«Мать была не то чтобы безразличной — скорее отстраненной»: принц Чарльз

Читайте отрывки из биографии самого старого наследника английского престола в истории.
Принц Чарльз — фото в молодости и биография старшего сына Елизаветы II

С роди­те­лями и сестрой, принцес­сой Анной, в ­Балморале,1952.

Принц Карл Филипп Артур Георг перестал принадлежать себе еще до того, как пробило полночь 14 ноября 1948 года. Его двадцатидвухлетняя мать, принцесса Елизавета, приходила в себя в своей спальне в Букингемском дворце, а королевская повитуха, сестра Хелен Роу, уже внесла новорожденного наследника в тронный зал. Под сводами четырнадцатиметрового потолка у королевского трона, задрапированного шитым пурпуром и золотом бархатом, стояла простая колыбель. В нее младенца уложили, укутали в белые одеяльца и предъявили двору его деда, короля Георга VI. «Головка будто вылеплена из пластилина, — заметил майор Томас Харви, личный секретарь бабушки мальчика, королевы Елизаветы. — Бедняжка: не успел появиться на свет, а его уже разглядывают все подряд».

В Балмо­рале, 1953.

С самого рождения на Чарльза возлагали большие надежды, к нему ежеминутно было приковано всеобщее внимание. Его матери выпало десять относительно беззаботных детских лет. Лишь в 1936-м, когда ее отец внезапно занял трон после отречения своего старшего брата, короля Эдуарда VIII, принцесса Елизавета поняла, что значит быть первой в очереди на британский престол.

В декабре 1948-го, в возрасте четырех недель, мальчика крестили под куполом Музыкальной гостиной Букингемского дворца. Архиепископ Кентерберийский окунул крошку в серебряную с позолотой Лилейную купель, наполненную водой из реки Иордан. Купель придумал принц Альберт, муж королевы Виктории, ее использовали на крестинах всех их детей. Обожавшая своего первенца Елизавета сама кормила его грудью и прекратила, лишь когда подхватила корь (Чарльзу было два месяца). Однако в октябре 1949-го отец принца, герцог Эдинбургский Филипп, офицер Королевского военно-морского флота, получил назначение на Мальту. Отпраздновав первый день рождения сына, Елизавета уехала за границу вслед за мужем и лишь изредка вырывалась в Лондон навестить малыша.

С бабушкой в ее резиденции Ройал-Лодж, 1954.

Первые два года жизни мальчика прошли мимо его отца. Завершив службу, Филипп нашел время обучить Чарльза плавать в бассейне Букингемского дворца. После расставания с принцессой Дианой в 1992-м Чарльз откровенно рассказал о своем несчастливом детстве писателю и историку Джонатану Димблби, который тогда работал над официальной биографией принца. Мальчишкой Чарльза «подавляла сила личности отца», говорилось в книге. Папины упреки и критика «доводили его до слез». Филипп, проявляя жесткость в воспитании сына, «хотел добра, но был начисто лишен воображения». Друзья принца, с которыми биографу удалось побеседовать (с разрешения Чарльза), говорили, что ему приходилось терпеть «унижения» и даже «издевательства» со стороны Филиппа. Об отношениях с матерью Чарльз тоже вспоминал без особой нежности: она была «не то чтобы безразличной — скорее отстраненной».

Когда он слег в школе с гриппом, мама не приехала его навестить. Прислала письмо.

Двадцать лет спустя, в 2012 году, Чарльз попытался загладить вину в документальном телефильме к шестидесятилетию правления Елизаветы II. Домашние видеозаписи демонстрировали картины безоблачного детства в Сандрингемском дворце в Норфолке и шотландском замке Балморал. Вот принц Филипп с трудом балансирует на трехколесном велосипеде и вовсе не выглядит свирепым солдафоном. Или королева весело возится со своими детьми — какая уж тут отчужденность!

Чарльз всегда был чувствительным ребенком. Как-то за ланчем в Бродлендсе, саутгемптонском поместье дяди принца Филиппа, графа Луиса Маунтбеттена, последнего вице-короля Индии, гостям подали лесную землянику. Восьмилетний Чарльз принялся аккуратно очищать от черешков лежащие на его тарелке ягоды. «Не отрывай черешки, — посоветовала хозяйка дома, леди Эдвина Маунтбеттен. — За них можно браться и обмакивать ягоды в сахар». Как вспоминала ее дочь, кузина Чарльза Памела Хикс, «бедный ребенок стал пытаться прикрепить черешки обратно. Это было так грустно и так характерно для него».

