обязательно надо. Зачем? Затем, что «старушке Лариной», кото­рая засела в деревне, было около три­дцати трех лет. А Зинаиде Юсуповой на «русском балу» 1903 года – сорок два, но на фотографиях она выглядит как девочка, хоть и очень рано поседе­ла. Я, например, не хочу, чтоб меня на­зывали «старушкой». Олег, человек бо­лее социальный, чем я, в июне вытас­кивал меня из нашего убежища в Ман­дрогах клещами: «Тут очень хорошо. Но на террасе «Астории» я тебя люблю больше, чем здесь на пирсе, в сарафане. Там ты как­-то эффектнее». Я подумала и согласилась: точно, счастье женщи­ны в труде. Пора на работу. Будем там танцевать, совершать наше ритуальное корпоративное действо.

Со стороны выглядит смешно, а на самом деле важно. Это ведь наш аналог торговых выставок и межотрас­левых конференций. Завтрак в «Боль­шом» – как начало трудового дня, как летучка в офисе, не питаться же мы ту­да, в самом деле, ходим. Мы, как чи­новники, как банкиры, как инвесторы, всегда в тонусе. Постоянное общение с людьми напрягает мозг. Среди них есть недруги, поэтому светский чело­век изворотлив, чтобы никто его энергетически не зацепил. Мы, как менед­жеры по продажам, стараемся нравить­ся. Как дипломаты, ловко выбираемся из конфликтов.

А в карантине мы сидели на пенсии: смотрели телевизор, читали книжки, растили клубнику. Это была счастли­вая, но старость. Оттуда к третьему месяцу самоизоляции стало четко видно, какой товар в нашей ассортиментной линейке самый ценный. Энергия жиз­ни! Без светской работы ты даешь себе большие поблажки. Вплоть до «не хо­чешь мыть голову – не мой». Да, в московской тусовке тяжелая энергетика. Но не тяжелее, чем в офисе условного Газпрома. Тем не менее люди хотят работать в Газпроме. Потому что там ты в плане энергии (и денег тоже) много тратишь, но и много зарабатываешь. А на даче тратишь совсем чуть­-чуть, но и ничего не зарабатываешь.

Мы, конечно, как и другие трудя­щиеся, попробовали что­-то делать удаленно. Проводили прямые эфиры, выпивали в зуме. Чтобы не терять фор­му, ко мне в Мандроги приехала Ира Оганова, мы собрали соседей, водите­ля, портниху, повара – и она им читала свои рассказы. Ну не можем мы без ко­мьюнити, как вы не можете без офис­ной компьютерной сети! Выяснилось, что для светской жизни удаленная фор­ма занятости подходит плохо. И не на­до говорить, что все индустрии диджи­тализируются, значит, и нам надо. Мы, если хотите, раньше других установили себе KPI в виде интернет­-показателей – количества подписчиков в инстаграме, например. Так что в цифровом плане мы передовики. Но основной конвейер по производству энергии – календарь мероприятий – в надомную работу переформатировать не получится.

AmfAR в цифровом виде, отмена Канн в этом году наглядно это продемонст­рировали – цифры просмотров онлайн­-суррогата были ничтожными. Если нам некуда будет наряжаться, мода в высо­ком ее проявлении встанет, бриллиан­ты потеряют смысл, и весь этот реак­тор перестанет вырабатывать энергию праздника, успеха и искусства красиво жить. На исходе карантина фонд Ната­льи Водяновой постарался выжать из онлайн­-мероприятия максимум. Нико­му такой формат не нравится, но участ­вовать в зумах ты обязан – чтобы не уволили за прогулы. Это для веселья зум не подходит, а для работы – отлич­ный механизм, удобный и функцио­нальный.

У нас совет директоров решает, кого принимаем на работу, кто не прошел собеседование, кого берем стажером.

