Русские Горки: в гостях у Яны Рудковской

«Мне нравится, когда заходишь – а в гостиной накрыт стол, всегда, в любое время суток. Так у Крис Дженнер, например. У моей подруги Натальи Давыдовой (@tetyamotya) в Версале. Если у тебя есть отдельный дом для приемов, стол тем более должен быть накрыт. Длинный и пустой не вызывает никаких эмоций». Мощь Яны Рудковской как раз в них, в эмоциях. Она в равной степени поражает светских снобов, высокопоставленных друзей и широкие народные массы от «Олимпийского» до Японии. Гектарному имению в районе Горок-9 и -10 продюсер не может позволить быть просто жилплощадью – оно, как все члены семьи, должно трудиться, выполнять боевые задачи. В этом году к гигантскому (1150 квадратных метров!) строению Рудковская с Плющенко добавили второе. Не гостевой дом, бери выше. Дом приемов.

Это прямоугольное двухэтажное здание с круглой башней сторожат два каменных львенка с провенансом, но скоро их уволят, заменят матерыми, большими львами. Которые уже идут из Франции – судя по скорости, своим ходом. Яна в розовых тапочках Hermès и сером спортивном костюме Louis Vuitton проводит кулаком с двумя айфонами по спине львенка и без тени улыбки говорит: «Львы – это самая большая проблема». И ведет меня смотреть стол.

Изначальной идеей было бескомпромиссно обставить дом антиквариатом, но стол и две прилагающиеся к нему витрины для посуды все же новые. Яна заказала их в мастерской Arte Veneziana, которая в 2014-м залила свои зеркальные катки по всему главному дому, натурально превратив его в замок Снежной королевы. На антикварном рынке не бывает обеденных столов длиной семь с половиной метров на тридцать четыре персоны. Jamais, и точка. Зато очень редко, но попадаются парные люстры Baccarat конца XIX века идеальной, со всеми хрусталиками сохранности, чтобы висеть над столом и создавать уют. Их нашла давно помогающая Рудковской подруга, парижский декоратор Елена Вайнштейн. Люстры во Франции были в залоге у банка, и вытащить их оттуда было очень, очень трудно. «Большая, страшная была история их вывоза». Но «невозможное возможно» – как миллион раз пел о своем продюсере Дима Билан в клипе с Оксаной Лаврентьевой в главной женской роли.

Все, чем богат сам стол, – тарелки, фужеры, столовое серебро, подсвечники Lalique, Christofle, Baccarat – было подарено Яне с Женей на венчание, в точном соответствии с wish-листом. «Вот такая была идея – чтобы друзья нам купили то, что понадобится в дом, куда эти же друзья и будут приходить». К такой мощной композиции в хрустально-бордово-золотом исполнении было бы логично поставить два трона и прочие сиденья под стать, но кандидаты не выдержали примерки – нарядные спинки стульев все той же Arte Veneziana неделикатно закрыли зеркальные боковые панели с рисунками по эскизам XVIII века. И по цвету не подошли. Яна расстроилась: «Не в кайф тогда было делать такой стол». Отправила Arte Veneziana обратно в Венето и волевым решением пригласила в банкетный зал самые простые прозрачные стулья Kartell – пластик Филиппа Старка всю жизнь выручает ее в сложных художественных ситуациях.

Яна смелая, ее семейная жизнь открыта, казалось бы, настежь. Все думают, что и дом у нее настежь – проходной двор, гости уезжают и приезжают, как в праздной дворянской усадьбе. Это большое заблуждение. Рублевская усадьба Плющенко и Рудковской, хоть и обставлена княжеским антиквариатом, но живет в другом режиме. Спортивном и трезвом. У Яны с этим строго: «Для нас прием гостей – это роскошь, мы суперзанятые люди. Но если уж пригласили, то отдадимся по полной программе. Гулять так гулять. Даже когда по-соседски заезжали Лена Перминова с Сашей Лебедевым или Наташа Якимчик с мужем, мы накрывали прекрасный ужин, вызывали мальчиков-официантов (мальчики как-то более welcome) в фартуках. Попили вина. Ударились в воспоминания. Ребята спрашивали, когда соберемся в следующий раз».