Принц Чарльз с бабушкой, королевой-матерью Елизаветой, и тетей, принцессой Маргарет, у Букингемского дворца, 1957.

Замечая за сыном такие черты, герцог Эдинбургский беспокоился, что тот вырастет слабым и чересчур уязвимым. А потому старался закалить его характер. Когда Чарльзу было двадцать, он рассказывал в интервью о том, что отец был сторонником жесткой дисциплины. Журналист поинтересовался, в чем это выражалось. Говорил ли папа когда-нибудь: «Сядь и замолчи»? Чарльз без колебаний ответил: «Постоянно».

Принц Филипп был просто не в состоянии удержаться от замечаний (эта его черта — давно часть современной истории британского королевского двора, любимая пища таблоидов и постоянный источник интернет-мемов). Над своей дочерью Анной он тоже подтрунивал. Но принцесса, в отличие от старшего брата экстраверт, такого не спускала.

Когда Елизавета взошла на престол, на детей у нее стало оставаться еще меньше времени. В принятии решений по семейным вопросам она больше полагалась на мужа. Проявлять привязанность к детям на публике родители тоже не спешили. В мае 1954-го королева и принц Филипп вернулись из почти полугодовой поездки по странам Содружества — и приветствовали пятилетнего Чарльза и трехлетнюю Анну рукопожатиями. Мартин Чартерис, в те годы помощник личного секретаря Елизаветы II, как-то сказал, что Чарльз «судя по всему, толком не представлял себе, что такое нормальные взаимоотношения матери и сына».

Зато бабушка, королева-мать Елизавета, баловала внука. Когда родители бывали в отъезде, он часто гостил в Ройал-Лодже — резиденции королевы-матери в Большом Виндзорском парке. С двух лет играл с тюбиками губной помады, сидя на ее кровати, с пяти — на ферме в Домашнем парке. Бабушка открыла мальчику мир музыки и искусства, к которым, как казалось Чарльзу, его родители были достаточно равнодушны. «Бабушка научила меня смотреть на вещи со своей собственной точки зрения», — рассказывал впоследствии принц.

С корги Шугар в Виндзоре, 1950-е.

Королева-мать не скупилась на объятия, которых так недоставало внуку. Всячески поощряла в нем мягкость и доброту, хвалила, когда он делился сластями с другими детьми или брал в свою команду во время игр самых слабых ребят. «Ее забота очень много значила для него», — рассказывала фрейлина королевы-матери, дама Фрэнсис Кэмпбелл-Престон, которая много лет провела в ее свите. Вот только благие намерения любимой бабушки лишь подпитывали в молодом принце одну из самых ярких его черт — склонность жалеть себя. Он рос нытиком.

Мальчишек вроде Чарльза старшеклассники связывали и сажали под ледяной душ.

Начальным домашним образованием наследника занималась Кэтрин Пиблз, его гувернантка по прозвищу Миспи, уроженка Глазго. Миспи жалела мальчика, который тушевался при малейшем повышении голоса, жаждал одобрения и потому прилежно корпел над уроками, но легко отвлекался и часто витал в облаках. «Он слишком мал, чтобы так много думать», — сказал Уинстон Черчилль, мельком увидев Чарльза, когда тому не было и четырех. Любимой книгой принца, во многом сформировавшей его чувство юмора, были «Нравоучительные сказки» Хилэра Беллока, сборник шутливых стихотворений о последствиях плохого поведения.

Однако к восьми годам королева и принц Филипп решили отправить сына в школу, чтобы он мог общаться с детьми. Так Чарльз стал первым из наследников британского престола, получивших образование за пределами дворца. Он учился в дневной школе Хилл-Хаус в Найтсбридже, ездил, как прочие дети, на автобусе, вместе со всеми убирал классы, но не сразу влился в мальчишескую компанию. Сохранилась кинохроника спортивного праздника в школе, снятая весной 1957-го, спустя несколько недель после того, как принц в нее поступил: мальчик торжественно представляет своих родителей одноклассникам, те дисциплинированно кланяются.

