Мы были знакомы с Настей больше десяти лет. Общались не часто, зато каждая наша встреча проходила очень весело. Я очень ценила её чувство юмора, живой ум, лёгкость. Она всегда рассказывала мне смешные истории, вытаскивала на экскурсии, а несколько раз с её легкой руки мы прямо из кафе выезжали в аэропорт: пару дней погулять по тихим европейским улочкам.
За это время мы успели сделать карьеру, выйти замуж и родить детей. Да, теперь уже не было спонтанных поездок, но мы все равно были рады встречаться, хотя бы раз в несколько месяцев.
Только Настя сильно менялась. Стремительно менялась. Исчезла та веселая, остроумная девчонка, появилась молодая женщина, у которой остались две темы – свекровь и дети. На свекровь она жаловалась. И тут я Настю вполне понимала. Свекровь ей досталась классическая. Которая считала, что не родилась еще женщина, достойная её чудесного сына, ревновала его к невестке, лезла с нравоучениями, постоянно придиралась, всячески давала понять, как её семья осчастливила Настю и что та теперь в вечном долгу. Зачастую буквально провоцировала Настю на скандал. После чего заставляла сына выбирать чью-то сторону. Известная «технология», очень нехорошая. И чаще всего сын вставал на сторону матери, что сильно ранило Настю. Да, я искренне ей сочувствовала.
Про детей она рассказывала долго и подробно – нужно было просмотреть все триста фотографий, сделанных за выходные: «Вот мы выбираем костюм, вот надеваем ботинки, вот садимся в машину…» Но этого Насте было мало. Она стала присылать фото мне на телефон, иногда я даже просыпалась среди ночи от неумолчного писка мессенджера: это Настя отправляла картинки и аудиосообщения с рассказами. Причем, как выяснилось, отправляла не мне одной. Не буду притворяться: меня это раздражало. Я сама уже была мамой, но никогда никого не мучила рассматриванием фоток моей дочки, не рассказывала часами, как она покушала.
У Насти были близняшки – мальчик и девочка. Но вот какая странность: на Настиных фото в основном был только сын, Ванечка. К сыну у неё было особенное отношение: Настя говорила о Ванечке с таким восторгом, что даже слезы проступали у неё на глазах. Она называла его ангелом. О дочке говорила намного спокойнее и гораздо реже. Честно, иногда мне казалось, что она вообще про неё забывает. При наших общих встречах Настя всячески опекала сына, а дочка была словно вынужденным «довеском». Ну где-то тут, рядом – и ладно. Меня это возмущало. Как можно так разделять детей? Но, конечно, я ничего ей не говорила: их дело.
И будучи в совершенном упоении от «ангела», Настя не обращала внимания на пробелы, скажем так, в его воспитании. Когда они приходили к нам в гости, Ванечка не здоровался. Мы с ним здоровались, а он молча входил в дом. Когда ему что-то хотелось – он просто брал или требовал. Однажды я спокойно ему сказала: «Ваня, мороженое будет потом, когда мы пообедаем. Хорошо?». Но Ванечка требовал немедленно, и был уже близок к истерике: он не привык даже к самым мягким отказам. Настя гневно взглянула на меня: «Ты не можешь дать ребенку мороженое? Да, прямо сейчас».
