Рабочее место нового художественного руководителя Театра на Малой Бронной выглядит максимально торжественно. Потолки до неба, приемная с секретаршей и кожаным диваном, тяжелые двери. На диване приходится провести некоторое время – у худрука совещание. Как оно идет, из-за массивной двери не слышно, но когда заканчивается, из кабинета выходит шумная компания. От нее отделяется загорелый, улыбающийся Константин Богомолов и проводит меня в свой кабинет. Обстановка тут предельно деловая, мебели почти нет:
– Шкафы со всяким барахлом мы вынесли в первую очередь.
Остались только Т-образный стол, лампы в стиле сталинского ампира («Этот ужас мы скоро поменяем») и белая доска, буквально испещренная названиями и датами будущих спектаклей, а также императивами: «встретиться», «договориться», «обсудить». Помощница приносит кофе, и, когда дверь за ней закрывается, худрук поворачивается ко мне с самым заговорщицким видом:
– Коньяку?
Этот режиссерский ход мне определенно нравится.
Вокруг фигуры Константина Богомолова никогда не роилось сколько-нибудь определенных слухов – и это удивительно, ведь театральная почва для них необычайно плодородна. Однако один все же появился, окреп и стал обрастать новыми подробностями – после выборов московского мэра осенью прошлого года. Тогда многие деятели культуры и шоу-бизнеса высказались о том, как похорошела столица при нынешнем градоначальнике. Но больше прочих изумила общественность бескомпромиссная поддержка Собянина со стороны «скандального режиссера» – амплуа, которое прочно приклеилось к Богомолову после постановки «Идеального мужа» в МХТ имени А. П. Чехова шестилетней давности. Тогда православные активисты пытались срывать спектакль, а однажды оставили на крыльце театра отрезанную свиную голову. В глазах многих Богомолов меньше всего хотел соответствовать своей фамилии, подрывал устои и смеялся над всем и вся. А тут – будто бы совершенно всерьез стал писать у себя в инстаграме и фейсбуке о том, как горд быть доверенным лицом Сергея Семеновича. «Все на выборы!» – призывал он и в конце ставил не один, а целых четыре восклицательных знака. В разнообразных фойе зашептались: кажется, у кого-то скоро появится свой театр.
Еще в начале весны этого года режиссер решительно отвергал подобные предположения. В одном интервью даже натурально рассердился: «С московскими властями никогда у меня не было никаких переговоров, как и с федеральными. Ни-ког-да. Вот вам исчерпывающий ответ по поводу того, какая "барская любовь"». Однако уже в конце мая было объявлено о назначении Константина Богомолова на должность художественного руководителя Театра на Малой Бронной. Раскрывать подробности Богомолов отказывается, уверяя, что все действительно случилось в одночасье. Он видит в произошедшем мистический цикл: дюжину лет тому назад в этом театре шел его спектакль «Много шума из ничего», который увидел Олег Табаков и забрал молодого, дерзкого и, безусловно, талантливого режиссера в свою «Табакерку», а затем и в МХТ. И вот после смерти мастера, которому Богомолов посвятил одну из лучших своих работ – «Юбилей ювелира», – он вернулся в эти стены в уже новом качестве.
– Я человек достаточно жесткий и агрессивный, – говорит Константин, и его взгляд обжигает так же, как глоток коньяка. – Но агрессивный – в творчестве, жесткий – в требованиях профессионализма.
Очевидно, часть этого спича звучала на первой встрече труппы с новым руководителем.
– Если ты смотришь в глаза человека, – продолжает худрук, глядя мне прямо в глаза и отчеканивая каждое слово, – и видишь, что он действительно чего-то не понял, ошибся, – окей, мы даем ему второй, третий и десятый шанс, если он готов учиться. А если человек надеется, что проканает, – спасибо, до свидания.