Евгений свои антикварные страсти направляет большей частью на вина, о его коллекции по окрестным дачам ходят легенды. Когда приходят гости, двукратный олимпийский чемпион исполняет свой любимый элемент – говорит: «Выбирайте год!» Какой бы винтаж ему ни заказали, показательное выступление будет блистательным – вся программа, от аперитива до дижестива.

В подвале гостевого дома Плющенко строит себе погреб с тайными комнатами. Яна туда не ходит, а потому долго шарит ладонями по стене в поисках выключателя. Вспоминаю, что в айфоне есть фонарик. Первое, что выхватывает луч, – это хозяйственная комната слева. Там среди банок и коробок грустно стоит прославленная лошадка-качалка Гном Гномыча – Сашеньке уже пять, он вырос из нее и по возрасту, и профессионально.

Размах папиной частной территории впечатляет. «Сколько у Евгения бутылок?» – «Тысяча, наверное. Больше, чем у меня пар обуви».

В доме, построенном на таком фундаменте, постоянных резидентов нет. Это парадная история, выставка достижений Яниного хозяйства. Попытка разделить приватное и публичное, что сейчас вообще непросто, а в случае Рудковской и Плющенко надо умножать на два. «Дом, в котором мы живем, очень большой. Но все равно мы там не имеем таких площадей, чтобы рассадить всех гостей, чтобы оставить ночевать. Чтобы я разрешила шуметь и кидать дротики». Архитектор Владислав Глуховский, работающий большей частью в Швейцарии, спланировал дом приемов без затей, функционально. Анфилада из прихожей, гостиной (с накрытым столом) и салоном на первом этаже. Две спаленки и бильярдная на втором. Плюс круглая комната в смотровой башне, куда ведет винтовая лестница.

На вопрос «зачем этот дом?» есть еще один ответ: чтобы разместить русский ампир, который Яна с Женей собирают уже лет семь. Длинную глухую стену в гостиной занял стол, а вдоль противоположной ей стеклянной, едва прикрытой тюлем Armani Casa, выставлены самые ценные экспонаты. Это диваны и кресла карельской березы из дворца великого князя Николая Николаевича в Петербурге на площади Труда. Мебель третьего сына Николая I долго жила за границей, но Яна с ее связями нашла способ вернуть золотым барашкам на подлокотниках российское гражданство.

Чтобы поженить в интерьере стол с уклоном в ардеко и русский ампир с уклоном в эклектику, Рудковская с Плющенко съездили в Аньер и заказали там два сундука Louis Vuitton в непрактичной, но жизнерадостной светлой расцветке Damier Azur. Они пустые, накрыты стеклом и работают на хозяйку как пара простых журнальных столиков. В смежных гостиных практически все предметы парные – это для Яны принципиально, и Елена Вайнштейн немало помучилась, добывая на аукционах и у антикваров ампирных близнецов: грифонов, сфинксов, рыб, попугаев, консоль с двумя ножками в виде черных греческих голов.

Два настенных канделябра подарил Стас Михайлов. Яна придумала для этих штук нежное слово – то ли «жантильерки», то ли «шандельерки». Когда она первый раз его произнесла, у меня в голове включилась песня I’m gonna swing from the chandelier, from the chandelier, хотя это пустые мечты – Рудковская никому не позволит качаться на люстре в непосредственной близости от ее тоненьких XIX века фужеров Baccarat и гарднеровского фарфора в витринах. А вообще угадать с подарком Яне очень просто – надо только посоветоваться с Леной. Ну или с самой Яной – за семь лет она вошла в раж, нашла в Москве консультанта-оценщика и реставратора из «Бородинской панорамы». Прочла десятки книг, сделала десятки экспертиз в Русском музее и Эрмитаже.

