«Вы только Саше скажите, когда все. А то он может долго так стоять», — говорит Даша фотографу Илье Вартаняну, когда тот в конце дубля забывает произнести: «Снято!» И улыбается лучезарной улыбкой, которой так идут искрящиеся гарраровские бриллианты. Гуттаперчевый мальчик Саша не переживает — он рад лишний раз завязаться в узел, опровергающий законы человеческой анатомии. Сашина мама тоже здесь, но хлопочет за ребенка Даша. С тех пор как полтора года назад вундеркинды приехали в Москву на отбор для первого сезона всероссийского конкурса юных талантов «Синяя птица» на канале «Россия 1», мама Даша с подопечными не расстается, ревностно опекает — и продвигает в высшие эшелоны.
— Саша — уникальный гимнаст. Он и правда гуттаперчевый мальчик из книги Григоровича. Тончайший характер. Скоро поедет на гастроли в Монако, его пригласила принцесса Стефания — она патронесса цирковых обществ. Вот маленькая Даша — надежда российской художественной гимнастики, выиграла к восьми годам множество соревнований, недавно ездила на взрослые сборы к Ирине Александровне Винер. Гиорги играет на саксофоне. Он для меня — свидетельство того, насколько глубоко занятия музыкой формируют личность. На программе мы его попросили назвать любимое литературное произведение. Гиорги ответил: «Мцыри» – потому что его герой свободолюбив». А когда пела Алиса — ей тогда было пять с половиной, — от нее не могли отвести глаз даже охранники, которые обычно за происходящим на сцене не следят. Один потом ко мне подошел и говорит: «Приеду сейчас домой, скажу жене: «Давай еще девочку сделаем».
«Синяя птица» — новый проект тридцатидевятилетней Дарьи Златопольской, в этом месяце стартует второй сезон. Она говорит, что главное отличие «Птицы» от других телеконкурсов для детей в том, что он не про «я тоже так могу», а про «ты точно так не можешь». В жюри сидят не звезды «Евровидения», а завсегдатаи канала «Культура»: пианист Денис Мацуев, скрипачка Светлана Безродная, романтик романса Олег Погудин, ректор Вагановского училища Николай Цискаридзе. А участвуют в конкурсе уже практически состоявшиеся певцы, музыканты, танцоры, циркачи, гимнасты — не просто крошки, которые умиляют разгоряченных родных на семейных посиделках цыганочкой с выходом или чисто спетыми в караоке «Крылатыми качелями».
«Снято!» произнести не забыли. Даша скидывает бриллианты, на бегу предлагает: «Поговорим по дороге?» Садимся в ее машину, и водитель мчит домой — телезвезду там ждет собственный сын, пятилетний Лев. Левушку, как зовет его мама, она родила в том возрасте, «когда понимаешь, что эти годы, месяцы жизни ребенка бесценны», и потому спешит к сыну при первой возможности.
— Наши конкурсанты не обычные дети, — объясняет Даша. — Они с трех-четырех лет занимаются серьезным творчеством. Это труд — и душевный, и физический. Девочка из рабочего поселка ездит в город в балетную студию: час туда, час обратно, в любую погоду. Бабушка за сто километров возит внуков учиться петь. Чтобы так работать, нужно иметь мечту. Если ее нет, ты не справишься. Об этом как раз пьеса Метерлинка «Синяя птица» — о том, что путь к мечте порой и есть воплощение этой мечты. А еще нужно иметь талант: это такая субстанция, которую невозможно ничем заменить. Ни объемом инвестиций в ребенка, ни тем, что ты отдашь его в студию знаменитого продюсера, ни тем, что попросишь взять его в известный конкурс. Я, правда, не знаю, насколько то, что я говорю, уместно на страницах Tatler.
Уместно как никогда. На пике моды сейчас — коллекционировать не сумки, машины, укладки, а почетные грамоты своих детей. Мини-версию в России осталось придумать, кажется, только для выборов в Госдуму. Есть и допубертатный «Голос», и «Новая волна» для несовершеннолетних. И кулинарное шоу Master Chef Junior для тех, кто ходит пешком под стол. И фабрики младенческих грез вроде Академии кино и шоу-бизнеса S.T.A.R.S. Яны Рудковской. Или школы Future Star Аллы Пугачёвой, где взнос за прослушивание — десять тысяч евро плюс еще семьдесят пять тысяч рублей в месяц, зато отчетные выступления проходят в амфитеатре замка Белоснежки в деревне Грязь. «Сколково» кадры для себя уже два года кует в собственной гимназии, причем с трех лет. В этом сентябре сто лучших девятиклассников страны пошли в новую школу-интернат для одаренных детей в МГУ, хотя и без нее мехмату уже полвека исправно поставляет вундеркиндов школа имени Колмогорова.