Раз наша московская светская жизнь – корпорация, кто­-то должен ею руководить. В Анг­лии это семейное предприя­тие, ключевые должности розданы родственникам королевы, а мы объе­динились по принципу акционерного общества. У него есть совет директо­ров, который задает тон, диктует, куда ходить, куда не ходить. Решает, кто все еще в тусовке, кто ушел на заслужен­ный отдых. Кого принимаем на рабо­ту, кто не прошел собеседование, кого берем стажером, кого оформляем с ис­пытательным сроком: выживет – не выживет, справится ли с задачами. По­нятно, что у Condé Nast акций (и, со­ответственно, голосов) много – тут тебе и Vogue как мерило всех вещей, и Бал дебютанток «Татлера», и первое в сентябре светское событие сезона «Человек года GQ», на котором сразу видно, кто, съеденный обстоятельства­ми, не вышел из отпуска, а кто пересел с третьего ряда на первый. Еще очень важны голоса Михаила Друяна, Са­ти Спиваковой, Светланы Бондарчук... Елена Ремчукова голосует пирожка­ми с грибами на дне рождения супруга Константина Вадимовича дома в Большом Левшинском переулке – она очень придирчиво выбирает, кого кормить плодами своего расположения.

Важнейшим подразделением корпо­рации является отдел ивентов, потому что мероприятия – главные очаги на­шего производства. В прошлом году на Балу дебютанток Тимати не только вы­вел в свет сестру Аню Юнусову и лю­бимую женщину Анастасию Решетову, но и серьезно, не про танцы, поговорил с двадцать восьмым форбсом Игорем Кесаевым.

Кстати, есть разные уровни допуска: на «Человеке года» кого­-то награждают, кого­-то приглашают на афтепати, кого­-то – просто смотреть церемонию. Втереться в А-­лист Ксении Таракановой из агентства V Confession или ветера­на нашей индустрии Андрея Фомина – значит получить повышение по служ­бе. В соседнем цеху Буня – продюсер Сергей Буниятов – производит из сы­рья, подготовленного шоу «Холостяк», полноценных звезд. Это он привез ин­стаграмщиц на те шумные дебаты тра­диционных звезд и блогеров в шоу у Собчак.

От «Кинотавра» до дня рождения Кcении Чилингаровой – везде станки, станки, станки. Даже улетевшая в кос­мос ИТ­-индустрия не научилась обходиться без мероприятий – у них есть, например, Burning Man, куда за боль­шие деньги проникают те русские, ко­му принципиально per aspera ad astra.

Понятно, что у нас есть огромный коммерческий отдел. Mercury, Bosco di Ciliegi, Cartier, Dolce & Gabbana, Gucci, Наташа Боброва из Ars Vitae свой маркетинг строят как раз вокруг свет­ского общества. Это и есть их потребительское комьюнити, причем гото­вое, прекрасно оформленное, а не со­здаваемое, как у Tesla, с нуля. У Юлии Прудько и Ксении Собчак есть целое агентство June & July, специализиру­ющееся на том, чтобы надевать вяза­ный костюм Mirstores на Евгению Ли­нович. Не тайна, что через этот ком­мерческий отдел можно войти в свет. Надо начать тратить деньги. Я живой пример. В 2007 году мы с Олегом ку­пили мне в Cartier серьги с жемчугом. Довольно скромные, кстати, но дирек­тор бутика на Петровке Татьяна Тор­чилина пригласила нас как клиентов на прием в посольстве Франции. Там я встретила Эдика Радзинского, подбе­жала сообщить, как я его люблю. Пе­тя Аксёнов тогда сказал мне, что мы с Олегом представляем собой хорошую картинку, к тому же мы couple, а это на московской поляне редкость. Хорошую картинку отметил «Татлер» и поста­вил в светскую хронику. Серьги откры­ли нам дверь, а дальше, как в анекдо­те, – «дали револьвер, и крутись как хо­чешь». Попасть в общество несложно, правда. Но чтобы остаться там рабо­тать, нужен образ, контент. Надо будет завести друзей во всех отделах – никто не сделает тебя интересным человеком, с которым хочется дружить, только ты сама. И инстаграм за тебя никто делать не будет, хотя пиарщик Яны Расковало­вой Ваня Афанасьев, если что, даст хо­роший совет. Так же как и приятель На­таши Максимовой диджей Бенжар, хоть он и ходит в бассейн World Class в плав­ках Versace. Яна Рудковская может по­мочь – Дарью Клюкину она продвинула из просто блогеров в светские блогеры.

