Свое столетие Московский академический музыкальный театр им. К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко отметил гала-концертом 22 декабря. Но праздник на улице Большая Дмитровка начался на два дня раньше – когда состоялось первое заседание Попечительского совета. В него вошли одиннадцатый русский форбс Роман Абрамович, сороковой – Аркадий Ротенберг, шестьдесят шестой – Александр Клячин, сто восемьдесят девятый – Полина Юмашева. Шестидесятый форбс Роман Троценко вступил в совет вместе с женой Софьей, директором центра современного искусства «Винзавод» и деканом школы дизайна РАНХиГС. Присутствовал Сергей Братухин – президент компании Invest AG, которая управляет активами двадцать первого форбса Александра Абрамова. И вице-президент «BP Россия» Владимир Дребенцов. И заместитель председателя Внешэкономбанка Наталья Тимакова. Попечителями муз-театра – теперь еще и формально – стали и вице-мэр Москвы, руководитель аппарата Сергея Собянина Наталья Сергунина вместе с главой департамента культуры столицы Александром Кибовским.
Директор Антон Гетьман остался доволен: «В тот день был очень интересный, предметный и неформальный разговор с людьми, которые верят в нас. Помимо того, что это люди, которые искренне хотят помогать, это люди высочайшего профессионального уровня в бизнесе. А театр – это бизнес, особый, но бизнес. Мне кажется, нам удалось за два года продемонстрировать, что театр в состоянии что-то делать. Новое, отличное от того, что делают другие, может быть, более дерзкое, неожиданное».
За два с половиной года своего директорства Гетьман смог заинтересовать даже балетного обозревателя «Коммерсанта» Татьяну Кузнецову. Что уж говорить о тех, кто ходит в театр не для того, чтобы посмотреть, выворотны ли колени в па-де-ша у маленьких лебедей, чисты ли двойные кабриоли в вариации Альберта и воздушны ли сегодня содебаски у Мирты. Гетьман возглавил «Стасик», как любовно называют его поклонники, в июле 2016-го. А уже в ноябре сюда переехала церемония открытия самого татлеровского из музыкальных событий столицы – фестиваля Дианы Вишнёвой Context. Спустя еще пару месяцев балетную труппу возглавил Лоран Илер – «принц» Парижской оперы, бывший заместитель худрука ее балета Брижит Лефевр, любимец Рудольфа Нуреева. Илер первый иностранец – худрук московского балета и второй француз в истории балета отечественного после Мариуса Петипа.
Революция Илера началась сразу. Был придуман новый формат показа современных балетов – «тройчатки», по три одноактных за вечер. Они составляются из произведений диаметральных. Первый балет – с хореографией непростой, но понятной. Второй – неоклассический, практически хрестоматийный. А третий – радикальный, на острие мировой балетной моды. Так московская публика получила то, что исторически любит больше всего: многоактное действо, в котором есть шансы после антракта отличить один акт от другого и всегда можно уйти, удовлетворив свое чувство прекрасного, но не подвергнув его испытанию авангардизмом. Показательна история, случившаяся в музтеатре на фоне отмены в Большом премьеры балета «Нуреев» в июле позапрошлого года. Заместителем мэра Москвы по вопросам социального развития тогда служил терапевт-франкофил Леонид Печатников. В один из вечеров, после очередного акта «тройчатки», в антракте Леонид Михайлович подошел к жене тогдашнего посла Франции Жан-Мориса Рипера и, как вспоминают очевидцы, на чистейшем языке Мориса Дрюона, без примеси нижегородского, воодушевленно изрек: «Вы видите, мадам? У нас могут ставить современную хореографию и без скандалов».
Еще Гетьман с Илером вернули в репертуар «Чайку» Ноймайера – балет, благодаря которому десятилетие назад светские люди столицы поняли, простили и даже местами полюбили танец, не похожий на хореографию Юрия Григоровича. В январе этого года возобновлена «Эсмеральда» Владимира Бурмейстера, великая классика московского балета, на которой плакали бабушки тех, кто сейчас заседает в попечительских советах. «А ведь не исчезают с афиш и три кита «Стасика», – радуется профессиональный балетоман, журналист Эдуард Дорожкин. – Второй по значимости московский «Щелкунчик», который берут люди, не попавшие в Большой. «Баядерка» Макаровой, которая находится там в великолепной форме. И очень хорошее «Лебединое озеро» Бурмейстера».
