Самое ненатуральное, что есть в Ксении Собчак, – это ее телефон. Массивная мужиковатая Nokia с пластмассовым корпусом – такие модели больше подходят участникам программы «Дом-2», нежели ее ведущей. Я указываю ей на трубку: «Что это вы, Ксения Анатольевна, опроститься решили?». Собчак усмехается: «Ко мне подходил молодой человек пару дней назад, представился поклонником, сказал: «Ой, вы такая скромная девушка». С чего же вы, говорю, решили, что я скромная? Ну, у вас такой телефон простой, не «Верту». А я просто к технике равнодушна, меня все эти айфоны-айподы совершенно не увлекают. Это у меня наследственное – у папы и мамы было плохо с техникой – нажать кнопку на пульте, чтобы посмотреть телевизор, всегда было целой проблемой, а включить видеомагнитофон вообще из области нереального. Поэтому дома кино особенно не смотрели, больше читали. Я себе и зрение испортила книжками – читала в детстве по ночам».
У нее плавная, даже нежная речь со всплесками изящной матерщины. Она держится очень естественно, но это естественность того рода, о которой писал Фицджеральд в романе «Ночь нежна»: «Все это далеко не так просто и не так невинно, как кажется... все это тщательно отобрано на ярмарке жизни с упором не на количество, а на качество; и так же как и все прочее – простота в обращении, доброжелательность и детская безмятежность, предпочтение, отдаваемое простейшим человеческим добродетелям, – составляет часть кабальной сделки с богами и добыто в борьбе». Собчак в какой-то момент стало очень много, причем на всех уровнях – тот, кто, скажем, ездит на машине по Рублевке, ежедневно видит щит ее радиопередачи на «Серебряном дожде». Тот, кто спускается в метро, наблюдает ее рекламу на эскалаторе. Тот, кто передвигается по городу пешком, неизбежно наткнется в киоске на ее книгу «Азбука красоты» либо скользнет взглядом по журнальной обложке с ее лицом. Тот, кто, например, ищет покоя в казино A Club, где Ксения, собственно, и назначила мне аудиенцию, немедленно становится свидетелем того, как лихо она проводит ночное шоу «Двойной агент». Ее очевидным образом хватает на всех.
Что удивительно – чем больше Собчак становится, тем меньше она раздражает. За пару лет она проделала путь от всеобщего жупела, задающегося в интервью вопросами вроде: «Почему меня ненавидят единодушно, как Гитлера?», до героини нашего времени, от ершистой фифы до звезды с федерального канала. Если, например, Пэрис Хилтон так и осталась иллюстрацией злачного процесса, то Собчак постепенно выдвинулась в идеологи, сменив скандалы на диспуты, а шпильки (словесные) – на манифесты. Она и сама это в полной мере осознает: «Я сильно изменилась за последние года два – произошло какое-то взросление, я стала гораздо спокойнее, цельнее. До этого кипели самые разные страсти и не все были хорошие. Я стала лучше, мудрее. Я себе нравлюсь сейчас гораздо больше – может быть, мужчинам меньше». Она уже начинает вести себя практически как народная заступница – недавно, возвращаясь из Нью-Йорка, Собчак заподозрила пилота в пьянстве и настояла на том, чтобы команду летчиков сменили. Пассажиры рассыпались в благодарностях.
Происхождение народной популярности понятно – Первый канал и его «Забытые в раю». Куда интереснее, что Ксению Собчак со всей очевидностью приняла более высоколобая публика – в известном ее радийном столкновении с Катей Гордон на тему бездуховности разнообразная интеллектуальная общественность в лице, например, Татьяны Толстой неожиданно стала на сторону Собчак, а не социально близкой Гордон. Собчак входит в жюри литературной премии «Неформат» вместе с писателем Юрием Мамлеевым. Ирина Меглинская, совладелица галереи «Победа», где в прошлом году прошла экспозиция туфель Ксении Собчак, говорит: «Она, как Рената Литвинова, – создала себе некий параллельный образ. И подобно тому, как Рената отработала декаданс, Ксения шедеврально сыграла роль содержанки. Для этого нужно иметь изрядное количество храбрости – чтобы в публичном поле поддерживать игру». Богемный публицист Игорь Дудинский в прошлом году в своем блоге и вовсе предложил причислить ее к лику святых как непорочную деву гламура. Такое чувство, что Ксения Собчак была здесь всегда – как Пугачева. На самом деле она возникла в Москве всего восемь лет назад.