Корпоративная этика у нас сложная, плавающая, нуж­но постоянно сверяться с кривой генеральной ли­нии. У нас с Олегом на этот случай имеется ритуал. Вернувшись с меро­приятия, Олег меня спрашивает: «Любимая, я вел там себя по-­светски? Ни­ чем тебя не расстроил?» На что я мо­гу ответить: «Зая, поставить тройку приглашенному французскому повару на дне рождения Selfie было очень не по-­светски, люди так себя не ведут».

На производстве заняты многие. В принципе, мы можем ограничить­ся генерацией воздуха, но никто не ме­шает, вдохнув его поглубже, создавать осязаемые товары. Ульяна Сергеенко шьет кутюр, Снежанна Георгиева занимается вином, Стелла Аминова – це­лой гаммой детских вещей, от одежды до шоколадок. Пионером в этом жан­ре является Валентин Юдашкин – он еще в советское время сумел стать для Москвы тем, кем Оскар де ла Рента был в Нью­-Йорке.

Столовая у нас в компании очень хо­рошая, она структурно входит в отдел производства – просто с ее конвейера сходят не платья, а морские ежи и пи­рог с земляникой. Нам очень важно, где и с кем есть, поэтому Аркадий Но­виков, Александр Раппопорт, Андрей Деллос и Борис Зарьков не просто пре­вратили свои рестораны в переговор­ные, но и сидят на этих переговорах во главе стола. Кстати, фестиваль «Икра» поднял наше сидение по верандам на новый уровень – политический и ком­мерческий. Он ведь не случайно был и в Красной Поляне, и в «Уткино» рос­товского олигарха Алексея Фролова, который, сделав несколько очень выразительных подходов к московскому светскому столу, после женитьбы, ка­жется, потерял к нашей кухне интерес.

Отдел культуры – необходимейшее звено светской жизни, освященное мировой традицией. Прикоснуться к мра­мору Айдан Салаховой, подпеть «Сули­ко» Миранде Мирианашвили – часть работы и большое удовольствие. Да­же для крупного политика честь быть дружным с Валерием Гергиевым или Денисом Мацуевым. А для тех, кто по разным причинам не светится как юве­лирный клиент, высокий культурный уровень – безопасное поле для контен­та. Жалко только, что в России меценатство Пушкинского музея не подни­мает тебя на светском лифте, это боль­ше о меценатстве в Метрополитен. Под­держивать тебя на высоком этаже оно может, хотя Виктория и Антон Борисе­вичи стараются не ради закрытых ужи­нов для спонсоров. И все равно все ра­дуются, когда Михаил Пиотровский да­ет в Эрмитаже благотворительный бал.

Есть у нас и международный отдел, но немногочисленный, потому что у России особый путь. Даша Жукова в глобальной тусовке своя, а в Москве немножко зарубежный гость. Ната­лья Водянова исхитряется быть своей и здесь, и там. Модель Саша Лусс – вот и все, пожалуй. Как Доменико Дольче ни старается объединить компании, русские на его праздниках все равно танцуют своим кружком.