В опере «Стасика», которая в первую, вторую и третью очередь славна Хиблой Герзмавой, художественное руководство осталось в руках ветерана Большой Дмитровки Александра Тителя. Однако и там повеяло весной. Из-под сугробов передовых для девяностых «Богемы» и «Кармен» внезапно пробился «Триумф Времени и Бесчувствия» – мало того, что никогда не исполнявшаяся в России оратория Генделя и вообще редкое для Москвы обращение к музыке барокко, так еще и дебют на музыкальной сцене драматического и драматичного режиссера Константина Богомолова.
«Триумф» благоразумно поставили на Малой сцене. Но, по признаниям лиц, приближенных к оркестровой яме, «Стасик» все равно сотрясло. Новый директор самого большого театра столицы после Большого (тысяча четыреста человек коллектива) дал новому режиссеру Богомолову карт-бланш приглашать людей со стороны. В итоге со стороны приглашены были все: певцы, дирижер, оркестр, художник по свету, даже художник по костюмам, дизайнер Александр Терехов. Такого в русском репертуарном театре видели даже меньше, чем заморских худруков балета. Публику же поразили контратеноры в женских платьях и либретто Владимира Сорокина с текстом вроде «Мертвые дети благодарят Великого Чикатило за то, что позволил им увидеть Вечное Царство раньше взрослых». «Я не знаю ничего о шоке труппы, – комментирует Богомолов. – Я не ощущал никакого напряжения, агрессии, непонимания – только максимальную доброжелательность. Возможно, потому что был так окружен заботой дирекции».
Осенью случилась премьера оперы «Фрау Шиндлер» о судьбе жены спилберговского спасителя евреев. А на 15 февраля запланирован «Влюбленный дьявол». Нигде в мире эту оперу еще не исполняли. Три десятилетия назад «Дьявола» написал авангардист Александр Вустин и все это время держал в столе. За пульт встанет Владимир Юровский – худрук оркестра имени Светланова и главный дирижер Лондонского филармонического. Либретто основано на повести человека даже более нескучного, чем писатель Сорокин, француза Жака Казота – каббалиста, мартиниста и организатора несостоявшегося побега Людовика XVI из тюрьмы Тампль. Афиши, которые зазывают публику на все это, стали похожи на коллажи Родченко (нет, оперные примадонны в кринолинах на них все еще заламывают руки, но уже гораздо, гораздо реже). Билеты на громкие премьеры стоят на двадцать процентов дешевле билетов на заслуженные спектакли. «Театр всегда полон, независимо от того, какой идет спектакль: классический «Щелкунчик», опера или современная «тройчатка», – говорит зампредседателя ВЭБа и бывший пресс-секретарь премьер-министра Дмитрия Медведева Наталья Тимакова. – Очевидно, что в театре началась новая история, что он становится местом силы в городе». «В отличие от Большого, где есть свои рамки, Театр Станиславского может экспериментировать, – считает председатель совета директоров издательского дома Forward Media Group Полина Юмашева. – Особенно это касается балета. Их молодой труппе явно есть что сказать, и, как мне кажется, именно современный танец ей подходит». «Когда я смотрела программу развития театра, я отметила, что планируется серьезная поддержка молодых талантов, – говорит Софья Троценко. – Мне кажется важным поддержать именно эту активность. Снижения качества из-за экспериментов, я уверена, не будет: Антона Александровича я знаю много лет, со времен Школы-студии МХАТ».
