— Вы же с ней знакомы. Мы видели ваши фото на какой-то вечеринке. Если не трудно, познакомьте ее с Николаем. Пожалуйста.
Передо мной вырисовывалась четкая картина полной ерунды. Приличные состоятельные и состоявшиеся люди пытались познакомить своего еще не очень оперившегося птенца с одной из главных стареющих красавиц Лондона. Что, для первого опыта нельзя найти ухоженное тело в Москве? Помоложе, чем эта бывшая модель? Зачем мальчику «винтажная шпала»? Помню наше знакомство и беседу в Four Seasons после презентации нового «роллс-ройса» в городе на Темзе. Она рассказывала, как удачно развелась с неким лордом Derjimord’ом и во сколько это ему обошлось. «Сэр Генри мочеиспускался от страха какой-то огласки и все заплатил как зюмзик». Конец цитаты. «Чисто дети малые», — подумал я об аборигенах и продолжил нашу милую беседу за шестым кир-роялем. Это не важно, что я никак не мог осилить первый бокал с пузырьками, а Александра допивала пятый. С ней было легко и интересно. Неприятность была одна: она знала, что с ней хорошо. А это уже настораживало. К концу вечера ситуация обострилась. Саша пересела ко мне на диванчик и, положив руку на мое нервное окончание, зашептала шершавыми модельными губами в адвокатское ухо: «Я уже такая пьяная. Оставлю машину здесь до утра. Давай поднимемся в твой junior suit...» Потом потрогала мое нервное окончание еще раз и поправилась: «Нет, в твой president suit».
Я мягко убрал холеную лапку в бриллиантах со своего бумажника, который в старой Одессе дедушка c бабушкой называли «нервным окончанием», и промурлыкал нечто вроде: «Тебе сейчас будет плохо, дорогая, я вызову машину, и водитель проводит тебя до самой двери». Адвокат сказал — пацан сделал. Пацаном в данном случае оказался гостиничный водитель, которого консьерж изыскал за пять минут. В следующий раз мы увиделись, когда я был уже в сопровождении любимой, и тезка быстро поняла, что в этот театр по контрамарке не пускают. С тех пор мы просто друзья.
Я совершенно не мог себе представить, что нужно сыну сидящей передо мной пары от Александры. И главное — зачем?
Сергей Николаевич вздохнул и как-то стеснительно сказал:
— Видите ли, мы из Кемерово.
Очевидно, в его сознании мне все немедленно должно было стать понятно. Проанализировав настороженную тупизну в моих глазах, Лариса Ивановна слегка одернула мужа и уточнила:
— Но теперь мы москвичи. Вот уже много лет. С тех пор, как шахту продали.
Прозрение не приходило. Сергей Николаевич как-то жалобно прижался к жене и практически прошептал:
— Вы простите нас. Нам правда очень волнительно. История сложная и простая одновременно. Просто мы не знаем, что делать... и хотели бы вашего совета и помощи. Боюсь, что у нас нет другой возможности, кроме вас.
Следующие за этим полчаса рассказа заставили меня выпить три стакана воды и один кофе без ложечки и сахара, но со сливками и в чашечке.
Будущая краса Лондона Александра и Сергей родились, а спустя какое-то время еще и познакомились в городе Кемерово. Она, производное от рабочих и крестьян, оканчивала школу, он работал инженером на шахте. Она мечтала о карьере актрисы в Москве, но была согласна и на Екатеринбург, ему снился «мерседес», однако слегка подержанная интеллигентная «мазда» тоже настроение бы подняла.
Сердца соединились на дискотеке. Александра смогла устоять перед красавцем — молодым инженером и мастером спорта по лыжам — до конца танцев.
Потом держаться в вертикальном положении уже не было сил, и молодые где-то в том же Кемерово прилегли. Это была настоящая красивая любовь в почти семнадцать и двадцать семь. Через несколько месяцев она получила аттестат зрелости, хотя по всем параметрам созрела уже давно, и под нескончаемый поток слез улетела поступать во ВГИК. Он пил дома и страдал на работе. Она вернулась в тех же слезах в сентябре, никуда не поступив и не устроившись.