Впрочем, о громких увольнениях с Малой Бронной мы ничего пока не слышали. Богомолов сам себя объявил сторонником «не революций, но эволюций». Его жесткость, облеченная в дипломатию, имеет пока благотворный эффект. Очевидно, что все здесь не просто ждут перемен – они их заждались. Еще в прошлом десятилетии один из худруков театра, Леонид Трушкин, получивший его ото Льва Дурова, уволился спустя год после назначения со словами: «Меня пригласили к больному, но больной оказался покойником». Предшественник Богомолова Сергей Голомазов вроде бы вдохнул в это некогда могучее тело какую-то жизнь, но ей было далеко до светской: здешние премьеры давно не обсуждались никем, кроме профессиональных критиков.
Мы оба переводим взгляды на исписанную планами доску. Мелькают имена режиссеров Олега Долина, Кирилла Вытоптова, Владислава Наставшева, Ивана Вырыпаева, Максима Диденко и даже художника Андрея Бартенева.
– Эта программа сформирована за полтора месяца с той поры, как я был назначен, – Константин осушает свой бокал и наконец расслабляется. – Она обеспечена деньгами – как вы понимаете, негосударственными. Потому что на государственные не сделать такое количество спектаклей. Создан фонд поддержки театра, ведутся переговоры с бизнесом, который готов поддержать такие масштабные планы.
Ясно, что это говорит уже не художник и уж тем более не пресловутый скандалист, выбегавший голым на вручении театральной премии «Гвоздь сезона», а самый настоящий менеджер, серьезный управленец, имеющий единственную слабость – к забавной прическе а-ля «творческий беспорядок» («Берется какое-то количество геля – и делается вот так!» – Константин для наглядности ерошит волосы). Цель реформ, привлечения массы молодых режиссерских сил, как признается Богомолов, – «заменить собой МХТ Табакова». Пока театр в Камергерском с приходом Сергея Женовача постепенно переформатируется в соответствии со вкусами нового руководителя, «Бронная продолжит аккумулировать табаковские энергию и размах. И ту скорость, с которой Олег Палыч все делал».
Похоже, скорость – второе имя Богомолова. И это касается не только его молниеносной реакции на вопросы, так не похожей на привычную манеру, которую еще недавно можно было наблюдать в интервью с ним: полуприкрытые веки, вальяжное растягивание гласных – тот образ, которым он так любил дразнить публику и журналистов. Сейчас передо мной воплощение жадности к жизни, ко всякому действию.
– Слушайте. Смотрите. Вот график жизни моей. Я вчера в шесть вечера был в Москве. В десять вечера – в Петербурге. Сегодня утром я снова оказался в Москве. Уже в полночь – снова в Петербурге. Вот примерно так я существую. И спал за последние трое суток часов семь максимум. И ничего. В принципе, я сплю по три-четыре часа – в машине, самолете. Иногда раз в две недели отсыпаюсь по семь-восемь часов. Для меня это нормально.
Как все это не похоже на Богомолова образца полуторагодовой давности! Тогда тоже немало было постановок («Я во все времена много работал»), но среди разговоров о них, о творческих планах внезапно прорывались слова о кризисе, потере стимула и понимания, для чего это все. Режиссер говорил, что ставит просто потому, что умеет, а не потому, что хочет. Что все, чего он действительно бы желал, – жить у моря и писать в стол. МХТ и «Ленком» снимали его спектакли из репертуара, давно обещанный фильм «Настя» по рассказу Владимира Сорокина все не выходил.
И тут, словно по волшебству, все преобразилось. Вся Москва обсуждала «Трех сестер», iPhuck по Пелевину, поставленный для избранной публики, отплевывавшейся от бетонной пыли в одной из башен Сити, «Теллурию» по тому же Сорокину в Театре на Таганке, оперу «Триумф времени и бесчувствия» в Музтеатре Станиславского, «Славу» в БДТ о сталинской эпохе (посмотрите видео, где Лия Ахеджакова жалуется Александру Невзорову: «Я не могу разобраться, почему народ ликует?»). Наконец случился совсем новый для режиссера формат – сериал «Содержанки». Он пишет совсем не в стол и даже не в журнал «Русский пионер» (что примерно одно и то же) – осенью выходит сборник его прозы и поэзии «Так говорил Богомолов» («Ну да, такое хамское название», – улыбается автор), а один из его любимых актеров Игорь Миркурбанов ставит по книге музыкальный моноспектакль. Кажется, даже «Настя» скоро увидит свет своих первых фестивалей.