«Театр Станиславского – во всяком случае, как я его чувствовал и помнил, – всегда полностью описывался, так сказать, своим адресом: Москва, Пушкинская улица, – объясняет бывший многолетний председатель исполкома Попечительского совета Большого Александр Будберг. – Никогда не чувствовался там пульс существования не то чтобы «в мире», а хотя бы «в стране». Что-то начало меняться в двухтысячных, когда Россия начала переживать театральный бум. Но именно сейчас стало понятно: театр наконец-то перерос свой адрес. Случилось это благодаря тому, что в «Стасике» появилась стратегия развития и хватило смелости начать ее осуществлять. Пригласили Лорана Илера возглавить балетную труппу. Начали обновление в опере. Возникло движение, которое все больше отрывает театр от провинциального прошлого».
Антон Гетьман в каждом интервью подчеркивает, что не собирается делать второй Большой и вообще сравнивать театры имеет смысл разве что Минкульту, когда он требует с них брать новые рекорды заполняемости. Но без сравнений с Большим не понять всех прелестей и проблем Театра Станиславского. Не только потому, что им руководит бывший директор муз-театра Владимир Урин, а сам Антон Гетьман четырнадцать лет прослужил заместителем директора Большого, причем в самые лихие его времена, от реконструкции до нападения на Сергея Филина. В отличие от великого соседа, «Стасик» театр не имперский, не национальный, а демократичный, городской. Он гораздо свободнее в своей политике – примерно как младшие братья наследников наших читателей. Так же соотносятся лондонские Королевская опера и Английская национальная опера или берлинские Штаатсопер и Комише Опер.
Главный минус быть городским театром в России, как формулирует сам Гетьман, – в том, что нельзя рассчитывать на финансирование со стороны Министерства культуры. «В Германии девяносто музыкальных театров. Девяносто, – комментирует директор. – И каждый из них финансируется из трех источников: бюджета города, бюджета земли и бюджета федерального правительства. Российскому же городскому театру федеральное правительство по закону не имеет права финансово помогать. Мы можем запросить грант на конкретный проект, но системная поддержка исключена. Правда, то же самое работает и наоборот – московское правительство не может системно помогать Большому театру. Хотя девяносто процентов его зрителей – это жители Москвы».
«Мечтать о том, что Театр Станиславского, каким бы ни было финансирование, может сравняться с Большим, – утопия! Хотя бы потому, что Большой театр, например, на три месяца старше США, – говорит Александр Будберг. – Нет в нашей стране ничего более аристократичного, чем балет Большого. Какой бы ни была элита в нашей стране – велико-княжеской, огэпэушной, советской, олигархической, – она всегда будет стремиться занять кресло в партере Большого. Потому что сидеть в этих креслах – это и значит принадлежать к элите. Все это в генетике Большого: балеты-феерии, царская ложа, невероятная люстра, французское шампанское в буфете по десять тысяч рублей за бутылку. В Театре Станиславского ничего подобного нет и быть не может. Если ходить туда становится модным, если люди, которых принято относить к элите, стремятся туда попасть, то объяснение только одно: в театре началась жизнь, которая в творческом смысле оказывается очень притягательной».
Еще до всяких «тройчаток» с «триумфами» генеральными партнерами музтеатра стали вторая по величине нефтегазовая компания в мире BP и крупнейший в России распределитель электроэнергии «Федеральная сетевая компания». Хотя расти еще есть куда. В Большом спонсоры помимо вклада в общую копилку дополнительно поддерживают постановки, к которым у их руководства особенно лежит душа. ВТБ помог состояться «Даме с камелиями» Ноймайера и «Манон Леско» с Анной Нетребко и Юсифом Эйвазовым – как сообщают специалисты, одной из самых дорогих оперных постановок театра в том сезоне: спектакль стоил более двух миллионов евро. В постановке «Нуреева» президент ВТБ Андрей Костин участвовал личными средствами, притом что свои сто тысяч евро, как судачила Москва, внес и Дом Van Cleef & Arpels. Благодаря Cartier случилась «Анна Каренина» того же Ноймайера, «Северсталь» помогла с «Дон Кихотом». А ведь процветает на Театральной площади и жанр абонирования лож. Особенно востребованы ложи бенуара левой стороны. На годовое пользование ложей номер четыре «Рособоронэкспорт» в нынешнем сезоне потратил шестнадцать миллионов пятьсот тысяч рублей. ВТБ в прошлом году отдал за две ложи бельэтажа двадцать семь миллионов пятьсот тысяч. В «Стасике» такого пока не практиковали (лож там поменьше), но обещают исправиться.