Всему этому великолепию, как каж­дому нормальному бизнесу, нужен отдел рекламы. Эти функции доброволь­но взяли на себя телеграм-­каналы. Но они малоуправляемое подразделение, серая зона, и мы часто не знаем, кто там – и на кого – работает. Между ни­ми образуются свои горизонтальные связи. Бюджетов на балы у каналов нет (кроме «Татлер-­батлера», конечно), но им и не надо. Они такое светское бин­го: сегодня кого­-то продвигают, завтра антипродвигают, и то и другое за день­ги. Вносят в нашу благородную жизнь элемент азарта.

Из разработческих лабораторий Петербурга в Москву поступают очень качественные, амбициозные кадры.

Отдел технического контроля едино­лично представляет Ксения Собчак, ко­торая взяла на себя тяжкий труд гром­ко высказываться по любому поводу. По зыбким топям и горящим хатам юридического отдела бродит Алек­сандр Добровинский. Капеллан у нас тоже один – ювелир Петр Аксёнов. В бурном море коммерческого он бьет­ся за наше духовное содержание и гар­моничную форму куполов на своих ко­кошниках. В самую темную ночь ка­рантина Петя продолжал в питерском Four Seasons готовить июльский бал «Лето Господне» на разрешенные пять­десят человек. В кабинете психоло­гической разгрузки профессионалов в штате двое – жена финансиста Яна Яновского Лена Фейгин и супруга баскетболиста Андрея Кириленко Маша Лопатова, все остальные психотерапев­ты на аутсорсе. В бухгалтерии та же си­туация – с той лишь разницей, что тех, кто считает наши деньги, мы не светим и подругам не рекомендуем.

В отделе по связям с общественно­стью собрались самые неленивые. Ян Яновский, например, успевает соби­рать друзей в благотворительный фонд «Друзья», вдыхать энергию в комьюни­ти Патриков и делать еще кучу всего по всему миру. Он, кстати, одинаково силен и на очных ставках, и в диджитале – такая харизма способна высечь искру даже из зума. Надя Оболенцева и Ирина Кудрина связывают общест­венность «Клубом 418». Мы с Олегом творим коммуникацию неформально – нам это просто очень нравится.

Питерский филиал у компа­нии, конечно, имеется, но он консолидирован не боль­ше, чем Шнуров с Матиль­дой. Дисциплинированно наряжаются в моем родном городе, кажется, толь­ко Юля Матвиенко и Ира Оганова. Поэтому, если у Хатули намечается ужин со Стеллой Маккартни в Эрмитаже, она вызывает на подмогу московские войс­ка: Светлану Бондарчук, Надю Обо­ленцеву, Снежанну Георгиеву. Завод­ская доска почета «Собака» была бы со­ всем «те же на манеже», если б упорно не продвигала молодых, не обязатель­но богатых дизайнеров, архитекторов, музыкантов. Некоторые из них, напри­мер ученик Цискаридзе Михаил Барки­джиджа, скоро переведутся в отдел культуры московского офиса – из раз­работческих лабораторий Петербурга к нам поступают очень качественные, амбициозные кадры.

И дело не в том, что московский от­дел разработок мышей не ловит. Ольга Карпуть, хозяйка инновационнейше­го КМ20, на карантине не летела с Ило­ном Маском в космос, а совсем наобо­рот – каталась на тракторе в деревне Кузнечиково. Зато первое после карантина мероприятие случилось как раз у нее на крыше в Столешниковом. Это лишний раз подтверждает, что свет­ское общество консервативно по своей сути и не хочет искать новые формы. Что можно было найти, еще до каран­тина нашли Гудков с Варнавой и Ми­хаил Зыгарь.

Все бизнесы весной и летом мучи­тельно пытались переобуться в воз­духе – наш тоже ради приличия по­пробовал. Но мероприятия в ноутбу­ке нам неорганичны, мы больше про эмоциональный интеллект, про об­няться, поцеловаться. Женя Заболот­ный хорошо, точно написал в сторис о нашей светской корпорации: «Как приятно физически прижаться ще­кой к щеке!»

Фото: Иллюстрация: Евгений Тонконогий