По запросу «Куда отдать одаренного ребенка?» «Гугл» выдает сто шестьдесят тысяч ссылок — райское время для тех, кто еще в лихие годы «Школы актерского мастерства Натальи Крачковской» паразитировал на родительской вере, надежде и любви к собственным чадам. Даже мамам и папам тех, кто участвует в «Синей птице» и кто выступал в совсем не подмосковных амфитеатрах, некие мутные личности предлагают по эсэмэс купить гарантированное место в финале — за сто пятьдесят тысяч рублей с дисконтом до восьмидесяти.
— Если тебе предлагают платить — за портфолио, участие в конкурсе, место в программе, — стоит задуматься, — комментирует Даша. — Настоящие таланты настолько востребованы, что профессионалы, которым они нужны, сами оплатят и дорогу, и проживание, и педагогов. Я вижу это хотя бы по своему мужу (генеральному директору «России 1» Антону Златопольскому. – Прим. Tatler). Он помимо прочего занимается кино. И если замечает талант — в театре, например, — какого-нибудь нового актера, сразу начинает выяснять, кто это, как его найти, как позвать. Так что социальные лифты есть. Другое дело, что, как кто‑то сказал, у нас в девяностые работали не социальные лифты, а социальные катапульты. Тех, кому сейчас сорок — сорок пять, из студентов мгновенно выбрасывало в главные редакторы, руководители телеканалов, продюсеры, режиссеры. Потом катапульта перестала работать. Но моему поколению все еще очень легко считать себя гениями и эрудитами. Стоит произнести «Делез», «Бродский», и все ваши сверстники ахают. Однако истинная культура не в этом.
«А вот я люблю телевидение», — убеждает меня перейти на другую сторону баррикад Даша, когда мы на следующий день садимся обедать в ресторане «Ваниль». У Льва дневной сон, единственное время суток, когда Даша может уехать из дома без угрызений совести.
— Телевизор в определенных кругах объявлен бытовым воплощением зла. Из него сделали символ того, что мешает нам всем быть счастливыми и жить глубокой интеллектуальной жизнью. А меня вдохновляет, что в России телевидение может достучаться до каждого. Добраться в места, где, кроме него, ничего нет. Вдохновляет делать то, что может стать для человека тем самым чеховским огоньком. К тому же у телевидения есть возможность наградить того, кто этого достоин. Как у Шварца в «Золушке» — «очень вредно не ездить на бал, когда ты этого достоин». Ничто больше не дает такого ощущения, что ты нужен. А для творческого человека это ощущение — самое главное.
Она отвлекается, чтобы сделать заказ.
— Мне, пожалуйста, чай и фрукты. Спасибо вам! — Даша поворачивается ко мне, чтобы продолжить, но официант не унимается:
— Какие фрукты вам принести?
— Какие-нибудь хорошие. Только не экзотические, — подчеркнуто вежливо объясняет Даша.
— У нас все хорошие. Есть яблоки, груши, ягоды.
— Давайте яблоки, груши, ягоды. Если хорошие, можно и клубнику.
— Граммов по сто?
— Да, давайте по сто, — улыбка становится еще вежливее.
— Ничего, если больше получится?
— Ничего, спасибо.
– Значит, по сто граммов яблок, груш, ягод.
— Да, спасибо.
Молодой человек наконец удаляется.
— Какая точность, — выдыхает Даша. Аристократичное терпение по отношению к официантам, журналистам, академикам сделало ей имя. На рубеже двухтысячных, едва окончив журфак МГУ, редактор Спиридонова (тогда Даша еще носила фамилию первого мужа, бизнесмена Леонида Спиридонова) работала за кадром интеллектуального ток-шоу Александра Гордона. А когда сама вошла в кадр «Белой студии» на канале «Культура» и на равных заговорила с народными и заслуженными, оказалась не только умницей, но и красавицей.
Сейчас на ней ноль косметики, если не считать фирменно подведеных глаз. Волосы собраны в пучок. На пальце — любимое старинное кольцо. Темно-синие свитер и брюки «какой-то марки».