Нежный роман Большого театра с большими деньгами начался на заре нулевых, когда руководить им был назначен бывший директор БДТ в Санкт-Петербурге Анатолий Иксанов. Тот сделал предложение стать его заместителем своему другу по культурной столице, бывшему директору Санкт-Петербургской филармонии Антону Гетьману.
Тут стоит сказать, что русский театр как был, так и остается не просто династическим – одной большой семьей, причем живущей в коммунальной квартире. Скажем, жена Гетьмана Виктория работает продюсером в Большом. Виктория Евсюкова пришла туда сразу после продюсерского факультета Школы-студии МХАТ, за пару лет до будущего мужа. И прошла длинный путь от касс до организации гала-концерта открытия Исторической сцены. «Нуреева» Виктория продюсировала, будучи беременной сыном Давидом. Двое старших, взрослых сыновей директора – дипломированные продюсеры в сфере искусства.
Или взять семью другого, кратковременного шефа Гетьмана, нынешнего директора Большого Владимира Урина. Его пасынок Андрей Черномуров работает в «Стасике» – служит первым заместителем Гетьмана, отвечает за продажу билетов, рекламу и иную работу с публикой. Мама -Анд-рея, Ирина Черномурова, – начальник отдела перспективного планирования и специальных проектов Большого.
До этого Ирина Александровна возглавляла отдел между-народных связей в «Стасике» – все те семнадцать лет, что в театре начальствовал муж. Вместе они прошли сквозь пожар, реконструкцию, еще один пожар, ремонт. Пережили пропажу без вести Дмитрия Брянцева, творца золотого века балета Музыкального театра (через три года его прах найдут в Чехии и осудят за убийство партнера Брянцева по бизнесу). Были свидетелями перехода сменщика Брянцева Сергея Филина в Большой и застали короткий серебряный век балета – «Майерлинга» с Сергеем Полуниным.
Перейдя в Большой, Владимир Урин и Ирина Черномурова (и не перешедший Андрей Черномуров тоже) остались руководителями фестиваля современного танца Dance Inversion, созданного их семьей в конце девяностых в «Стасике». И проводят теперь его и на Большой Дмитровке, и на Театральной площади. Конспирологи не могли не прийти к выводу: Владимир Георгиевич Урин невидимой рукой продолжает управлять «Стасиком» из-под квадриги Клодта. Не важно, ставит ли в театре Богомолов или нет, – Урин всегда был там народным директором. Ходил в столовую вместе со всеми, не забывал сказать доброе слово гардеробщицам. Даже к Владимиру Путину Владимир Урин является в любимом черном бадлоне. Гетьман же сейчас, во время утренней беседы с корреспондентом «Татлера» в собственном рабочем кабинете, одет в черный костюм с черным галстуком и идеально отглаженную белую рубашку. Курит IQOS, на пальцах – кольца Bvlgari Zero, на запястье – Omega Globemaster. В свободное время, три-четыре раза в неделю, Гетьман занимается боксом с персональным тренером: «Наверное, уверенность, что любой спор можно разрешить одним ударом, помогает понять, что решать можно и нужно терпением и убеждением».
Отец директора, Александр Владимирович Гетман, отказавшийся в творческом псевдониме от мягкого знака, – актер, режиссер, драматург, сценарист. Много лет заведовал литературной частью Ленинградского театра имени Ленинского комсомола, служил в Малом драматическом и в ефремовском МХАТе. Александр Владимирович помимо прочего – автор инсценировок важных спектаклей «Современника» «Три товарища» и «Крутой маршрут». Мама Зинаида Давидовна, театровед, заведовала Музеем-квартирой Шаляпина в Питере.
