Ида Кехман: «Теперь я абсолютно счастлива»

Ида Кехман, жена Владимира Кехмана, художественного руководителя Михайловского театра в Петербурге и новосибирского театра НОВАТ, рассказывает заместителю главного редактора «Татлера» Ольге Зарецкой о том, как рожала, зачем пряталась и что сделала со своим инстаграмом. А еще о новых друзьях, старых знакомых и своем акушере-гинекологе в Ницце. В качестве бонуса – новые оперы в Вене и Париже, на которые надо срочно искать билеты. Ида с Ольгой знакомы давно – поэтому на «ты».

– Ну, рассказывай…

– Да что рассказывать? Из нового у нас только одно – в октябре родился Давид. Все прочие изменения отсюда следуют. Я была мамой одного ребенка, а теперь сразу двух. У меня ощущение, что забот не в два раза больше, а в три. Или просто я еще не научилась правильно планировать свою жизнь, чтобы с этим справляться.

– Но у тебя же есть няня?

– Приходящая, как и раньше. Я не могу себе представить, что Настя с Давидом будут все время с няней. Во-первых, это затратно. Во-вторых, я буду отвлекаться на другого человека в доме. Мне проще, когда сама.

– А Владимир что говорит?

– Он полностью согласен. Видит, что мне нравится проводить время с детьми. А как только появляется няня, мать сразу переключается на другое, на следующие дела и задачи. Поэтому перекладывать, делегировать детей мне не очень хочется.

– Почему ты держала свою вторую беременность в секрете? Очень тихо у вас все произошло. И инстаграм твой практически заснул.

– Просто, может быть, некогда было во время беременности о ней писать… Мы не скрывали… И не афишировали.

– Где ты жила девять месяцев?

– Да как всегда: то в Москве, то в Петербурге. То во Франции – наша первая общая дочка Настя там в 2017-м родилась достаточно удачно, и мы решили остаться с теми же врачами. Тревоги с Давидом были такие же, как и с Настей. Он тоже родился раньше времени, но мы смогли удержать его до того максимума, который был нужен. Для этого мне нужно было не двигаться, тихо сидеть рядом с врачом в Ницце.

– Посоветуешь своего доктора?

– Ксавьер Тран. Рожала я в клинике Lenval.

– То есть советуешь? Он хороший?

– Тут все очень индивидуально. Лично я довольна абсолютно всем, даже «но» сказать не могу. Хотя – что одному хорошо, то другому неприемлемо. Так часто бывает, в области медицины особенно. Советовать не могу, но могу сказать, что мне очень комфортно именно с этим врачом. Я ему доверяю.

– Чем его подход отличается от того, что принято у русских акушеров?

– Я в России еще никого не рожала. Но мне нравится, что в Ницце ко всему относятся спокойно. Что бы ни происходило, говорят: «Все хорошо. Так бывает. Ничего страшного». Ни за что не напугают: «А вот тут у вас серьезная проблема». И ты пребываешь в перманентно спокойном состоянии – что бы на самом деле ни происходило.

– Тебе делали кесарево?

– Нет, я сама родила и Настю, и Давида. С эпидуральной анестезией.

– Владимир присутствовал?

– Оба раза. Я понимаю, что для мужчины это стресс. Володя волновался в этот момент больше, чем я. Хотя у нас это все так быстро происходит... Никто ничего даже не успевает сказать.

– Крестили уже?

– Да, в Ницце. В Свято-Николаевском соборе. Владыка Нестор, епископ Корсунский крестил – и он же стал крестным Давида. Мы ждали 9 ноября – это день Нестора Летописца, и владыка в свой день ангела прилетел специально из Парижа, отслужил литургию и после нее покрестил нашего сына. Мы не были точно уверены, что он сможет приехать, поэтому гостей не звали – присутствовали только мы с Владимиром, Настя и моя мама.

– Почему выбрали имя Давид?

– Владимир выбирал. Очень красивое библейское имя. В честь псалмопевца царя Давида.

– Поэтом будет?

– Хорошим человеком пусть будет.

– Как Настя отнеслась к появлению брата?

– Она любит его, нянчит, кормит из бутылочки, подает соску, приносит памперсы. Ухаживает, в общем, как может – ей же еще двух лет нет. Переживает за Давида, когда он плачет. Настя понимает, что он не кукла, а новый человек. Видит разницу. Кстати, в куклы она раньше почти не играла, а с появлением брата заинтересовалась. Репетирует, тренируется на них. Она сейчас играет во все, что делаем мы. И, конечно же, наши вещи Насте гораздо интереснее, чем ее игрушки. Она очень любит все складывать, раскладывать, прибираться. Это у нее, видимо от меня. Если что-то пролилось, обязательно бросится вытирать. И в этот момент она очень довольна собой и очень серьезна, потому что делает важное дело.

