.jpg)
В документах Наташи Максимовой не всегда было написано «пол – женский». В апрельском номере «Татлера» мы публикуем историю о ее жизни не в своем теле, смене пола и каминг-ауте в стране, где это слово считается ругательством. Его Наташа совершила осенью, в своем инстаграме. Просто написала: «Здравствуйте, меня зовут Наташа... Оказавшись в детском социуме, я вдруг столкнулась, дико недоумевая, с тем, что далеко не все дети, как, впрочем и взрослые, были готовы согласиться, что я – именно Наташа. Для них я была тем, кем была записана казенным почерком в метрике». К посту прилагались черно-белые фотографии из семейного альбома: симпатичный мальчуган с грустными глазами Малыша из «Карлсона» в окружении любящих родителей.
Мы публикуем отрывок из текста Ксении Соловьевой о том, как этот мальчуган прошел тернистый путь до музы российских дизайнеров и богини Шестнадцатого арондисмана.
Я не помню, когда увидела ее впервые. Вероятно, на показе Dior на Красной площади летом 2013-го, когда там еще можно было устраивать что-то кроме катков. Наташа пришла в черном платье-сетке Givenchy Couture, которое лишь чудом скрывало то, при виде чего Красная площадь зарделась бы окончательно. А может, я увидела ее в Париже, в компании Ренаты Литвиновой – они дружили много лет, а долго рядом с Ренатой Муратовной может находиться только настоящая богиня. Я знала о Наташе немного. Вроде бы родилась в Казахстане, но живет на два города – Париж и Москву. Синхронно переводит с английского и французского. Одевается в большие, модные марки. С блестящим чувством юмора. Я слышала, что она помогает Летиции Крайе, в те времена отвечавшей в Chanel за аксессуары (в телефоне у Миши Друяна Максимова до сих пор записана как «Наташа Шанель»). Еще Наташа любила танцевать с Виталием Козаком и Андреем Артёмовым, но у нее всегда были грустные глаза Джин Сиберг.
Максимова никогда не суетилась, говорила богатым низким голосом и казалась парижанкой большей, чем все те, кто родился в XVI арондисмане. На фоне московских светских девушек, которые истязали себя кейлом и бесконечно затевали стартапы, она была гостьей из прекрасной эпохи. Ей невозможно было задать вопрос: «What do you do for a living?» Те, кто все же задавал, слышали в ответ: «I am Natalia Maximova. It’s a full time job».
Потом мы встречались, когда я делала статью об Илоне Столье, еще одной близкой Наташиной подруге. Илона тогда кроваво разводилась и как на работу ходила в Басманный суд, а Максимова с ней. Даже выступала, доказывая, какая Илона заботливая мать. Подозреваю, свидетелей по делу, клянущихся на жакете Chanel, отечественное правосудие до Наташи не видело.
И вот что интересно: мне, человеку по долгу службы пытливому, никогда не приходило в голову задавать о ней слишком много вопросов. Почему-то чувствовалось, что в ее случае любопытство не comme il faut.
Ну а три месяца назад в ее инстаграме появился пост. «Здравствуйте, меня зовут Наташа... Оказавшись в детском социуме, я вдруг столкнулась, дико недоумевая, с тем, что далеко не все дети, как, впрочем и взрослые, были готовы согласиться, что я – именно Наташа. Для них я была тем, кем была записана казенным почерком в метрике». К посту прилагались черно-белые фотографии из семейного альбома советского образца: симпатичный мальчуган с грустными глазами Малыша из «Карлсона» в окружении любящих родителей.