— Я правда не помню. Хотите, покажу ярлык? А лучше, — она облокачивается на стол и наклоняется ближе, — давайте еще поговорим. Разговор с Дашей за столом — это пир духа. Про мечту для каждого человека она говорит словами Толстого («плохо, если в жизни у тебя нет идеи, за которую ты готов был бы умереть»). Когда заходит речь про любовь к ближнему как единственный путь к счастью, ее выручает Станислав Лем («человеку нужен человек»). Сартровское «ад — это другие» объясняет, почему зависть — самое разрушающее чувство.
— Многие смотрят кино, читают книги только для того, чтобы потом обсудить с кем‑то, ввернуть цитату, — говорит Даша, когда в ответ на очередное «Помните, как у Цветаевой» я честно признаюсь, что не помню. — Для тех, кто старше меня, культура не была самоцелью, она была инструментом поиска. Один из самых уважаемых мною людей, Андрей Сергеевич Кончаловский, может процитировать что угодно с какого угодно места, но для него это абсолютно не важно. Он в том, что читает и смотрит, ищет ответы на вопросы, которые его не отпускают много лет: «Как нам жить?», «Почему мы такие?»
На вопросе «Если я умру, зачем этот день?» утробным голосом Нины Симон звонит телефон у обедающего за соседним столом Алексея Гарбера-младшего. Даша, не прерывая монолога, поворачивает голову, ласковым взглядом Андрея Кончаловского, услышавшего слово «Делез», смотрит на телефон, потом на его хозяина, потом, узнав его, подчеркнуто вежливо, как тому официанту, улыбается и отворачивается. Нина Симон обрывается на полурыке.
Даша продолжает.
— Вы знаете, что во мне изменилось благодаря «Синей птице»? Я поняла: не нужно бояться, что тебя не поймут, что ты покажешься слишком серьезной или слишком скучной. Поняла, что нужно следовать своей природе. А когда ты себе верен, то и другим это становится интересно. На «Синей птице» я нашла правильный — свой — уровень легкости. И нас с Денисом Мацуевым тут же номинировали на «ТЭФИ» как лучших ведущих развлекательной программы. Забавно, но приятно: в номинации — Иван Ургант, Дмитрий Нагиев и мы с Денисом.
Развлекаться в нагиевском смысле Даша не умела даже в детстве. Ее мама Галина Галимова окончила ГИТИС, сыграла по знакомству у Эльдара Рязанова в эпизоде комедии «Человек ниоткуда», работала театральным журналистом и привила Даше и ее младшей сестре Саше страстную любовь к миру театра и кино. После уроков Даша с Сашей бегали в Большой, дома сами ставили спектакли. Их настольными книгами были альбомы с фотографиями Жерара Филипа, по рассказам о Федерико Феллини и Джульетте Мазине они учились искусству любить. Ночи Даша проводила под одеялом с фонариком. В какой‑то момент сама подписалась на «Пионерскую правду» и зачитывала каждый номер до дыр.
Папа, академик-геохимик Эрик Галимов, за завтраком объяснял дочерям простым языком устройство сложных вещей вроде самолета. Из загранкомандировок привозил не джинсы и жвачку, а конструкторы и игры. В 1988 году в Париже поступил еще дальновиднее: купил видеокамеру Sony и снял для дочерей Елисейские Поля, Лувр и «Мулен Руж».
Он же научил Дашу доводить каждое дело до конца. И до сих пор на семейных обедах припоминает единственный раз, когда дочь сдалась.
— Я пошла в музыкальную школу по классу гитары. Преподаватель был хороший, большой музыкант. В школе он просто подрабатывал и на уроках рассказывал мне о своих гастролях, о дальних странах. Играть я у него не научилась. Зато он привил мне любовь к музыке.
Окончила Даша знаменитую английскую школу № 1234 на Большой Молчановке, где уроки строили как в университете, с конспектами и коллоквиумами.
— Нам повезло расти в то время, когда девочки влюблялись в самого красивого или умного мальчика, а не в того, у кого портфель Louis Vuitton. Леву я отдам в старую государственную школу, где учителя не зависят от детей и их родителей. Такую, чтобы он мог ходить в нее пешком.
По той же причине Лев до сих пор не вышел в свет. Родители — мощный телепродюсер и первая леди второго канала — сами ходят только туда, куда не могут не пойти. Они считают, что «чем позже ребенок узнает, что такое социальный статус родителей, тем правильнее».
