В первую неделю после переезда в Сан-Франциско я почувствовала, как под ногами дрожит цементный пол нашего нового офиса. «Землетрясение», – буднично сказал инженер Артем, однако никто не сдвинулся с места. Куда больший ажиотаж у коллег вызвало сообщение в слаке – кто-то принес булочки из модной пекарни Vive la Tarte. Вечером я рассматривала карту потенциального ущерба, который нанесет следующее большое землетрясение – а оно, скорее всего, случится в ближайшие тридцать лет, – и с неудовольствием обнаружила, что наш офис, как и моя крохотная комната, уйдут под землю. Еще через месяц я проснулась от того, что моя комната раскачивалась во все стороны. Я просто заснула обратно.
Волатильная окружающая среда – такая же особенность быта Кремниевой долины и ее окрестностей, как и дороговизна, крутые холмы и переменчивая погода. Местные жители охотно переняли жаргон катастрофы. Каждый стартап обязательно «подрывает» свой рынок, а полуофициальный девиз Facebook – Move fast and break things – был бы чудесным слоганом для цунами. Самые предприимчивые видят в повседневном апокалипсисе шанс для бизнеса. Производитель очистителей воздуха Molecule (восемьсот долларов за штуку) рассматривает ежегодные лесные пожары как отличную маркетинговую возможность. Меж тем, как говорится в исследовании, проведенном ресурсом Wirecutter, который принадлежит The New York Times Company, продукция Molecule не только не очищает воздух, а делает его еще хуже.
«Я где-то прочитала, что самые духовно богатые места на планете – те, где идеи встречают как можно меньше сопротивления. Это о Долине, и это то, что меня в ней привлекает, – говорит Пэрис Рузати, основательница сообщества X Women, которое объединяет женщин для борьбы со стигматизацией депрессии. – Здесь живут мечтатели, творцы и те, кто дают им деньги». С Пэрис согласились бы миллионы людей, которые едут в эту часть Калифорнии последние сто пятьдесят лет: искатели золота, битники, хиппи, активисты, предприниматели. Все они хотели полярно разных вещей, но верили, что старый мир можно и нужно разрушить, а на его месте построить новый – более удобный, более справедливый и, конечно, приносящий выгоду тем, кто приложил руку к его строительству. «Может, у нас и нет цветов в волосах, но мы верим в перемены. Не важно, личные или глобальные, но перемены», – говорит переехавшая в Сан-Франциско на год раньше меня Джулия Аньолини, маркетолог сервиса The Lobby, который пытается расшатать модную индустрию. В ассортименте сайта Fromthelobby.com исключительно новые марки, клиент делает заказ, получает вещи бесплатно, носит две недели, чтобы понять, нравится или нет, и только если нравится, оплачивает покупку. По мнению Джулии, ИТ-индустрия стала неотъемлемой частью революционного духа долины: «Именно поэтому сюда приезжает талантливая молодежь со всего мира. И именно поэтому жить в долине – это значит жить в будущем».
Долина и правда полигон для экспериментов. Местные жители первыми встречаются с беспилотными автомобилями, шлемами виртуальной реальности и роботами-помощниками. Cтартапы применяют модель убера к любой бытовой проблеме: если ваше время стоит дорого, зачем тратить его на стирку носков? Достаточно нажать одну кнопку в приложении, и неприятную обязанность за вас выполнит кто-то другой. Не хотите гулять с собакой? Не нравится вкручивать лампочку? Лень идти за буррито? Всегда найдется человек, который за умеренную плату погуляет, вкрутит и принесет, пока вы отвечаете на письмо из бухгалтерии или смотрите криминальные сериалы на «Нетфликсе». Хорошо помню день, когда я заказала из магазина пачку премиум-бобов Rancho Gordo, которых мне не хватало для очередного кулинарного проекта. «Идет дождь, – оправдывалась я перед собой, – у тебя простуда, есть дела поважнее». Розничная цена бобов – семь долларов, но я заплатила двадцать пять, и через два часа незнакомый человек оставил пачку бобов на моем пороге. Сложно описать чувство пугающей безнаказанности, которое я ощутила в тот момент. Все правила, которым я научилась за годы бедности и самодостаточности, отправились в мусорное ведро. Проклятые бобы, как в сказке, открыли мне глаза на параллельную реальность, в которой я могла бы, скажем, ни разу в жизни не помыть тарелку (на то, чтобы представить, как бы я жила, будь я по-татлеровски богата, мне не хватает фантазии). До меня наконец дошло: вещи, казавшиеся мне невозможными, на самом деле были мне просто не по карману.