Разумеется, Гетьман вырос за кулисами, «переиграл всех детей в спектаклях Рижского русского театра имени Михаила Чехова, где тогда служил артистом папа». После школы работал с ним же в Малом драматическом – звукооператором и монтировщиком сцены. Поступил на театроведческий в ЛГИТМиК. Тут Гетьмана призвали в армию.
Он служил вместе с нынешним директором балета Большого Махаром Вазиевым. «Еще с Колей Фоменко и Максимом Леонидовым, – смеется директор. – В то время брони с вузов, в том числе творческих, были сняты из-за демографического провала. Меня увозили из аудитории. Махар на тот момент уже работал в Кировском театре, но с театров бронь тоже была снята. Не помню, к каким войскам был приписан Махар, а я был приписан к части в поселке Гвардейское у финской границы. Но мы вместе оказались в Ансамбле песни и пляски Ленинградского военного округа. Махар танцевал, я был костюмером».
После дембеля Гетьман вернулся в Малый драматический монтировщиком, дорос до завцеха, восстановился в институте на заочном. О том, чем для перестроечного Ленинграда был ЛГИТМиК, москвичи знают из книги «Сто писем к Сереже» Карины Добротворской, учившейся на театроведческом вместе с Гетьманом. «Там бурлила жизнь, – вспоминает Гетьман. – Под каждой лестницей играли на гитарах, пели, в каждом коридоре ставили этюды. Преподавали Додин, Кацман, Корогодский – вся театральная элита тех лет. В институте постоянно были люди, которые там даже не учились, просто приходили общаться, тусоваться. Это была яркая жизнь, иногда излишне эмоциональная, но она была пропитана желанием что-то сделать, изменить. Мы брали штурмом ДК имени Горького, когда туда приезжал «Ленком», брали штурмом БДТ – как сейчас помню, я лез через строительные леса в окошко, когда приезжал Стуруа со своими спектаклями, когда приезжали зарубежные труппы. Потом сидели на кухне, до хрипоты спорили, понравился спектакль Питера Брука или не понравился».
Тот круг общения, а еще стажировка в США, на которую Гетьман попал в 1991-м, сделали из него театрального директора, который не боится ни приглашать Богомолова с трансвеститами, ни ставить француза во главе русского балета. В двадцать семь лет Гетьман возглавил Театр на Литейном, в тридцать один – Санкт-Петербургскую филармонию, старейшую в стране. «Я думаю, навсегда со мной останется фраза, которую произнес Юрий Хатуевич Темирканов, когда делал мне предложение, – рассказывает Гетьман. – Я был в недоумении, сказал: «Я ничего не понимаю в музыке». Он говорит: «А вам и не надо. В музыке буду понимать я, а вы будете понимать во всем остальном». Все пять лет в филармонии я ежедневно получал урок от Юрия Хатуевича с его мудростью, с его умением молчать, с его редкими, но очень точными замечаниями».
Потом Валерий Фокин попросил Гетьмана помочь открыть Центр Мейерхольда в Москве. Тем временем новый директор Большого Иксанов заказал оценку деятельности театра фирме McKenzie. И, получив результаты, позвонил Гетьману. В главном театре Гетьман стал реализовывать одну из рекомендаций McKenzie – создать продюсерский центр. Он вместо дирекций оперы и балета должен был взять на себя административное сопровождение всех творческих проектов театра. С момента, когда в голову худрука приходит идея поставить, скажем, Генделя, и до момента, когда надо расплатиться в «Метрополе» по счету, например, Сергея Полунина. Придя в «Стасик», Гетьман тут же завел продюсерский центр безо всяких иностранных консультантов.
Если говорить о вещах более возвышенных, именно Иксанову, Гетьману и их команде мы обязаны появлением в Большом Юрия Любимова, Эймунтаса Някрошюса, Теодора Курентзиса. Поклонники балета признательны за Алексея Ратманского и Дэвида Холберга, любители оперы – за всю Молодежную программу, которая исправно поставляет голоса на родную сцену, а еще чаще – на заграничные. Но главное: в правление Иксанова в Большом ставил Дмитрий Черняков. «Мой основной предмет гордости – все работы, которые мы сделали с Митей, – рассказывает Гетьман. – Начиная с первой, «Похождений повесы» в 2003 году, и заканчивая «Русланом и Людмилой» в 2011-м». С тех пор новый спектакль главного русского оперного режиссера появился на родине лишь раз, почти пять лет назад: Черняков перенес в Михайловский «Трубадура», поставленного в Королевском театре Ла Монне.