В 2001 году после смерти отца девушка решила сменить обстановку, чтобы покончить с затянувшейся депрессией: «Учеба в МГИМО не была самоцелью, мне просто хотелось сбежать. Насколько я люблю Москву и благодарна ей за все хорошее, настолько же не терплю Петербург – с ним у меня связано столько боли, человеческой неблагодарности, предательства. Я переехала, и моя жизнь кардинальным образом изменилась в лучшую сторону. Москве я обязана славой и карьерой».
Это было не первое ее путешествие из Петербурга в Москву. Если не считать детских визитов, где она доводила отца требованием отвести ее в Мавзолей, первый раз в Москве Ксения оказалась в 1997 году. «Мне было шестнадцать. Мы приехали с моей подружкой Лизой Молчановой на неделю потусоваться и в итоге остались почти на месяц. Гуляли напропалую, жили у каких-то подружек и подружек подружек. Денег нет, носить нечего, все застирано, но опьянение от города дикое. А это самый расцвет «Джаз-кафе», самое начало еще той, старой «Галереи» с Филом на входе, который говорил – мы даем вам членскую карточку либо до вашей смерти, либо до нашей. Все было очень пафосно, Тема Михалков абсолютно гламурный, не семейный, еще какие-то люди, самые разнообразные. Последняя сцена путешествия была красивой – нас какие-то ухажеры привозят на вокзал, и там мы с ними прощаемся. Они предлагают – давайте мы вас до перрона проводим? Мы ни в какую. В результате нас оставляют на вокзале одних, и мы идем позорно продавать мою куртку Donna Karan, как сейчас помню, такого верблюжьего цвета. Нам за нее дали триста долларов, хотя в свое время она была куплена за какие-то дикие деньги. Зато на билеты хватило».
Собчак попала в Москву одной из первых, инициировав целую волну переездов – вслед за ней потянулись ее питерские друзья, например, Александр Матт (владелец водки «Веда») и подруги детства. Впрочем, в МГИМО пришлую студентку Ксению Собчак ожидало значительное разочарование – модной тусовки там не было и близко. «Со мной учились очень простые, хотя и талантливые ребята. В основном из бывших союзных республик – в группе пятнадцать казахов и еще какая-то девочка из Якутии. В итоге я, девушка из Питера, оказалась в своей группе самой модной, что меня ужасно расстраивало. И только к концу учебы я стала замечать в институте девушек с крокодиловыми Birkin».
Первые полгода она сидела дома и учила уроки – это было самое тихое время в ее жизни. Так продолжалось до тех пор, пока она не завела роман с политиком и бизнесменом Умаром Джабраиловым – собственно, эта встреча и сыграла фатальную роль в ее жизни. «Я видела вначале его плакаты после выборов, где 0,03 процента и слово «спасибо», и решила: надо же, какой стильный прикольный человек. И это в тогдашней Москве с ее жлобскими плакатами, на которых вечно какие-то бабы с бесконечными «я люблю тебя», «я ревную». И вдруг – эти восточные глаза; первая стильная реклама в Москве. Я подумала, что у этого человека, должно быть, изысканный вкус – и впоследствии не ошиблась».