Однако конец 2010-х для большинства жителей Сан-Франциско и агломерации, как и остального мира, прошел под знаком более трезвого взгляда на последствия технологической революции. Люди впервые задумались о том, что у удобства есть цена, а именно отказ от права на частную жизнь. Алекса включит свет в комнате, но в обмен будет слушать все твои разговоры. Социальные сети, обещавшие соединить людей по всему миру, привели к эпидемии одиночества. Информация о том, как технологические корпорации продают частные данные рекламодателям, допускают масштабные хакерские атаки и сотрудничают с правительством, только усугубляют кризис доверия.
«Город, в котором много инноваций, но мало разнообразия, провоцирует полный уход от реальности. Важно иметь более глобальную, инклюзивную перспективу», – говорит Пэрис Рузати. Одно из последствий этого информационного пузыря – размытие границ между настоящими инновациями и шарлатанством. С одной стороны, компании вроде Magic Leap, Theranos или WeWork привлекают миллиарды долларов на красивые обещания и потом разваливаются. С другой стороны, новые стартапы все реже пытаются решать серьезные проблемы современности – на голодающих детях или глобальном потеплении быстро денег не заработать. В результате жизнь в технологической столице мира полна двойных стандартов. В кофешопах не найти ни единой пластиковой трубочки, но на поддержку биткоина в 2019-м ушло больше электроэнергии, чем вся Швейцария потребляет за год.
Подобные контрасты – первое, что замечают приезжие. «Здесь соседствуют экстремальное богатство и бедность, холмы и плоскости, скука и адреналин. Это американские горки, а не город», – говорит Джулия Аньолини. Большинство офисов и коворкингов в Сан-Франциско находятся в районах, традиционно занятых бездомными. Прогуливаясь до ближайшего кафе Sweetgreen за салатом из кейла, сотрудники ИТ-компаний осторожно обходят людей, лежащих без сознания на тротуарах. «Когда я только приехала, меня совершенно потрясло количество бездомных, – рассказывает дизайнер Кейси Филингэм. – Я постоянно вижу использованные шприцы на тротуарах, чего никогда не встречала в Нью-Йорке. Эти люди могут быть очень агрессивными. Я стараюсь избегать определенных частей города, но даже в моем районе случаются нападения и кражи». Кейси носит с собой перцовый баллончик и не выпускает его из рук, пока мы с ней идем ко мне в гости. Я понимаю ее, но живу в этом районе слишком долго, чтобы чувствовать себя в опасности, – беспечность, которая страшно раздражает моих друзей. С некоторыми из местных бездомных у нас даже завязались своеобразные приятельские отношения. Я иногда покупаю им сигареты и молоко, они предлагают мне метамфетамин (я, разумеется, вежливо отказываюсь).