Чарльзу легко давались чтение и письмо, с математикой было сложнее. В его первом табеле отмечалось, что «он любит рисовать», а также высоко оценивались его музыкальные способности. Но уже через шесть месяцев отец перевел принца в школу Чим в Хэмпшире, в которой учился он сам. Это заведение, хоть и было основано в 1645 году, считалось передовым, в отличие от других пансионов там стремились избежать духа элитарности. Чарльзу почти исполнилось девять, но он был куда ранимее отца в его возрасте. Ребенок тосковал по дому, часто украдкой плакал в обнимку с любимым плюшевым мишкой. «Я всегда предпочитал одиночество либо общение с кем-то один на один», — вспоминал он позже. Наследник короны стал излюбленной мишенью для одноклассников: они не упускали случая посмеяться над его торчащими ушами, обзывали толстяком.

Школа Гордон­стоун

Чарльз подчинил свою жизнь строгому распорядку — например, еженедельно писал домой (и на всю жизнь полюбил писать письма). С честью выдерживал порки, которые были приняты в те времена и которые директора школы назначали ему за нарушение правил. «Я из тех, на кого телесные наказания действуют», — с горечью говорил принц, повзрослев.

Ребенком он был довольно болезненным, страдал хроническим синуситом. В мае 1957 года ему удалили миндалины. Позже в том же году он слег в школе с гриппом — родители не приехали его навестить (оба были привиты, так что могли не бояться подхватить инфекцию). Вместо этого перед отъездом с королевским визитом в Канаду мама прислала ему письмо. Когда в двенадцать лет Чарльз заболел корью, королева и принц Филипп тоже были в отъезде — на этот раз в Индии.

С отцом, принцем Филиппом, в Большом Виндзорском парке, 1965.

Медлительный, с неважной координацией движений, пухлый, принц не имел ни малейших способностей ни к регби, ни к крикету, ни к футболу — самым престижным среди английских школьников видам спорта. На каникулах он пытался играть в крикет с мальчиками, жившими в окрестностях Балморала. «Каждый раз, — вспоминал Чарльз, — я решительно выходил к кризу (полоса, разделяющая зоны на площадке для игры в крикет. — Прим. «Татлера») только затем, чтобы через несколько минут вылететь с позором». Мама учила Чарльза ездить верхом с четырех лет. Но в отличие от храброй младшей сестры Анны мальчик был робок и больше всего боялся прыгать через препятствия.

О том, что в школе Чим Чарльз одинок и несчастен, родные знали. В письме премьер-министру Энтони Идену в начале 1958-го королева писала: «Чарльз уже дрожит от страха перед возвращением в школу на следующей неделе — второй семестр, видимо, будет гораздо хуже». Если верить биографии Чарльза, написанной Дермотом Моррой и одобренной королевской семьей, Елизавета считала, что у ее сына «задержка в развитии».

На про­­гулке с одноклассниками и классной дамой в Лондоне, 1957.

Незадолго до его двадцатиоднолетия Чарльза попросили вспомнить, как он впервые осознал, что должен унаследовать престол. «Я бы сказал, – ответил Чарльз, – что чувствуешь: приближается нечто неотвратимое... Постепенно ты понимаешь, что должен исполнить некий долг, взять на себя ответственность». Летом 1958-го он пережил потрясение. Вместе с одноклассниками смотрел по телевизору трансляцию церемонии закрытия Игр Содружества в Кардиффе. И вдруг услышал, как в своей торжественной речи мать назвала его принцем Уэльским (так было публично объявлено, что ему, как наследнику престола, пожалован этот титул). Ужасный момент для робкого девятилетнего мальчика, которому отчаянно хочется казаться самым обычным ребенком и которому меньше всего нужен еще один титул к шести имеющимся!

Самый важный опыт, который Чарльз вынес из школы Чим, – умение чувствовать себя на сцене в своей тарелке (полезный навык для публичной персоны). Готовясь сыграть главную роль в школьном спектакле о жизни Ричарда III, он часами слушал записи Лоуренса Оливье, играющего шекспировского короля-горбуна. Постановку показали в ноябре 1961-го, и снова родители были за границей (теперь в Гане). За тем, как наследник престола изображает короля, прославившегося своим уродством, наблюдали королева-мать и принцесса Анна. «На сцену, ковыляя, выползло отталкивающее существо, – писала королева-мать Елизавете, – с перекошенным ртом и отвратительной ухмылкой. К своему ужасу я узнала в нем своего любимого внука!» «Он сыграл свою роль очень хорошо, – добавила бабушка. – Персонаж получился поистине омерзительным».