До блошиного рынка она опускается исключительно ради французских рамочек для фотографий мужа и детей. В интимной, в зеленых тонах дальней гостиной они стоят на полке огромного зеленого камина, на консолях, ломберных столиках, стеклянных тумбочках-витринах. За ними и гостями приглядывает портрет неизвестной девушки работы Юлия Клевера, хорошего (он висит в Русском музее) академиста конца XIX века. Из противоположного угла смотрит французский мальчик в треуголке – Яна на аукционе купила портрет, потому что он очень похож на Гном Гномыча в «Щелкунчике», только брюнет. На ножках обитого желтым шелком диванчика русский мастер лет сто пятьдесят назад вырезал двух фигуристых кариатид топлес. У детей такая скульптура обычно вызывает хихиканье, но шестнадцатилетний Андрей, пятнадцатилетний Коля и даже дошкольник Саша относятся к «русским дамам» как джентльмены. Мать их научила искусство любить: «Мальчики все понимают, что ж тут смеяться?»

Аукционисты в Америке, Лондоне, Париже уже поняли: если Рудковской что-то понравилось, она будет биться до конца. В любое время суток онлайн азартно следит за тем, как идет торг за приглянувшееся ей сокровище. «Есть две вещи, на которых я не буду экономить ни при каких обстоятельствах. Антиквариат и мода. По крайней мере, мне бы хотелось, чтобы сохранялась такая возможность. Это то, что мне интересно. У меня работа с ненормированным графиком, я зарабатываю – могу себе позволить. Не знаю, откуда у меня такая тяга к антиквариату. Может, потому что он будет расти в цене – значит, хорошая инвестиция. Особенно русский антиквариат – когда нахожу на мебели дворцовые клейма, ощущения просто непередаваемые».

То, что Яна проделала со столиком в прихожей, противоречит всем правилам торговли. Ножки в виде трех граций так очевидно запали ей в душу, что парижский антиквар не уступил ни копейки. Вайнштейн чуть не кричала: «Умоляю, не покупай у него ничего. Я найду тебе другой». Пустое – Яна в течение года несколько раз навещала в лавке этот столик, чем окончательно убила надежду на скидку. И купила, конечно же. Дико дорого.

Слева от прихожей есть маленькая гардеробная, где Евгений хранит свои ботинки для гольфа и стопку бейсболок. Хотя большую часть комнаты занимает манекен с голубым Золушкиным платьем от Терехова, которое отражается в зеркале высотой три сорок – ради него архитектор поднимал в гардеробной потолок. Яна купила зеркало – и еще много всего XVIII века – у канадских родственников княжны Екатерины Мещерской, которые приехали распродавать обстановку ее квартиры на Поварской, 22. (В качестве бонуса они выдали новой хозяйке кованый сундук и умилительное фарфоровое биде на ножках – «Оно стоит у нас как предмет шика антикварного».) У Мещерской была сложная биография и четыре мужа: она двигалась от военного летчика к завканцелярией патриарха Пимена, а потом, кокетничая, написала мемуары «Жизнь некрасивой женщины». Яна призрака княжны не боится и категорически отказалась менять зеркальное полотно: «Люди, которые верят в Бога, – они не суеверные».

А вот друзья сына Коли, которые пытались ночевать на втором этаже, сбежали от привидения в главный дом. В гостевой спальне стоит кровать нормальных для XIX века размеров – узкая и короткая. Яна перед покупкой прислала мужу ее фотографию на предмет посоветоваться, и он был категорически против: «Кто на такой поместится?» В дискуссию вступил Гном Гномыч: «Я буду на ней спать. Я маленький, она как раз для меня». Но обновлять покупку доверили большому мальчику, которому всю ночь слышалось шуршание страниц. Еще бы не слышалось – на одной стене там в рамочке висит загранпаспорт великого князя Владимира Александровича, начинающийся со слов «Мы, Николай Вторый...». На другой – тарелочки с портретами Николая II и его жены. На третьей – официальная просьба Матильды Кшесинской разрешить ей ездить к себе на дачу мимо главного подъезда дворца в Стрельне. С резолюцией «Разрешить. 75 рублей не требовать». Есть в этом серьезная историческая преемственность – Рудковская не могла не купить у питерского букиниста эту бумагу и не повесить в комнате для дорогих гостей.