Зачем свет, если дома лучше? У Златопольских, как когда‑то у Галимовых, принято долго завтракать, часто собираться большой семьей. Четырнадцатого числа каждого месяца отмечать «еще один месяц Левушки». Так повелось, когда ему не было года, и инициатором, конечно, была Даша. Приезжают и мама Антона Людмила Арсеньевна, и Саша с мужем и сыном. Взрослые в бриллиантах, дети при бабочках. Обязательный ритуал — выключить телефоны (Антон это строго контролирует) и говорить тосты. Первым встает Дашин папа Эрик, за ним остальные. Даша с Антоном (они женаты пять лет) произносят тост вместе: один начинает, второй подхватывает.
— Лева слышит наши разговоры за столом. Видит, как мой отец полдня сидит за компьютером и пишет научную статью. Это оказывает на него не меньшее воздействие, чем когда дедушки и папа с ним плавают или играют в футбол. Наблюдая рядом с собой взрослую жизнь близких, ребенок воспринимает больше, чем когда его специально воспитывают. Кстати, я часто разрешаю Левушке делать то, что очевидно делать не надо. Например, войти в лужу и обрызгаться с ног до головы. Говорю ему: «Сейчас мы сделаем то, что бессмысленно. Это может закончиться тем, что ты заболеешь. Но давай это сделаем».
С двух лет Лев держит абонемент в филармонии («там чудесные детские программы: большие артисты — Сергей Шакуров, Константин Хабенский, Ирина Пегова — читают сказки с оркестром, а ведущие концертов обращаются к детям в зале, предлагают им самим рассказать, что они слышат в пьесе»). А первая учительница пришла к ребенку, когда тому не было года. Сначала показывала кукольные спектакли, потом начала рассказывать, как устроен мир вокруг. Это дало свои плоды. Недавно Даша с сыном ехали по Кутузовскому проспекту. Мама решила рассказать ребенку о Кутузове. Тот погубил затею в зародыше: «Я знаю, знаю. Он французов победил».
Левушку отдали в музыкальную школу имени В. И. Мурадели. Несмотря на свой опыт с гитаристом, Даша считает, что лучшее музыкальное образование дают в обычных советских школах «с учителями, как в «Электронике». Хотя главное для воспитания, по ее мнению, — не драмкружок, кружок по фото, а разговоры с родителями. С сыном они обсуждают все: стихи, книги, его проблемы, мамины идеи.
— Ребенок знает очень многое про очень важные вещи — ему просто надо задавать вопросы. Он отличает классическую музыку от слабой, хорошие стихи запоминает сразу. Александра Введенского, например, Левушка повторяет, прочитав от силы два раза. Я хочу, чтобы он вырос добрым. Добрый человек всегда счастливый. Это для внешнего мира важно, чтобы Иванушка-дурачок поймал Конька-Горбунка, чтобы обязательно получил награду. А настоящая награда уже в том, что ты такой. Добрый. Для меня главное, чтобы Левушка был лишен ощущения, что он лучше других. Путь растет без зависти, без желания конкурировать.
Эти цитаты знакомы даже мне — они же из «Идиота» Достоевского! Не слишком ли трудную судьбу она приготовила своему Левушке?
— Князь Мышкин, да, воплощение доброты, — соглашается Даша. — Но заметьте: все лучшие женщины – все! – его. В доброте есть огромная сила. Слабым человека делает неспособность реализовать собственное тщеславие. Доброту я ставлю выше ума. Знаете, девушкам часто задают вопрос: что вы цените в мужчинах? Обычно называют ум. А у меня — доброта.
Интересуюсь, разделяет ли муж Дашины воспитательные принципы. Она смотрит на меня, как на Алексея Гарбера.
— Мы одно целое с Антоном и все делаем вместе.
Раз так, то последний вопрос, Даша. Ждать ли нам Златопольского-младшего в финале «Синей птицы»?
— Я не считаю возможным, чтобы мой ребенок участвовал в этом конкурсе. Даже если бы он был достоин. Это удел детей известных родителей. Если отпрыск не совсем бездарный, то родители будут его притеснять. Так поступает, например, Никита Сергеевич со своими детьми. А мне кажется, что та же Аня Михалкова — актриса, каких сейчас нет, и жаль, что она только начинает получать заслуженное признание. Хорошо, когда твой ребенок бездарен. Это печально, но быстро станет понятно и ему, и папе с мамой. Впрочем, лучше получить заслуженное позже, чем сразу, но не заслуженное. Да, вредно не ездить на бал, когда ты этого достоин. Но еще вреднее ездить на бал, когда ты этого не достоин.
Фото: Илья Вартанян