За пять лет, проведенных в школе Чим, Чарльз так ни с кем всерьез и не подружился. Королева-мать потребовала, чтобы родители отдали первенца в Итон, который находится неподалеку от Виндзорского замка. Она знала – зять настаивает на том, чтобы Чарльз продолжил образование в его альма-матер, школе Гордонстоун в северо-восточной Шотландии. В мае 1961-го в письме Елизавете королева-мать описывала Итон как «идеальное место... для его характера и темперамента». Отправить Чарльза в Гордонстоун — «все равно что сослать его учиться за границу». Дети друзей самой королевы, справедливо подчеркивала бабушка, учатся в Итоне. Но герцог Эдинбургский гнул свою линию: необходимо жесткое воспитание, и Гордонстоун — лучшее место для мальчика-размазни. Королева встала на сторону мужа, и судьба Чарльза была решена.

Елизавета не поехала с Филиппом, когда в мае 1962-го он повез сына в Гордонстоун. Герцог, имевший свидетельство пилота, сам сел за штурвал и доставил ребенка на базу Королевских ВВС, а дальше повез в гэльскую тмутаракань на автомобиле. Школа занимает бывшее поместье шотландского политика XVII века сэра Роберта Гордона. В центре кампуса – гигантское здание серого камня (бывшие конюшни). Оно выстроено в форме круга — по легенде, сэр Роберт не желал, чтобы бесы селились в углах. Учащиеся Гордонстоуна жили в семи сборных деревянных постройках, бывших казармах ВВС. Принца вместе с еще тринадцатью юношами определили в «Домик мельника». Так начались испытания, которые Чарльз называл не иначе как «тюремное заключение».

Основатель школы Курт Хан был прогрессивным педагогом, получал стипендию имени Сесиля Родса в Оксфорде, руководил школой на юге Германии. Но после прихода к власти Гитлера еврею Хану пришлось бежать. Школу Гордонстоун он открыл в 1934 году, в числе первых учащихся был принц Греческий и Датский Филипп, будущий герцог Эдинбургский. Девиз школы гласил: «Ты способен на большее».

Хан стремился развивать не только интеллект, но и личностные качества учеников. Он был горячим сторонником идеализма Платона, который считал, что мир не избавится от зол, «пока в государствах не будут царствовать философы либо так называемые нынешние цари и владыки не станут благородно и основательно философствовать». Размышляя о своем будущем восшествии на трон, Чарльз представлял себя именно таким монархом-философом, приобщающим подданных к своим прогрессивным взглядам.

В Гордонстоуне всегда считали, что здоровый дух возможен только в здоровом теле. Так что тела учеников здесь тренировали круглосуточно. Круглый год они должны были носить короткие брюки. В спальнях — к слову, мрачных — были постоянно открыты окна. День начинался с пробежки перед завтраком, затем – ледяной душ. «Незабываемые ощущения, особенно зимой», — вспоминал одноклассник Чарльза Сомерсет Уотерс. Тем не менее принц настолько привык к такому режиму, что, даже окончив школу, продолжил по утрам принимать холодный душ — в дополнение к горячей ванне, которую готовил ему камердинер.

Еще директор-основатель Гордонстоуна мечтал создать равноправное общество, в котором «сыновья власть имущих были бы освобождены от оков привилегий». Принц Филипп, учась в школе, в полной мере воспринял эти идеалы. Благодаря твердому характеру он чувствовал себя в спартанской школе как дома. Кроме того, Филипп был отличным спортсменом, стал капитаном крикетной и хоккейной команд. Чарльзу не досталось ни отцовского жизнелюбия и темперамента, ни ловкости и силы, чтобы завоевать уважение сверстников. Вдобавок греческий принц был в шотландской школе почти равным своим сверстникам. Не то что наследник британского трона – Чарльз с первого же дня был идеальным объектом для издевательств со стороны одноклассников. «А травля в Гордонстоуне была едва ли не узаконенной и очень жесткой», — рассказывал еще один одноклассник принца Джон Стонборо.