Однако надежда не умирает – новообразованный Попечительский совет «Стасика» состоит из почитателей Чернякова, как и весь список «Татлера» Most Invited. Я, впрочем, вспоминаю, что именно после просмотра черняковского «Онегина» Галина Павловна Вишневская произвела на свет незабвенное: «Надо повесить на Большой театр большой амбарный замок». Директор Гетьман парирует: «В свое время после премьеры в Опера Бастий «Макбета» в постановке Чернякова и Курентзиса часть зала кричала «браво!», а часть – «бу!». Покойный Жерар Мортье (директор Парижской оперы, в которую входит и Опера Бастий. – Прим. «Татлера») стоял за кулисами – и сиял от радости. Я его спросил: «Жерар, что ты так радуешься? Ползала кричит «бу!». Он говорит: «Вторая-то половина кричит «браво!». А это значит, что в ближайшие две недели вся французская пресса будет писать только об опере». Так оно и случилось. Вся пресса две недели писала не о политике, не о ценах на нефть, а об опере. Вы понимаете, какая капитализация зрительского интереса произошла за эти две недели? Самое ужасное – это когда человек вышел из зала, пришел домой, его спрашивают: «Ну что?» А он отвечает: «Да ничего».
Пока Москва ждет Чернякова, в Театре Станиславского времени даром не теряют. «Проводят экскурсии – в том числе по помещениям, обычно для зрителей закрытым, – рассказывает Эдуард Дорожкин. – Это отличная возможность ознакомиться с таким потрясающе интересным -механизмом, как музыкальный театр. Еще в «Стасике» устраивают встречи с артистами, режиссерами, в том числе очень высокого уровня. Не каждый театр мира может организовать встречу зрителей с Джоном Ноймайером. А они могут». «Для любого человека это фан, когда ты можешь прийти в театр, но не на спектакль вместе со всеми, а в неурочное время, и ты чувствуешь себя гостем, которому что-то специально рассказывают или показывают. Простая как три копейки вещь, но она очень хорошо работает», – соглашается заведующий отделом культуры газеты «Коммерсантъ», оперный критик Сергей Ходнев. Он сам перед премьерой «Триумфа» Константина Богомолова прочел зрителям лекцию о певцах-кастратах, для которых Гендель писал свою музыку. После лекции возник даже паблик-ток о кастратах. «Самое главное, что на эту встречу пришли не три с половиной бабушки, а человек двести, – рассказывает присутствовавшая тогда балетный обозреватель «Коммерсанта» Татьяна Кузнецова. – В другой раз получился и вовсе анекдот. Часов в пять вечера у театра начал собираться народ. А напротив «Стасика», как известно, находится ОВД «Тверской», который специализируется на работе с митингующими. И вот полицейские увидели толпу и обеспокоились: люди все прибывают и прибывают, при этом плакатов в руках у них нет, цели непонятны. Решили позвонить в театр, предупредить, а там говорят: «Это к нам, на лекцию. Просто слишком рано пришли, у нас пока двери заперты. Не волнуйтесь, в половине шестого откроем».
«Еще Театр Станиславского бережет так называемого квалифицированного зрителя, – добавляет Эдуард Дорожкин. – Это зритель обычно без копейки денег, но это верный зритель, который будет обсуждать спектакль, который скажет, что хорошо, что плохо. Без такого зрителя музыкальный театр мертв. Я знаю, что идут бесконечные тяжбы с пожарной службой по поводу того, что администрация выставляет для таких зрителей в центральные и боковые проходы партера бесплатные стулья».