Согласно исследованию Bay Area Economic Institute, агломерация Сан-Франциско занимает третье место по количеству бездомных (впереди куда более крупные Нью-Йорк и Лос-Анджелес). Отчасти это объясняется тем, что Сан-Франциско – город очень красивый, но небольшой. Строить новое жилье здесь просто негде. Еще в шестидесятых местные власти всерьез рассматривали возможность засыпать верхнюю часть залива мусором, чтобы создать пространство для новой недвижимости. К счастью, усилия трех неравнодушных активисток не дали этим планам осуществиться, но проблема осталась: места на всех не хватает, и цены на уже существующее жилье растут пропорционально спросу и зарплатам в ИТ-индустрии. За последние десять лет стоимость аренды выросла в среднем на 70%, позволить себе крышу над головой могут далеко не все. «Неприличное богатство, политики и предприниматели, которые игнорируют проблемы, вызываемые джентрификацией, и огромный разрыв между богатыми и бедными – все это ставит нас перед выбором: или уезжай, или живи на улице», – говорит Кори Картрайт, который переехал в Окленд из Солт-Лейк-Сити. Кори в прошлом геймдизайнер, теперь занимается импортом натурального вина, то есть такого, в которое при производстве не добавляют ни сахара, ни дрожжей, ни диоксида серы.
Богатых людей здесь действительно очень много. По данным исследовательской компании Wealth-X, в долине живет больше миллиардеров на душу населения, чем где-либо в мире. Средний доход – почти в два раза выше среднего по США, что делает Сан-Франциско и агломерацию самыми богатыми в стране. С каждым крупным IPO в городе появляются тысячи новых миллионеров, и местные бизнесы не поспевают за спросом на предметы роскоши. Продажи электрических велосипедов (средняя цена – около десяти тысяч долларов) за последний год выросли в два раза. За ужин с вином в Atelier Crenn (три звезды «Мишлена») надо отдать тысячу с лишним, но от желающих не отбиться, хотя бронировать столик нужно за два месяца плюс требуется заплатить аванс в размере семисот долларов. Частное занятие пилатесом в бутиковых студиях стоит от $135. Небольшой по меркам миллиардеров (500 м2 ) дом в когда-то неблагополучном районе Мишн обошелся Марку Цукербергу в серьезные десять миллионов. Теперь бездомные, живущие на окрестных улицах, зарабатывают на жизнь тем, что продают найденное в его мусорных контейнерах: работающие пылесосы, фены и кофемашины.
Как это ни парадоксально, но богатство местных жителей практически никак не отражается на их личном стиле. Две главные местные ролевые модели Стив Джобс и Марк Цукерберг – адепты базовой одежды. Первый не снимая носил черные водолазки, второй не вылезает из серых футболок. Все ради экономии времени и эмоционального ресурса, необходимого для принятия решений. Цукерберг даже пытался построить дома «умную» пушку, которая по первому зову могла бы выстрелить в хозяина свежей любимой футболкой. Впрочем, как сам основатель Facebook признался в интервью, его инженерных знаний для решения этой высокотехнологической задачи не хватило.
Пытаясь воссоздать успех титанов, местная ИТ-элита придерживается такого же аскетизма, не выходя за круг правильных брендов: Allbirds, Common Projects, Lululemon, наконец, Patagonia. Популярный аутдор-бренд в свое время стал по заказу размещать на своих жилетах логотипы стартапов, благодаря чему стал частью тех-бро-культуры. В начале нынешнего года в арт-центре Minnesota Street Project в Сан-Франциско шла выставка Саймона Денни, который сделал свою версию жилетов Patagonia из платков, ранее принадлежавших Маргарет Тэтчер. Так художник хотел обратить внимание на негативное влияние ИТ-индустрии на местные сообщества – примерно так же британский премьер-министр со своими идеями свободных рынков и глобализации повлияла на локальные производства и целые страны. К слову, в прошлом году марка изменила свою политику в отношении производства мерча: теперь жилеты с логотипом будут делать только для компаний, которые занимаются благотворительностью, чья миссия «благородна» или чье производство экологично.
Когда вера в безусловный технологический прогресс ослабевает, местные жители обращаются к нетрадиционным духовным практикам, чтобы найти новую систему ценностей. «В моей семье духовности уделялось много внимания, но до переезда в долину я никогда не видела, чтобы люди настолько открыто обсуждали свои мировоззрения и личный духовный рост, – рассказывает Пэрис Рузати. – Наша компания даже устраивала командные медитации пару раз в неделю, для меня все это было в новинку».
