Я пришел, собственно, на премьеру фильма как гость и не собирался никому давать интервью. Так, тихой сапой можно ответить на пару вопросов «за Ницше, за искусство», и все. Но фиолетовое облегающее платье так улыбалось и было настолько застенчивым, что я не устоял. Молодым надо помогать – есть у меня такое кредо. Или это слабость? «Не имеет значения», – подумал я и согласился на интервью.
– Вы меня простите, но я работаю для известного мужского журнала и хотела поговорить с вами о сексе, – заговорила владелица продолговатого красного микрофона, который она держала почему-то двумя руками.
– Скорее всего, вы решили в свои двадцать с чем-то, что с мужчинами моего возраста о сексе можно только говорить. Ну давайте считать, что я теоретически подкован и смогу ответить на ваши щекотливые вопросы. Слушаю. Внимательно и чутко.
– Вы знаете, тема этого выпуска – «Женщины с низкой социальной ответственностью», согласно терминологии нашего президента. И мой первый вопрос: вы сами как относитесь к жрицам любви? Вы когда-нибудь прибегали к их услугам? Абсолютное большинство мужчин, когда им задаешь этот вопрос, отвечают отрицательно. И только по-идиотски улыбаются. А между тем индустрия платной любви процветает. Спрашивается, если ими никто не пользуется, то почему они есть и в основном прекрасно себя чувствуют. Это просто смешно. Однако вернемся к вопросу: вы пользовались услугами проституток?
Вот зачем эта коза свалилась мне на голову?! Что мне не жилось спокойно без дуры с проститутками сегодня вечером?
– Извините, но вот моя жена, а я при ней не могу...
– Это не ваша жена, это Татьяна Беркович.
– Хорошо, это не моя жена, но Таня – близкая подруга семьи, и реакция на возвышенную тему о проститутках от моей любимой Беркович может быть неоднозначной. Вернее, хорошо зная Таню, однозначной...
– Вы что, стесняетесь? Вы, Александр Андреевич Добровинский, вы что, действительно стесняетесь?
Да что за сучка маленькая мне попалась сегодня...
– Как вы держите микрофон, так это прямо в тему, – съехидничал я, переходя в наступление. Надо было, следуя адвокатской практике, брать переговоры в свои руки.
– Две жены тому назад я жил в Париже. Авеню Foch, по-французски читается «Фош», один из самых дорогих и престижных проспектов города. Несмотря на очень состоятельных людей, проживающих в нашем доме, а может быть, благодаря им, прямо напротив красивых чугунных ворот (по-местному – porte d’entrée) где-то с десяти или одиннадцати вечера стояла сисястая барышня и подторговывала своими личными частями тела. Вообще-то барышни стояли по всей длине великолепного авеню на обеих сторонах. Очевидно, на профсоюзном собрании (неразборчивых в сексуальных связях женщин. – Прим. «Татлера»), в смысле трудящихся парижских тротуаров Шестнадцатого района, было произведено распределение мест и фонарей. Регулярно возвращаясь домой около полуночи и будучи человеком воспитанным, я здоровался с объектом чьих-то утех и субъектом мужских наслаждений с большим декольте, живущим своей, независимой от погоды жизнью с низкой социальной ответственностью. Мы мило улыбались, иногда перебрасываясь фразами о местных новостях, моей собаке, растущей инфляции и об улюлюкающих кретинах в проезжающих мимо авто.