О молодежи Гетьман тоже не забывает. Запустил совместные программы с просветительской академией «Арзамас», с детской студией Московского музея современного искусства, с организацией «Кругозор», создающей онлайн- и офлайн-образовательные программы для подростков. «Кругозор» основал один из членов нового Попечительского совета, реконструктор лагеря «Артек» Аркадий Ротенберг (сотрудничество со «Стасиком» пока единственный проект данного предприятия). В прошлом году тинейджерам показали театральные мастерские, а после экскурсии разрешили вместе с современными художниками нарисовать на их стенах граффити. «Уже много лет меня беспокоит проблема старения аудитории музыкального театра, – говорит Гетьман. – Кто как не театр должен заниматься формированием будущей театральной аудитории? Я сам тогда пошел посмотреть, как ребята рисуют, – атмосфера была фантастическая!»
Такими же словами люди, хоть раз побывавшие не в мастерских, а в репетиционных залах «Стасика», описывают работу с худруком Лораном Илером. Здесь хорошо помнят методы руководства Игоря Зеленского, из-за которых труппу покинули более тридцати человек, включая ведущих солистов. «А теперь каждая артистка балета на Восьмое марта получает по розочке, – рассказывает Татьяна Кузнецова. – К розочке приложена визитка с надписью: «От Лорана». Не «От худрука» и не «От месье Илера», а вот так, по имени. Это воодушевляет, особенно по сравнению с предшественником, который знал один язык – матерный. Примечательно, что даже пожилые педагоги театра с французом Илером сработались». Свидетели вспоминают, как в «Стасике» решили поставить балет Иржи Килиана Bella Figura. Это многолетняя мечта Гетьмана, но Килиан не давал российским труппам лицензии на постановку этого своего шедевра. Дело не в технической сложности, а в том, что солистки должны танцевать топлес: для хореографа это вопрос художественного смысла. В России же этот чувствительный вопрос решить пока нельзя. Однако Илер все-таки позвонил Килиану – и тот согласился. При условии, что спектакль представят без единого изменения. Илер с Гетьманом собрали солистов, объяснили все это. Солисты честно попытались найти выход из положения, но в итоге отказались раздеваться. Спектакль тогда не выпустили.
Другая прелесть Илера в том, что к репетициям своих «тройчаток» он привлекает цвет мирового балета. «Сюиту в белом» Сержа Лифаря репетировала любимица хореографа Клод Бесси – этуаль Парижской оперы, которая тридцать лет возглавляла ее балетную школу. Не удивительно, что русские затанцевали французский балет как родной. Брижит Лефевр тоже уже успела порепетиторствовать у бывшего подчиненного. Серьезная арт-подготовка перед гастролями балета «Стасика» в Париже (они пройдут в апреле 2020-го в Театре Елисейских Полей). Прошлые – в 1956-м – произвели фурор. Тогда во главе труппы стоял Владимир Бурмейстер. Он привез «Лебединое», которое так впечатлило французов, что хореограф поставил его и в Парижской опере. Русский спектакль шел там до конца восьмидесятых, за исполнение роли принца Зигфрида в нем юный Лоран Илер получил от Рудольфа Нуреева звание этуали.
Теперь Илер, контракт которого с московским театром истекает через два с половиной года, возвращается в Париж во главе хорошей и, что важнее, хорошо развивающейся труппы. В этом есть особый символизм. Пять лет назад Илер имел все шансы стать преемником Лефевр, но менедж-мент предпочел заморскую звезду – Бенжамена Мильпье. Оказалось, как муж Натали Портман он лучше, чем как руководитель балета. Три года назад Мильпье сменила этуаль Орели Дюпон, но дело не наладилось. В конце прошлого лета в прессу утекли результаты опроса, проведенного среди ее подопечных. Семьдесят семь процентов сообщили, что при правлении Дюпон подверглись харассменту. Двадцать шесть процентов заявили о сексуальных домогательствах. С этим сейчас не шутят. Весной из-за подобных обвинений с поста худрука New York City Ballet ушел Питер Мартинс, хоть дальнейшее расследование его вины не подтвердило. Когда этот номер сдавался в печать, из Парижской оперы был изгнан Сергей Полунин за куда меньший проступок – пост в инстаграме о том, что он предлагает давать «под-срачники, когда видите жирных людей».