Воспитателем в «Домике мельника», где жил Чарльз, был Роберт Уитби — «отвратительный субъект», по воспоминаниям Джона Стонборо. «Злобный, хлебом не корми – дай над кем-нибудь поиздеваться. Если ему кто-то не нравился, он его со свету сживал. Худший наставник для Чарльза, которого только можно представить». Как и другие воспитатели, Уитби передоверял управление общежитием старшеклассникам. Те устраивали дедовщину. В ходу были унизительные ритуалы, психологические и физические издевательства. Например, мальчика могли связать, посадить в корзину с грязным бельем и поставить ее под холодный душ. Почти никто из соседей по общежитию не решался ходить с Чарльзом вместе на уроки или в столовую — тех, кто пытался подружиться с принцем, дразнили, издавая чмокающие звуки. Много лет спустя Чарльз с нескрываемой горечью пожаловался, что люди шарахаются от него со школьных лет, «потому что не хотят, чтобы их считали подлизами».

Как и в школе Чим, в Гордонстоуне его дразнили лопоухим. Его двоюродный дед, граф Маунтбеттен, даже пытался уговорить королеву и принца Филиппа сделать мальчику пластическую операцию. Во время школьных матчей по регби Чарльзу доставалось тумаков почти поровну и от игроков соперника, и от товарищей по команде. «Я никогда не видел, чтобы он как-то реагировал, — вспоминает Джон Стонборо. — Он переносил все стоически. Никогда не давал сдачи». По ночам в общежитии мучители устраивали ему темную. Об этом Чарльз рассказывал в письмах друзьям и родным.

Отдушиной стало общение с капитаном Иэном Теннантом и его женой, леди Маргарет, жившими неподалеку от школы. Леди Маргарет приходилась сестрой Дэвиду Огилви, другу детства Елизаветы II и сыну графа Эйрли. А Теннант был королевским лордом-наместником шотландской области Мори и президентом Гордонстоуна, так что имел полномочия разрешать ученикам отсутствовать в кампусе по выходным. Наследник престола, бывая у них дома, мог хотя бы «выплакаться», по выражению сэра Малколма Росса, многолетнего королевского конюшего и бывшего дворцового эконома принца Чарльза. «Иэн и Марджи спасли его от совершеннейшего отчаяния», — подтверждает жена Дэвида Огилви Вирджиния.

Опорой Чарльза был и королевский охранник Дональд Грин. В то время он стал для мальчика олицетворением идеального образа отца. Грин был под два метра ростом, отлично одевался, ездил на «лендровере» и казался мальчишкам чуть ли не Джеймсом Бондом. Грин был единственным другом Чарльза в школе, хотя даже он не мог спасти принца от ночных экзекуций в общежитии. Эта дружба оставила в жизни Чарльза свой след: всю жизнь он искал общения и легче сходился с людьми старше себя.

В июне 1963-го, на втором году обучения, Чарльз отправился на школьном паруснике «Пинта» в плавание на остров Льюис. В деревне в бухте Сторновей мальчиков отвели в паб, там четырнадцатилетний принц заказал вишневый ликер. «Это был первый алкогольный напиток, который пришел мне в голову, – вспоминал Чарльз позже. – Я пил его раньше, когда было холодно, на охоте». Чарльз и понятия не имел, что поблизости отирался репортер бульварной газеты. О том, что несовершеннолетний принц пьянствует, тут же раструбили таблоиды. «Точно весь мир разом взорвался у меня над ухом», – рассказывал Чарльз. Дона Грина уволили со службы, и Чарльз остался без своего единственного союзника в Гордонстоуне. Мальчик был раздавлен. «Я так и не смог им этого простить, – признавался принц много лет спустя. – Для меня это был конец света».

Статья о том, что несовершеннолетний принц был замечен выпивающим, после которой уволили его охранника.

В учебе Чарльз не блистал — за исключением ораторского искусства. Зато с радостью занимался в художественном классе. Руководил им добродушный, слегка декадентствующий преподаватель двадцати с небольшим лет по имени Роберт Уодделл. Принца больше интересовало гончарное дело, чем живопись. Бальзамом на душу была для него и классическая музыка. Однажды бабушка, королева-мать, сводила его на концерт виолончелистки Жаклин дю Пре, и четырнадцатилетний принц влюбился в этот инструмент. «У него был такой глубокий, насыщенный звук, — вспоминал Чарльз. — Я никогда не слышал ничего подобного».