До поры до времени никаких эксцессов не происходило. Как сказал поэт, «мы все путаним понемногу когда-нибудь и с кем-нибудь». Но сначала в моей жизни появилась, а затем и утвердилась высокая, молодая и очень красивая шатенка с редким именем Лена. Пока девушка из Питера просто навещала меня на вечер, на ночь, а под утро уходила в небытие, никаких проблем не было. Но когда в квартире появились платья и кофточки, в ванной – несметное количество банок и тюбиков, а на столе в гостиной – «семейные» вазочки не моей семьи... Вот тогда и начались вопросы: «Почему она стоит перед нашим домом? Ты можешь с ней поговорить, чтобы она пошла куда-нибудь в другое место? Зачем ты с ней здороваешься? Может, ты с ней еще разговариваешь? Ты поговорил с ней, чтобы она отсюда ушла? А почему она с тобой здоровается? И это самый шикарный район в Париже? Мы можем отсюда съехать? Что ты молчишь? Кто тебе дороже: я или квартира? А может, у тебя с ней что-то было? Фу, какая гадость! Чем это я тебя обидела? Что, нельзя спросить? Все равно – фу, какая гадость! Мы не можем позвать гостей, они увидят этот ужас. А моя мама? Если бы она знала... А если мама приедет к нам в гости? Что ты все молчишь? Тебе не стыдно? У меня красный диплом педагогического института, а я должна каждый день видеть эти сиськи. А твоя мама знает, что ее любимый Сашенька живет рядом с проституткой? Ах, твоей маме все равно? А вот мне не все равно. Ты можешь перестать смотреть футбол и молчать? Это унизительно, в конце концов! Я с тобой разговариваю! Что значит, я сама с собой разговариваю? Тогда в ресторане, когда ты меня взял за..., в общем, когда ты меня первый раз обнял, ты был другой». Ну и т. д. Возвращаясь вечером домой, Лена демонстративно фыркала и отворачивалась от интимного пролетариата.
Но однажды произошел казус. Я, как всегда, поздоровался с «дежурной по сексу» и, как всегда, услышал от нее знакомое Bonsoir, Monsieur («Добрый вечер, месье»), как всегда, Лена фыркнула и отвернулась, и вот тут и случилось то, что случилось. Девушка с выпуклой грудью открыла рот и произнесла следующее: «Мадам, и у вас, и у меня одна профессия. Просто у вас один клиент и вы называете его мужем, а у меня их много, и я их никак не называю. Но делаем мы одно и то же, хотя и за разные деньги. Причем уверена, что вы делаете это хорошо. Иначе такой милый человек, как месье, вел бы каждый вечер домой другую даму. Так что давайте здороваться, коллега». Потом показала пальцем на пакет Louis Vuitton и добавила: «Хороший гонорар, дорогая. А вот я сегодня совсем в пролете».
Лена покраснела до ноздрей, до бровей, до туфель, до клипс, до колец. Уже в квартире, когда отличница педагогического института переодевалась, я увидел, что и остальные части тела находятся в оскорбительном волнении и покрыты красными пятнами. Мы молча легли в постель, я погасил свет. Через пятнадцать минут свет зажегся без моего вмешательства, и зеленые глаза, источая лазерные лучи, внимательно на меня посмотрели: «Ты считаешь, что она права?» Повисла пауза. Меня начинал разбирать смех. Но в этой ситуации надо было что-то говорить. А вот что я тогда ответил Леночке, вы никогда не узнаете. В общем, к профессии, о которой вы пишете в журнале, я отношусь нормально. Помните «Женщина в прозрачном платье белом, // В туфлях на высоком каблуке, // Ты зачем своим торгуешь телом // От большого дела вдалеке?»? Стихи эти были написаны еще в СССР. Разрешаю процитировать.
– Так что же вы ей сказали? Расскажите, ну пожалуйста-пожалуйста.
Я улыбнулся, и мы расстались.
У Лены Мозер – своя жизнь и семья. У меня – своя. Мы очень близкие друзья и часто общаемся. Тот вечер и ту девушку на тротуаре вспоминаем с ностальгией и какой-то грустинкой. Мы были молоды, чуть-чуть глупы и наивны, увлечены приключениями и жизнью, ну и, конечно, безумно влюблены друг в друга. Обычно, когда мы встречаемся, за кофе Ленка задает мне один и тот же вопрос: «Так ты был когда-нибудь клиентом?» Я невнятно трясу головой и, в свою очередь, задаю ей встречный вопрос: «А ты считаешь, что когда-нибудь была... ну ты понимаешь?» И почему-то оба безумно хохочем. Потом я провожаю Ленку до гостиницы (она живет не в России), мы прощаемся, и я уезжаю к себе на дачу, туда, где меня ждет любимая.
Нет, я точно никогда не был клиентом. Или все-таки был?
Фото: ИЛЛЮСТРАЦИЯ: КАТЯ ПИТРОВА/BANG!BANG!STUDIO