«Лоран правильно делает, что воспитывает в Театре Станиславского своих прим и премьеров и не приглашает звезд со стороны, – комментирует его работу Татьяна Кузнецова. – При Зеленском весь репертуар театра был построен под единственного лидера – Сергея Полунина. В его коронных партиях равных ему не было, поэтому, например, многоактный английский «Майерлинг» с Сергеем в роли кронпринца Рудольфа потрясал, а другие составы даже не запоминались. Теперь труппа оживилась, роли разнообразные, интересных персонажей много. Появились ловкие артистичные «технари» и юноши с благородными манерами французских аристократов. Моя фаворитка – Ксения Шевцова, лучшая российская Манон, на мой взгляд. Она умна, с развитой интуицией, со «вкусными ногами», прекрасно выучена, тонко чувствует разные стили».
В апреле «Стасик» покажет сразу три российские премьеры современных балетов. Включая «Свадебку» Анжелена Прельжокажа на музыку Стравинского. Оперная труппа в мае представит «Отелло» Верди в постановке Андрея Кончаловского с Хиблой Герзмавой в роли Дездемоны. А следующий сезон откроет «Похождениями повесы» Стравинского. Спектакль создан в копродукции с оперным фестивалем в Экс-ан-Провансе – так же, как, например, полюбившаяся Москве генделевская «Альцина» Большого (перенос «Альцины», к слову, был запланирован еще Гетьманом). «Директор говорит, что будет развивать политику копродукций, и это хороший сигнал, – убежден Сергей Ходнев. – Есть люди, которые считают, что копродукция – это не солидно, секонд-хенд. Но в этом нет ничего зазорного. Для театра такая форма совместной работы с известными оперными домами или большими фестивалями – это фактор престижа. Да и спектакли будут приближены к европейским стандартам».
Приближать к ним есть много чего еще. Например, буфет. Его для полного счастья в «Стасике» не хватает даже больше, чем беспрепятственного созерцания умирающей Жизели, которому время от времени мешает метрополитен: поезда проходят прямо под театром. «Проблема буфета «Стасика» в том, что там, где продается алкоголь, не продаются бутерброды, а там, где продаются бутерброды, не продается алкоголь, – комментирует Эдуард Дорожкин. – Две-три стойки с алкоголем, остальное – с бутербродами. Это, конечно, не очень хорошо». Отсутствует и столь дорогая нашему сердцу опция заказать перед третьим звонком икру зернистую черную с тарталеткой и маслом или еще какую-нибудь закуску «Столичную» (осетрина, грибы, сливочно-сырный соус). А в антракте выйти из ложи и с высоко поднятой головой пройти мимо очереди, жаждущей Moët Rosé Impérial, к накрытому столу. С другой стороны, как раз отсутствие закуски «Столичной» в Театре Станиславского мы переживем. Комбинат питания «Кремлевский», обслуживающий Большой, – даже не «Гинза», отвечающая за буфеты Мариинского.
Аукцион о смене кормильца музтеатра провели в августе. Победило некое ООО «АФК», предложившее за право управлять пятисотметровым буфетом двадцать пять с лишним миллионов рублей – почти в три раза больше эстимейта. Но уже в январе контракт с фирмой разорвали. Пока зрителей по-прежнему утешают крымским игристым. «Но в этом тоже есть свой шик, – полагает Наталья Тимакова. – В Театр Станиславского люди приходят не за бокалом шампанского, не чтобы сделать с ним симпатичное селфи и поставить в инстаграм. Они приходят прежде всего за искусством».
Фото: Антон Земляной. Стиль: Юка Вижгородская. Прически, макияж и груминг: Светлана Шайда; Ирина Лаханская; Надежда Князева/The Agent; Кристина Гулая. Ассистент фотографа: Павел Веденькин. Ассистенты стилиста: Дарья Клюквина; Алина Соколова. Продюсер: Анжела Атаянц.