Они стали жить вместе. Уголовный кодекс уже позволял. Он был счастлив дома и несчастлив на работе. Такая женщина была достойна миллионов, которых у него не было. Она продолжала мечтать о сцене и столице.
Иногда летала в Тюмень — играть в местном театре. Удивительно, но двухкомнатная квартира с видом на ГОК (горно-обогатительный комбинат) ослепительную красавицу не радовала. Ей хотелось большего, большого и побольше. То есть, в отличие от Сергея, она была счастлива в мечтах и несчастлива наяву. Еще через короткое время их расписала в ЗАГСе неожиданная беременность. Он был на седьмом небе, она — ниже плинтуса. Это был конец всем надеждам для затерянной в провинции звезды и бешеный стимул для будущего миллиардера. Через три месяца после рождения замечательного Николая (в честь дедушки) Сергей нашел дома сладко посапывающего сына в кроватке и записку на кухонном столе: «Прости. Я умру, если останусь. Знаю, ты воспитаешь Колю, как никто другой, и он будет счастлив с тобой. Я не создана для кухни и пеленок. Обо мне не беспокойся: взяла деньги в шкафу, на первое время хватит. Не обижайся. Помни только, как нам было хорошо. Целую. Саша».
Это была единственная записка за всю их совместную жизнь, и он знал ее наизусть. Через полтора года перестал надеяться и подал на развод. Еще через год встретил свою судьбу и второй раз женился. Вместе они свернули горы в прямом и переносном смысле: выкупили ГОК и вырастили замечательного сына. От Александры так и не было новостей. Никаких. Она просто исчезла. Когда мальчику исполнилось восемь лет, ее лишили родительских прав и ребенка усыновила Лариса Ивановна, став официально матерью Николаю. Впрочем, он и так был всегда в этом уверен. Процесс прошел без огласки и быстро. Против одной из самых богатых семей в регионе никто бы не дернулся. У Ларисы Ивановны не могло быть детей, и она обожала хорошенького Коленьку больше, чем все остальное на свете, вместе взятое. Собственно, это она настояла на переезде в Москву. Коля был их гордостью, и ему надо было дать лучшее образование из всех возможных. И вот однажды, листая лежащий в гостиной «Татлер», Сергей Николаевич увидел на глянцевых страницах светской хроники Ее и меня. Ойкнуло сердце и задрожали руки.
Лариса Ивановна и Сергей Николаевич долго совещались между собой и пришли к выводу, что надо быть честными по отношению к золотому медалисту и студенту мехмата. Но делать это без согласия Александры нельзя. Мало ли... Вдруг это испортит жизнь леди Alex Derjimord? Решение напрашивалось само собой. Надо обратиться к известному адвокату и, очевидно, другу супруги лорда. Ей надо представить красавца парня, и Александра, конечно, растает. А кто бы при виде такого не растаял и не поплакал? После этого пусть биологическая мама решит, как ей лучше, и все скажет мальчику сама. Две мамы лучше, чем одна. Много любви не бывает. А в случае чего умный и тонкий адвокат все подтвердит и сгладит острые углы.
Мы поговорили о деталях и через неделю под предлогом русских торгов в крупнейших аукционных домах Лондона вылетели в столицу Соединенного Королевства. Родителей неожиданно заинтересовала древнерусская живопись, и аналитический ум Николая должен был что-то в этом темном царстве понять. Луч света Александр Андреевич (семейный адвокат) заодно познакомит Николая с интересными и симпатичными людьми...
...Коля действительно оказался очарователен. На мой взгляд, немного застенчив, а так — просто чудесный, хорошо воспитанный молодой человек.
Мы сидели все в том же Four Seasons и весело болтали. Александра строила Николаю глазки, и оба не понимали, почему я умираю от смеха. Саша и Николай сидели рядом напротив меня и даже не представляли, насколько похожи. Александра чуть выпила и включила новые обороты: приглаживала объекту непокорные кудри и кормила из ложечки мороженым. Я иезуитски хрюкал от удовольствия в преддверии развязки. Молодой человек сидел красный, как пионерский галстук, который он не то что никогда не носил, но, подозреваю, даже и не видел. Когда Александра вышла попудрить носик в гостиничный сортир, студент умоляюще посмотрел на меня и сказал:
— А можно я оставлю вас наедине с этой тетей? Устал. Извините, пожалуйста. Вы не будете против?