«На сцену выползло ужасное существо. В нем я узнала своего любимого внука».

В Гордонстоуне едва не погубили зарождающийся интерес Чарльза к Шекспиру — школьников так усердно заставляли готовиться к тестам по «Юлию Цезарю», что они почти возненавидели великого барда. Но в 1964-м в школе появился новый учитель литературы Эрик Андерсон. Как и преподавателю художественного творчества Уодделлу, ему не было и тридцати. Андерсон привлек принца к постановке шекспировских пьес. В ноябре 1965-го Чарльз сыграл заглавную роль в «Макбете». По словам учителя, Макбет принца получился «мятущейся душой, человеком, действующим вопреки своей природе под давлением внешних сил». Чарльз с нетерпением ждал приезда родителей на спектакль. Они приехали. Но все, что он слышал на сцене, играя трагедию, «было отцовское "ха-ха-ха" в зале» — писал позже в письме принц. «Почему ты смеялся?» — спросил он Филиппа после спектакля. Тот, как всегда, честно ответил: «Это было так похоже на The Goon (комедийное шоу BBC. — Прим. «Татлера»)».

В заглавной роли в спектакле «Макбет» в школе Гордонстоун, 1965.

Сын разочаровал отца и в командных видах спорта. А вот в рыбной ловле и стрельбе принц преуспел. В тринадцать Чарльз подстрелил в окрестностях Балморала своего первого оленя и, закаляя собственный дух, наблюдал, как слуги разделывают тушу. В 1961-м, подражая отцу, он занялся поло. «Я горел энтузиазмом. По крайней мере ты остаешься на земле», – рассказывал Чарльз, небольшой поклонник охоты на лис, во время которой охотникам приходится прыгать через препятствия. К 1964-му Чарльз увлекся поло всерьез. В тот год он стал участвовать вместе с принцем Филиппом в играх основанного отцом армейского спортивного клуба Household Brigade Polo Club в Большом Виндзорском парке. Филипп был все так же придирчив, но тем не менее оставался для Чарльза кумиром. Молодой принц во всем подражал отцу – при ходьбе так же закладывал руку за спину, говоря что-то, по-отцовски тыкал в людей правым указательным пальцем, нарочито поддергивал, как папа, именно левый рукав.

Когда Чарльзу исполнилось семнадцать, Филипп, стремясь во что бы то ни стало закалить характер сына, принял неожиданное решение – отправил его на два семестра в англиканскую школу Geelong в захолустье австралийского штата Виктория. Не считая поездки в Ливию на яхте «Британия» в пятилетнем возрасте, это было первое путешествие Чарльза за пределы Европы.

Наставником принца на время его пребывания в Австралии Филипп назначил своего конюшего Дэвида Чекеттса. В отличие от прочих придворных, тридцатишестилетний Чекеттс был выходцем из среднего класса. Он окончил государственную школу, служил в Королевских ВВС. Его простецкие манеры сделали свое дело: в компании Чекеттса закомплексованный принц чувствовал себя увереннее. Чарльз и Чекеттс прибыли в Австралию в начале февраля 1966 года. Их встречала толпа репортеров и фотографов – человек триста, а то и больше. Чарльз, стиснув зубы, вытерпел.

В австралийском Бонди-Бич, 1966.

В кампусе принцу тщательно подобрали соседа по комнате в общежитии – школьного старосту. В Австралии принц раскрепостился: здесь не было «аристократии и ей подобного». Впервые в жизни его воспринимали таким, какой он есть, без оглядки на титулы. Студенты и преподаватели относились к нему как к обычному парню, и, к собственному удивлению, принц почти не скучал по дому. Травли, как в Гордонстоуне, не было и в помине. Чарльза лишь беззлобно дразнили помми (так в Австралии называют англичан).