Медитации в долине прижились давно – местные жители могут отправиться в один из многочисленных дзенцентров, духовных институтов и випассана-ретритов. Однако расширение сознания этим не ограничивается. Долина – одно из немногих мест на планете, где люди используют наркотики не для того, чтобы как следует повеселиться, а для того, чтобы продуктивно поработать. Кто-то по старинке принимает аддералл (медицинский аналог амфетамина), другие прибегают к микродозам ЛСД и галлюциногенных грибов. О марихуане, легализованной в Калифорнии еще в 2018-м, и говорить не приходится. Те, кому этого недостаточно, проводят выходные за участием в индейских аяуаска-ритуалах: выпив психотропный отвар особой лианы, выворачивают душу (и не только) под пение шаманов, прилюдно борются с собственными демонами и просветляются. Я сама, по большей части из любопытства, наводила справки о набирающем популярность лечении депрессии при помощи кетамина (он применяется в медицине для наркоза). Обнаружила, что первый прием у специалиста стоит тысячу долларов, а каждая доза препарата (принимать рекомендуется дважды в неделю) – порядка девятисот. И пришла к выводу, что мне не так уж и грустно.
Экспериментаторский дух долины рано или поздно затрагивает все сферы жизни человека, от здоровья до отношений. Валерия Алфимова, финансовый директор компании Appodeal, чей сервис помогает создателям мобильных приложений увеличивать доходы от рекламы, шутит, что ее опыт жизни в долине – это настоящее White Girl Bingo (это можно перевести как «Рай для белой девочки»). «Я попробовала все: ежедневно занималась спортом, не ела добавленный сахар, хайкала по много километров в день, вела бюджет, медитировала. Медитировать, кстати, меня научил коллега». Вести здоровый во всех смыслах этого слова образ жизни (что, если не это, – важнейшая из проблем белого человека в наше время?) здесь даже проще, чем москвичу – скачать приложение Тети Моти или зайти на стаканчик коктейля «Чистая печень» во Fresh. ЗОЖ в долине – как воздух: рано или поздно он все равно в тебя проникнет.
Главное местное хобби – хайкинг и вообще все активности на открытом воздухе. Каждые выходные соскучившиеся по природе работники ИТ-индустрии садятся в арендованные машины и едут ставить палатки в Йосемитский национальный парк, сплавляться на байдарках или гулять по бывшим военным укреплениям (нынче там разбиты пляжи). Здоровый образ жизни в долине – не просто личный выбор, а неотъемлемая часть культуры продуктивности, финальная стадия монетизации себя. Работодатели знают, что болеть – дорогое удовольствие, и принимают непосредственное участие в физическом состоянии своих сотрудников; запрещают шоколадки, оплачивают фитнес-клубы, а в части компаний – платят бонус за заморозку яйцеклеток.
Личная жизнь, еще один враг продуктивности, тоже меняется перед требованиями времени. Сексуальное раскрепощение всегда было частью местной хиппи-культуры (во многом благодаря автору «Пролетая над гнездом кукушки» Кену Кизи и его вечеринкам Acid Test). В 1964 году журнал Time назвал Сан-Франциско гей-столицей Америки. Именно здесь появился первый ЛГБТ-район, первые психоделические оргии и полиаморные коммуны, крупнейшие кинк-фестивали и клубы, посвященные бондажу, дрэгу, БДСМ. Самое масштабное БДСМ-событие в мире Folsom Street Fair ежегодно собирает более четырехсот тысяч человек разной степени обнаженности и сексуальной раскрепощенности. Самые смелые могут протестировать новейшие плетки, самые скромные могут просто смотреть.