Это как раз входило в мои планы, и я отпустил младенца. Мне с Сашей надо было кое о чем важном переговорить:
— Это сын Сергея.
— Какого такого Сергея, Александр Андреевич? Впрочем, мне все равно. Хоть Даниила. Милый парень. Обаятельный.
— Сергея, твоего бывшего мужа. Из Кемерово. Его отец мне все рассказал и просил меня тебя с ним познакомить. Это твой сын, Саша.
Бывшая сибирская жена английского лорда, не отрывая тяжкого взгляда от моего арийского шнобеля и не поворачиваясь, поймала правой рукой проходящую мимо нас фалду пиджака официанта и почему-то по-русски сказала:
— Триста грамм водки, урод, бегом!
— На льду с лимоном? — ничего не понимая в кемеровском этикете, переспросил лондонский халдей. И, получив в ответ внятное: «Совсем ...?», исчез в направлении бара.
Мы помолчали. Пауза затягивалась. Прибыла водка.
— Я сначала подумала, что ты шутишь. И сын, и этот русский муж начисто вылетели из моего сознания за все эти годы. Ты представляешь, какая у меня жизнь была? Яркая, интересная, насыщенная! А он абсолютный красавец. Я оставлю его в Лондоне. Что ты думаешь? На хрен ему это вонючее Кемерово или даже Москва. Я познакомлю его с богатыми бабами. Он будет здесь как сыр в масле кататься. Сергею передашь полтинник грина за все годы воспитания и мои приветы. Выпьешь водки? За нашу молодость?
— Мне кажется, о деньгах сейчас говорить не стоит. Да Сергей и не возьмет их никогда. Я уверен.
— Как вспомню этот кошмар в девяностых, этот сраный ГОК, убогую двушку, зачуханного неудачника Серегу в единственном костюме на все случаи жизни... и себя такую красивую голую в зеркале. Я бы там просто повесилась от безысходности. Хорошо, что уехала.
Ее лицо максимально приблизилось к моему, глаза, набульканные алкоголем, смотрели в упор, как два дула на расстреле.
— А с мальчиком можем поужинать в конце недели. Я еще подругу с собой возьму. Пойдем к Новикову в итальянский? Я только сейчас поняла, как он улыбкой на отца похож...
— Да. Наверное.
— Что да, Саша? Ты же его отца не знаешь. Ой! — И Александра расхохоталась. — Ты думаешь, Сережа — его отец? Ты что? Я забеременела в Тюмени от одного режиссера. Красивый парень был и очень страстный. Все говорил, что у меня талант.
— Он не ошибся, — сказал я с улыбкой, поправив очки.
Мы еще поболтали о том о сем, выпили кофе, и, расписавшись в счете, я поднялся в номер. От выпитой рюмки водки слегка колбасило.
Через пару дней мы с Колей вылетели в Москву.
В ресторане White Rabbit передо мной ничего не могли съесть два испуганных человека. Видно было, что они боятся и плохих, и хороших новостей.
А я? Мне-то чего бояться? Я сделал свою работу и теперь должен был сказать им всю правду. Собственно, мне за это и платят.
— У вашей бывшей жены очень теплые воспоминания о молодости и времени, проведенном с вами. Видите ли, Александра мучилась без сына все эти годы. Она всегда любила его. Не забывала ни на минуту. Любит и сейчас. Наверняка поэтому она решила сделать свой выбор таким, чтобы лучше в этой истории было не вам и ей, а в первую очередь Николаю. Она просила ничего ему не говорить. Ведь у человека должны быть настоящие мама и папа. А они у него точно есть. Пусть так и останется.
— Я тебе говорила, — повернув голову к мужу, сказала Лариса Ивановна, — материнская любовь самая сильная. Или она по-прежнему любит тебя и не хочет ранить.
На глазах у Сергея выступили слезы. Или мне просто так показалось.
Сославшись на неотложные дела, я пожелал всем удачи и вышел.
Фото: архив Tatler. иллюстрация: Екатерина Матвеева.