Джабраилов к тому времени уже успел баллотироваться в президенты РФ и получить наименьшее количество голосов – искомые три сотых процента. Зато в столичной тусовке он был куда популярнее всех обошедших его кандидатов, вместе взятых, и Собчак благодаря ему окунулась в эту тусовку с головой. «Я приехала из Питера, где вечная серость, долгие будни, дворы-колодцы. И вдруг Москва, где все веселятся, улыбаются и шампанское рекой – полная противоположность тому, что было у нас в городе. Я была совсем молодая, у меня была куча свободного времени и никаких обязательств. Я кайфовала, а люди снимали это и печатали в светской хронике – отсюда и моя репутация светской львицы, и ненависть ко мне. С тех пор светский мир сильно изменился. Семь-восемь лет назад еще вовсю тусовалось старшее поколение – сегодня любой мыслящий человек посчитает ниже своего достоинства пойти на открытие какого-нибудь бутика. Я помню, на открытие бутика Chanel приезжала Кароль Буке – это было чуть ли не событие века. А ресторан «Сан-Мишель» – закрытое, клубного плана место, а «Кино»! Все это сейчас вспоминается как нечто бесконечно наивное и трогательное. Но все мои друзья, с которыми я по сей день общаюсь уже в формате кухонь, ночных разговоров и кинотеатров, – именно из тех времен: Ванечка Дыховичный, Света Бондарчук, Ульяна Цейтлина, Ника Белоцерковская, очень разные люди».
С одной стороны, Собчак представлялась всем исключительно богатой и влиятельной девушкой, своего рода Дашей Жуковой образца 2001 года. С другой – она уже тогда казалась вполне фольклорным персонажем: нечто комическое в Ксении всегда невольно присутствовало. Очевидно, эта комическая составляющая и позволила ей впоследствии засветиться на телевидении. «Моя фамилия, Путин, только пришедший власти, Джабраилов – образ у меня, что и говорить, был впечатляющий, все только и делали, что спрашивали: «Общаешься ли ты с Владимиром Владимировичем?». Я в этом смысле всех обманула. Я на самом деле приехала в Москву абсолютно одна, мама осталась в Питере, я жила в съемной квартире. Не то чтобы у меня хорошо шли дела – сначала меня обеспечивала мама, потом молодой человек. Но я не Хлестаков, я не люблю жить обманками и раздувать пузыри. К тому же я к тому времени все-таки успела поучиться в Америке, в Англии, плюс у меня были красивые шмотки, я всегда была на этом помешана. И мой миф в результате был выстроен на трех китах: фамилия, так или иначе связанная с Путиным, модная одежда и космополитизм.
Моя карьера началась с образа светской тусовщицы, но я и в пятнадцать лет понимала, что буду работать и что-то делать. Маникюрчик-педикюрчик – это никогда не было историей про меня. И вот за полгода до окончания института меня приглашают вести программу «Дом-2». Лето, мне все звонят из Сен-Тропе, а я сижу злая три месяца в Москве, жара невероятная, работаю и параллельно пишу диплом на тему «Сравнительный анализ президентской власти в России и во Франции».
Проект должен был идти три месяца, но рейтинги превзошли все ожидания, и все продолжилось. Следующим шагом стало реалити-шоу «Блондинка в шоколаде» на «Муз-ТВ».
Собчак без колебаний называет себя явлением, феноменом и вообще охотно говорит о себе в третьем лице: «Говорят, что Ксения Собчак, как всегда, впереди планеты всей – тонко чувствует любую конъюнктуру: вот она уже нацепила очки, стала писать для журналов, выпускать программы. Но ведь действительно – как только я пошла в телевизор, за мной потянулась вереница телеведущих жен и любовниц – канал «Домашний» стал просто рассадником любовниц. В 2003 году я издала книгу – и все девушки бросились писать книги».
Все, что мне когда-либо доводилось слышать от самых разных людей про Собчак, можно в конечном итоге свести к двум характеристикам – умная, но резкая. Вторая тема в разговоре не возникает вовсе – она словоохотлива и приветлива, если уж не святая дева гламура, как предлагал Дудинский, то по меньшей мере «сестра моя Ксения», как в рассказах Драгунского. Что до ума, то в ее случае располагает даже не ум как таковой, а особая органика ее осведомленности. Знания, которыми она периодически делится, идут ей, как хорошо подобранные туфли. Видно, что все это взято не с потолка, а так или иначе занимает ее – по тому, как она берется нахваливать какую-нибудь колонку Игоря Свинаренко, прочитанную на gazeta.ru, или фразу Толстой из ее же ЖЖ, видно, что она достаточно времени проводит за прицельным веб-серфингом.