Повышенный интерес к свободному сексу и нестандартным моделям отношений связан не только со свободомыслием местных жителей. Для многих это социальная необходимость. Каждый год в долину приезжают свободные молодые люди, которым очень хочется живого человеческого контакта, но не хочется тратить столько времени и терпения, сколько требуют классические отношения. Основополагающая вера в то, что за горизонтом всегда ждет что-то лучше, новее и интереснее, делает моногамные отношения непопулярным выбором – зачем ограничивать себя только одним партнером? На замену приходят экспериментальные формы интимности, которые дают максимум удовольствия при минимуме обязательств: открытые отношения, полигамные семьи, cuddle puddles (десятки обнимающихся незнакомцев, часто находящихся под действием МДМА), секс вечеринки. Непосредственно секс на таких событиях – дело добровольное. Многие организаторы вводят систему опознавательных знаков, которые дают понять, какие проявления интимности комфортны понравившемуся вам человеку. Существуют и правила анонимности. Если на секс-вечеринке вы случайно встретили коллегу, этикет подразумевает, что вы оба будете хранить молчание.
Однако этичность таких вечеринок сильно зависит и от того, кто их устраивает – популяризаторы инклюзивного секса или же богатые и знаменитые мужчины-бизнесмены. Эмили Чанг, автор книги «Бротопия», пишет о том, как традиционные структуры власти накладывают свой отпечаток на выражения свободной любви. «Для женщин, принимающих участие в элитных секс-вечеринках, это тот же самый сексизм, только завернутый в обертку сексуального раскрепощения. Они упрочивают традиционную иерархию власти, унижают женщин и тешат и без того огромные мужские эго». Частичное свидетельство этого – подавляющая гетеросексуальность подобных вечеринок. К примеру, секс втроем очень редко включает в себя взаимодействия между двумя мужчинами.
Несмотря на прогрессивность долины, традиционное распределение власти тут никуда не исчезло. Последние пять лет в технологических компаниях стали больше говорить о важности гендерного и расового разнообразия среди сотрудников. Однако на деле демография практически не изменилась. По состоянию на 2019 год ни в одной крупной технологической компании не было больше 25% сотрудников-женщин. Женщин, которые занимают руководящие должности, и того меньше. Как сообщается в исследовании «Гендерное разнообразие в Кремниевой долине», опубликованном в прошлом году юридической фирмой Fenwick & West, в составе советов директоров ста пятидесяти крупнейших компаний долины женщин лишь 17,7%. Те женщины и представители расовых и сексуальных меньшинств, которым удалось найти работу в крупных ИТ-компаниях, часто ощущают себя не полноправными членами команды, а атрибутом красивой маркетинговой истории.
Когда я спрашиваю своих респондентов о том, видят ли они себя в долине через десять лет, большинство отвечает отрицательно. Это подтверждают и городские опросы: в 2019 году 35% местных жителей заявили о желании уехать из города в ближайшие три года, еще 22% рассматривают такую возможность, но пока не строят конкретных планов.
Мир в долине меняется до неузнаваемости так часто, что может закружиться голова. Мы чувствуем, как дрожит земля под ногами, как на смену одним порядкам приходят другие, как любые достижения устаревают со временем. Мы знаем: когда сойдутся тектонические плиты, они унесут с собой наши офисы, дома и даже уродливую фаллическую башню компании Salesforce.
Лично я съехала из своей шатающейся комнаты через два года – в дом на горе Тамалпаис. Здесь нет общественного транспорта и пешеходных дорожек. Единственный способ сюда добраться – это социальный лифт, на котором я проехалась за чужой счет: мой бойфренд купил этот дом, когда мы только познакомились. «Тамалпаис? – переспросила я у него на первом свидании. – Это где?» Оказалось, это там, где живут почти исключительно богатые белые люди. Гитарист Grateful Dead Боб Вейр, который завязал с наркотиками, теперь заведует кафе и концертным залом. Там бесстрашно гуляют лисы, олени и белки. Если сильно прищуриться, из моего окна можно разглядеть океан. Я закрываю глаза и слышу, как где-то поблизости кричат койоты.
Фото: Shutterstock/Fotodom.ru Из личного архива Gettyimages.com