Во главу угла в школе ставили физическую подготовку, и у Чарльза неожиданно стало все получаться. В изнуряющую жару он выдержал поход по пересеченной местности: преодолел за три дня сто двадцать километров, по пути покорил пять горных вершин, мерз ночами в спальном мешке. Свои достижения он с гордостью описывал в письмах домой. В походе ему попадались змеи, муравьи-бульдоги, пиявки и водяные пауки. Наравне с другими студентами принц рубил дрова, убирал мусор, чистил ловушки для мух, эти «кишащие насекомыми отвратительные стеклянные чаши с тухлым мясом». Физических тягот в походе оказалось гораздо больше, чем в школе Гордонстоун, «но для выработки характера это было просто замечательно, – писал Чарльз. – Мне понравилось, я многому научился». Наконец появились условия, чтобы доказать отцу: он никакой не слабак. И принц доказал.

По выходным Чарльз жил с семьей Дэвида Чекеттса на ферме, которую конюший отца арендовал в окрестностях городка Лилидейл. С упоением ловил рыбу, помогал жене Дэвида на кухне, играл с тремя их детьми, смотрел телевизор в пижаме. А еще оттачивал свой дар имитировать чужие голоса: пародировал любимых комиков из радиопередачи The Goon Show, которую, к его великому сожалению, перестали транслировать в 1960 году. Чарльз обожал их откровенно дурашливые шутки, типично английский юмор. Спустя годы умение видеть абсурдность происходящего и смеяться над ней будет служить отдушиной принцу, тяготящемуся своим окружением.

Полгода в Австралии были прекрасны. «Прежде всего потому, что разительно отличались от всего, что ему пришлось вынести в Гордонстоуне», – говорит один из советников принца. Помимо прочего Чарльз в Австралии участвовал в почти пятидесяти официальных мероприятиях – впервые в качестве самостоятельной фигуры – и весьма достойно показал себя. «Я нырнул в толпу, как в омут, и заговорил с ними, – вспоминал он. – Вдруг во мне что-то открылось – общаться с людьми стало для меня гораздо проще». Австралийцы, в свою очередь, увидели в принце «дружелюбного, умного, непосредственного парня с отличным чувством юмора, перед которым в жизни стоят далеко не простые задачи», вспоминает директор школы Geelong Томас Гарнетт. Когда в июле 1966-го наследник британского престола уезжал домой, однокашники прощались с ним речевкой: «Тройное ура принцу Чарльзу – реальному чуваку помми!»

Лето Чарльз провел в Балморале, а осенью 1966 года вернулся в Гордонстоун, в выпускной класс. Директор Роберт Чу назначил его старостой. В числе прочих привилегий старосте полагалась собственная спальня в апартаментах, отведенных тому самому руководителю художественного класса Роберту Уодделлу, который разжег в Чарльзе страсть к искусству. «Уодделл любил посплетничать, был немного снобом и смотрел на жизнь примерно как викторианская матрона, – вспоминает троюродный брат и крестник принца Тимоти Натчбулл, который позднее тоже учился в Гордонстоуне. – Это был добрый дух школы, антипод учителям-солдафонам». Окончив школу, Чарльз продолжил дружить только с Уодделлом да с преподавателем литературы Эриком Андерсоном.

В конце июля 1967 года Чарльз уехал с родителями в Балморал и там послушно поведал им, что Гордонстоун научил его самоконтролю и самодисциплине, а также «упорядочил» его жизнь. Хотя казарменная школа на самом деле сломила его. Безупречно воспитанный, осознающий свой долг, возмужавший Чарльз тем не менее остался необщительным и эмоционально незрелым. Как ни странно, королева и принц Филипп признали, что эксперимент с Гордонстоуном не оправдал их надежд и Чарльз туда совершенно «не вписался». Как писал официальный биограф королевской семьи Дермот Морра в изданной в 1968 году книге «Быть королем» о ранних годах Чарльза, эта школа заставила принца «еще глубже уйти в себя». В следующем году принцу исполнится семьдесят, он дольше всех наследников британского престола в истории ждет своего часа икс, но до сих пор не может забыть, как несчастлив был в детстве. Как говорит его кузина Памела Хикс, «он так и не смог ничего оставить в прошлом».

Публикуется с сокращениями по книге американского историка Салли Беделл Смит Prince Charles: The Passions and Paradoxes of an Improbable Life, которая вышла в издательстве Random House.

В австралийском Квинсленде, 1966.

Слушайте подкаст Tatler «Корона не жмет»

Фото: gettyimages.ru; topfoto/fotodom; john frost newspapers;