Я пришел, собственно, на премьеру фильма как гость и не собирался никому давать интервью. Так, тихой сапой можно ответить на пару вопросов «за Ницше, за искусство», и все. Но фиолетовое облегающее платье так улыбалось и было настолько застенчивым, что я не устоял. Молодым надо помогать – есть у меня такое кредо. Или это слабость? «Не имеет значения», – подумал я и согласился на интервью.
– Вы меня простите, но я работаю для известного мужского журнала и хотела поговорить с вами о сексе, – заговорила владелица продолговатого красного микрофона, который она держала почему-то двумя руками.
– Скорее всего, вы решили в свои двадцать с чем-то, что с мужчинами моего возраста о сексе можно только говорить. Ну давайте считать, что я теоретически подкован и смогу ответить на ваши щекотливые вопросы. Слушаю. Внимательно и чутко.
– Вы знаете, тема этого выпуска – «Женщины с низкой социальной ответственностью», согласно терминологии нашего президента. И мой первый вопрос: вы сами как относитесь к жрицам любви? Вы когда-нибудь прибегали к их услугам? Абсолютное большинство мужчин, когда им задаешь этот вопрос, отвечают отрицательно. И только по-идиотски улыбаются. А между тем индустрия платной любви процветает. Спрашивается, если ими никто не пользуется, то почему они есть и в основном прекрасно себя чувствуют. Это просто смешно. Однако вернемся к вопросу: вы пользовались услугами проституток?
Вот зачем эта коза свалилась мне на голову?! Что мне не жилось спокойно без дуры с проститутками сегодня вечером?
– Извините, но вот моя жена, а я при ней не могу...
– Это не ваша жена, это Татьяна Беркович.
– Хорошо, это не моя жена, но Таня – близкая подруга семьи, и реакция на возвышенную тему о проститутках от моей любимой Беркович может быть неоднозначной. Вернее, хорошо зная Таню, однозначной...
– Вы что, стесняетесь? Вы, Александр Андреевич Добровинский, вы что, действительно стесняетесь?
Да что за сучка маленькая мне попалась сегодня...
– Как вы держите микрофон, так это прямо в тему, – съехидничал я, переходя в наступление. Надо было, следуя адвокатской практике, брать переговоры в свои руки.
– Две жены тому назад я жил в Париже. Авеню Foch, по-французски читается «Фош», один из самых дорогих и престижных проспектов города. Несмотря на очень состоятельных людей, проживающих в нашем доме, а может быть, благодаря им, прямо напротив красивых чугунных ворот (по-местному – porte d’entrée) где-то с десяти или одиннадцати вечера стояла сисястая барышня и подторговывала своими личными частями тела. Вообще-то барышни стояли по всей длине великолепного авеню на обеих сторонах. Очевидно, на профсоюзном собрании (неразборчивых в сексуальных связях женщин. – Прим. «Татлера»), в смысле трудящихся парижских тротуаров Шестнадцатого района, было произведено распределение мест и фонарей. Регулярно возвращаясь домой около полуночи и будучи человеком воспитанным, я здоровался с объектом чьих-то утех и субъектом мужских наслаждений с большим декольте, живущим своей, независимой от погоды жизнью с низкой социальной ответственностью. Мы мило улыбались, иногда перебрасываясь фразами о местных новостях, моей собаке, растущей инфляции и об улюлюкающих кретинах в проезжающих мимо авто.
До поры до времени никаких эксцессов не происходило. Как сказал поэт, «мы все путаним понемногу когда-нибудь и с кем-нибудь». Но сначала в моей жизни появилась, а затем и утвердилась высокая, молодая и очень красивая шатенка с редким именем Лена. Пока девушка из Питера просто навещала меня на вечер, на ночь, а под утро уходила в небытие, никаких проблем не было. Но когда в квартире появились платья и кофточки, в ванной – несметное количество банок и тюбиков, а на столе в гостиной – «семейные» вазочки не моей семьи... Вот тогда и начались вопросы: «Почему она стоит перед нашим домом? Ты можешь с ней поговорить, чтобы она пошла куда-нибудь в другое место? Зачем ты с ней здороваешься? Может, ты с ней еще разговариваешь? Ты поговорил с ней, чтобы она отсюда ушла? А почему она с тобой здоровается? И это самый шикарный район в Париже? Мы можем отсюда съехать? Что ты молчишь? Кто тебе дороже: я или квартира? А может, у тебя с ней что-то было? Фу, какая гадость! Чем это я тебя обидела? Что, нельзя спросить? Все равно – фу, какая гадость! Мы не можем позвать гостей, они увидят этот ужас. А моя мама? Если бы она знала... А если мама приедет к нам в гости? Что ты все молчишь? Тебе не стыдно? У меня красный диплом педагогического института, а я должна каждый день видеть эти сиськи. А твоя мама знает, что ее любимый Сашенька живет рядом с проституткой? Ах, твоей маме все равно? А вот мне не все равно. Ты можешь перестать смотреть футбол и молчать? Это унизительно, в конце концов! Я с тобой разговариваю! Что значит, я сама с собой разговариваю? Тогда в ресторане, когда ты меня взял за..., в общем, когда ты меня первый раз обнял, ты был другой». Ну и т. д. Возвращаясь вечером домой, Лена демонстративно фыркала и отворачивалась от интимного пролетариата.