В одной из своих колонок для упомянутого уже «Русского пионера» Богомолов написал буквально следующее: «Когда тебя вызывают наверх, главное – не обосраться».
– Да я вообще не парюсь по поводу вызова наверх, – уверяет Константин. – Довольно много общаюсь с сильными мира сего и испытываю искренний интерес к этой стороне жизни. И как-то вообще не переживаю о том, чтобы не обосраться.
Уверенные сюжетные ходы и убедительные образы в сериале «Содержанки» о криминале, прокравшемся в самую сердцевину высшего света, свидетельствуют в пользу его слов: режиссер знает, о чем снимает и о чем говорит.
– Я долго вращаюсь в этих кругах, и у меня достаточно хороший слух – мне хватает наблюдательности, чтобы улавливать все эти вещи, получать информацию через разные каналы, что-то додумывать самому.
Стоит ли вспоминать здесь скандал, разгоревшийся после юбилея «Татлера», для которого Богомолов снял сатирический фильм о главных героях журнала? «Я обожаю светские хитросплетения» – так в своем инстаграме он прокомментировал попытку примирения с Оксаной Лаврентьевой и Александром Цыпкиным, потребовавшими от него публичных извинений.
Впрочем, его присутствие в медийном поле и без таких скандалов делается с каждым днем все шире. И все чаще оно связано с именем Ксении Собчак. Вот они кружатся в совместном селфи, вот она выкладывает танец своего загорелого возлюбленного на яхте под песню Глюк’оZы «Мне по фэншую». А вот (и еще вот и вот) он открыто признается ей в любви.
Их свадьба назначена на сентябрь. При этом Ксения и режиссер отказались вместе сниматься для обложки этого номера.
– Мы оба синхронно решили, что это не нужно. Почему не захотели? Просто решили, что это не нужно, и все, – объясняет он.
Однако многие – включая близких знакомых Константина – сомневаются: не очередной ли перед ними проект двух саркастически настроенных, обожающих водить публику за нос людей? Поняв, куда клонится разговор, Богомолов стирает дружелюбную улыбку и говорит тихо, тщательно подбирая каждое слово, явно намереваясь окончательно расставить все точки надо всеми i:
– Я люблю этого человека, и для меня отношения с ней предельно серьезны. Все остальное обсуждать не имеет смысла.
Как известно, в переводе с античного «Константин» значит «постоянный». Если бы по этому тексту ставили спектакль, в этом месте раздался бы самый театральный хохот. Все мы знаем: нет ничего более изменчивого, текучего, чем этот Константин. Вот он раздает пощечины общественному вкусу – а вот уже ставит рафинированную оперу. Вот высмеивает свет – а вот и сам позирует светскому фотографу. Вот жалуется на кризис – а вот уже строит самые амбициозные планы в новейшей истории русского театра. Константин Богомолов неуловим. Но, кажется, кое-кому все же удалось его поймать.
Фото: ДАНИЛ ГОЛОВКИН. СТИЛЬ: ЕЛЕНА БЕССОНОВА. ГРУМИНГ: ОЛЬГА ЧАРАНДАЕВА. АССИСТЕНТЫ ФОТОГРАФА: АНДРЕЙ ХАРЫБИН, ДМИТРИЙ СУВОРОВ/BOLD MOSCOW. АССИСТЕНТ СТИЛИСТА: КРИСТИНА СТРЕБУЛЬ. ПРОДЮСЕР: АНЖЕЛА АТАЯНЦ. АССИСТЕНТ ПРОДЮСЕРА: ЕЛИЗАВЕТА БИЛИЧЕНКО.