В игровой гостиной на том же этаже архитектор выстроил подиум-диван – чтобы девочкам было где валяться, сплетничать и сверху смотреть, как мальчики гоняют шары. Из отреставрированного китайским черным лаком кресла-качалки следить тоже можно, но ракурс не всеобъемлющий. Тут же стоит огромный телевизор с плейстейшеном, жестко выселенный Яной из нижних комнат. Она борется с этим злом, но без фанатизма: «У Жени практически не было детства – в четыре года начался спорт. И теперь ему хочется наиграться за все упущенное время. Как я могу запретить всей своей мужской компании тут стрелять?» Что плейстейшен: в комнате стоит настоящий игровой автомат – большой, с лампочками кибер-дартс. Плющенко в тридцать пять лет может наконец позволить себе собственный парк аттракционов. Чтобы убить в нем немножко времени. Рядом с дартс масштаб задает портрет Барышникова, его последняя фотография времен СССР, сделанная Валерием Плотниковым. Яна объясняет: «Это друг Михаил подарил. Он считает Женю гением».

«Вот башенку доделаем, и будет очень красиво. Мы ждем человека, который правильно развесит там иконы», – в ожидании специалиста Рудковская положила на круглый стол в центре круглой комнаты венчальную икону. Вид из ротонды открывается идиллический, подмосковный дачный: соседский сарай, поля, холмы. Он дороже Яне, чем вся их с Плющенко недвижимость вместе взятая: «Меня душит Москва, мне там дико некомфортно. Я люблю пространство. И чтобы огурчики, помидорчики из своей теплицы». Квартиру на Пресне около «Марио» семья использует теперь только как перевалочный пункт, чтобы старшим мальчикам было где подремать перед футбольными тренировками.

Яна окопалась в полях всерьез и надолго. «У нас с Женей на двоих четверо сыновей. Моя мама живет с нами, не исключено, что и папа переедет из Сочи – он уже старенький, ему тяжело. Мы создаем здесь наш мир: садовые шахматы, яблони, пять злых сторожевых собак. Не хочется голой недвижимости, надо, чтобы история получилась и было что передать по наследству. Поэтому антиквариат. Сыновья, когда женятся, могут жить тут, не проблема. Хочу, чтобы у меня была большая семья. Не хочу никого отпускать. Люблю всех контролировать».

У Яны на телефон выведены камеры с разных точек участка. Одной ногой уже в кутюре для съемки «Татлера», она звонит Коле – ребенок помогал рабочим строить спортплощадку и чистить пруды на незадействованной пока части территории, но неожиданно пропал с радаров. Евгений на время чистки бережно выселил из прудов лягушек. Когда пустит обратно воду, вернет на место. И будет кроме них разводить на охраняемой злыми собаками территории карпов и раков – есть у самого, кажется, титулованного за всю историю спорта фигуриста такая мечта.

Рудковская, при всем уважении к карпам, больше интересуется своей хрустальной люстрой – русской, судя по колоскам и лебедям на каркасе. Ее высоты хватает, чтобы занять весь атриум и роскошно встречать гостей в прихожей гостевого дома. У Яны тоже есть мечта – проводить за накрытым столом мероприятия, настоящие званые ужины. Арендовать ресторан не модно: гости норовят опоздать к горячему и отказаться от десерта на трех приемах одновременно. Таков теперь в Москве светский график. А дома, с борщом в супнице кузнецовского фарфора, с блинами и черной икрой – это уже эксклюзив, допуск в частную жизнь. Который в этой семье пока ограничен настолько, что даже Новый год, первый праздник в этом доме, они встречали с родственниками под телевизор. Ни одного гостя. На месте длинного стола поставили умопомрачительную елку – только для родных. Они всегда так отмечают, но Рудковская намерена изменить традицию. Ей хочется чаще показывать ценителям свою коллекцию антиквариата.

«А Женя принимал участие в выборе мебели?» – Яна смеется: «Только софинансированием». И немедленно обращает мое внимание на растение в горшке: «Это плющ! Скоро все окна дома будут во французских балкончиках, на которых мы посадим плющ. Он разрастется и заполнит собой весь фасад и даже крышу».