Ее музыка – Земфира, «Мумий Тролль» и даже «Сплин». «Мне всегда больше русская музыка нравилась. Но я не меломан. Я не боюсь пауз, как в «Криминальном чтиве» говорилось – неловких молчаний, я их люблю и считаю, что в эти паузы ты узнаешь что-то о человеке. Любой фон, особенно музыкальный, отвлекает от сути. А суть, безусловно, в человеческих отношениях. Суть в том, что ты черпаешь из внешнего мира – человеческое тепло, ярость, любые эмоции. Может быть, я вампир, но мне очень важна человеческая энергия, мне важно чувствовать человека, знать, как он на меня реагирует, общаться, получать что-то новое. Я живу информацией, а человек – ее источник. Книг и кино недостаточно».
Хотя кино и недостаточно, я все-таки спрашиваю у нее о режиссерах. Выясняется, что любимый – Бергман. «Он мне ближе всех по восприятию мира, я это поняла, когда сидела в Панаме. Особенно «Шепоты и крики» – я дрожала, когда смотрела этот фильм. И «Осенняя соната» – когда я разбирала папины дневники, он в какой-то анкете дурацкой написал, что это его любимый фильм. Я посмотрела, и для меня многие вещи стали понятны – про семью, про маму. Если бы я играла в кино, мне подошли бы образы жертвы – что несколько странно, учитывая мой сильный характер. Но тем не менее унижения и душевные травмы я бы сыграла неплохо, мне кажется. Девушка из фильма «Догвилль» у меня получилась бы лучше, чем какая-нибудь надменная стерва».
Мне неизвестно, подозревают ли местные режиссеры, снимавшие Ксению в эпизодах, об этой ее установке, но только играть ей пока доводилось и впрямь исключительно жертв, правда, сугубо идиотического свойства – в «Гитлер капут!» Вайсберга ее связывают и затыкают рот, а в «Европе–Азии» Дыховичного и вовсе сбивают машиной.
Хэмфри Богарт делил всех людей своего круга на две категории – барахло и профессионалы. Собчак сегодня, очевидно, принадлежит ко второй. Однако и в ее былом беспечном статусе барахла, очевидно, была своя прелесть. Собственно, интрига заключается в том переходе из випов в масскульт, который она осуществила. Коронный вопрос, который ей задали в прошлом году, звучал как «Вам не стыдно?». Я тоже спрашиваю – не стыдно ли ей, например, рекламировать одежду Savage, притом что сама она едва ли станет такое носить. Хорошо ли вообще так значительно демпинговать, выходить в тираж? Не скучает ли она, ведя какой-нибудь общенародный «Золотой граммофон» в Кремле по уединенному миру закрытых вечеринок и крокодиловых сумок? Собчак отвечает: «Я умею адаптироваться – вон в Панаме выпивала ром с операторами, гримерами и костюмерами и чувствовала себя в этой субкультуре вполне своей. Мне важно наличие разных субкультур в моей жизни. В спортзале, дома, на радио, на съемках «Дома-2» – я не могу жить чем-то одним. В МГИМО я утром была отличницей с первой парты, а вечером переодевалась в Roberto Cavalli и начиналась другая жизнь. Просто люди, как правило, очень клишированные, им тяжело поверить, что в жизни все сложнее. В каждом живут подобные хитросплетения, просто лень копать».
Сделав последний глоток чего-то свежевыжатого безалкогольного, она вдруг произносит: «Вообще я похожа на обезьянку. Мы в Панаме на съемках смотрели программу по Discovery Channel – вы знаете, почему обезьян так сложно выращивать в домашних условиях? Если ты заводишь обезьяну, с ней надо постоянно ходить за руку – в туалет, на кухню. Если обезьяну оставить на несколько дней одну, она умирает. Я подумала, что у нас с ней очень много общего. Мне тоже сложно быть совсем одной».
Фото: Pamela Hanson