– Как теперь устроена ваша цыганская жизнь? Детские вещи и без того имеют свойство заполнять все пространство, а вы еще и живете на четыре города: Москва, Питер, Новосибирск, Ницца…

– Мне пока удается зонировать, но Настя подрастает и постепенно сдвигает границу: у меня пространства все меньше, а у нее все больше. И происходит это так безобидно, постепенно, для меня совершенно незаметно… Пользуется тем, что я до сих пор еще не пришла в себя – никак не могу осознать, что теперь так, теперь детей двое.

– А ты сколько хотела?

– Я в тридцать восемь лет еще не была даже уверена, что будет хотя бы один. Сейчас мне сорок, и их двое.

– Владимир к Давиду и к Насте относится по-разному? Он все-таки патриархальный человек.

– Он по-прежнему больше времени проводит с Настей. Когда она родилась, даже брал отпуск по уходу за ребенком. Натурально папина дочка.

– И что, даже не произносил слова «ура, наследник!», «так здорово, я о нем мечтал!»?

– Так это уже третий его наследник. У Владимира теперь три сына и две дочери. Самый старший – мальчик, самый младший – тоже мальчик. Но он очень любит дочерей – и старшую, и младшую.

– Папа, наверное, завалил Настю игрушками?

– Нет-нет, в таком шопинге он не участвует. Он вместе с Настей молится, ходит с ней в храм. Там она его очень радует своими достижениями. Иконы стала целовать в Петербурге в храме Симеона Богоприимца, где Владимир староста. Первые шаги сделала в Ницце в Свято-Николаевском соборе.

– Что Владимир тебе подарил, когда родился Давид?

– Ничего. Нам не до подарков. На это не отвлекаемся.

– Но это же символический момент.

– Мы символикой не увлекаемся.

– Где при вашем кочевом образе жизни ты хранишь свой необъятный гардероб?

– Он, грубо говоря, разграблен. Весь разъехался по разным точкам, и я о нем даже не вспоминаю. Обучаюсь мастерству расставления приоритетов – семья в моей жизни очень резко выехала на первое место.

– Но ты же не сидишь взаперти. Мы видели тебя в Зальцбурге на оперном фестивале, на юбилее Юрия Темирканова в Юсуповском дворце. Как ты теперь собираешься на выход?

– С одной Настей у меня еще получалось пойти укладывать голову, взяв ее с собой. С двумя детьми это невозможно, нужно, чтобы мама, няня или Владимир меня подменили дома. Хотя бы одно платье я всегда держу под рукой. Но о том, что его на мне уже где-то видели, я и думать забыла. Просто помню, что к каждой ситуации должна быть своя одежда – на случай, если холодно, если жарко, если балет, если день рождения. Других модных принципов у меня на данный момент нет. Хорошо, что я за вторую беременность почти не набрала вес – сидит все, конечно, не так идеально. Я уже не кормлю, и пару килограммов можно начинать убирать. Но я во все помещаюсь.

– Ты скучаешь по праздникам? Ты же светский человек, это была часть твоей жизни. А теперь ты не можешь сидеть весь вечер с друзьями, не танцуешь.

– Немножко скучаю, но я сейчас не смогу расслабиться и спокойно пить шампанское. Возможность выбраться поздно вечером я оставляю для случаев, когда это вопрос настоящей, большой любви. Если это новая опера или потрясающий дирижер, то я могу – оставлю на вечер детей и получу удовольствие.

– Скажи, кого и что сейчас надо слушать?

– Мы с Владимиром в августе ездили на Зальцбургский фестиваль, там было хорошо. Самое сильное впечатление – это дирижер Кирилл Петренко. Он летом возглавил Берлинский филармонический оркестр – впервые им руководит еврей, да еще и русский. Ну ты поняла меня. В Баварской опере Петренко дирижирует «Отелло» с Йонасом Кауфманом, и я, может быть, слетаю в Мюнхен послушать.

– Татлеровские герои летели в Зальцбург конкретно на «Пиковую даму».

– Я на ней особого удовольствия не получила. Хотя Игорь Головатенко в роли Елецкого прекрасен. Но там режиссёр такой – как слово подобрать – неординарный. Дирижер Марис Янсонс хотел, чтобы пели Нетребко c мужем. Но она, узнав, что режиссер – Ханс Нойенфельс, отказалась. Он театральный экстремал, скажем так. Анне не нравится то, что Нойенфельс делает с классикой, – я так поняла. В итоге Германа пел не тот, кого хотел дирижер, не Юсиф Эйвазов, а Брэндон Йованович. Который хоть и со славянскими корнями, но все-таки американец. У него смешной акцент, он пел «Тройка, семерка, тюз» – звучало как ТЮЗ, Театр юного зрителя. Еще мы в Венской опере слушали «Любовный напиток» – это старая постановка, но там новая звезда Аида Гарифуллина. В ноябре в Монте-Карло давали «Самсона и Далилу» – это, по монакским меркам, большая постановка.

– А говоришь, что никуда не выходишь. Ты ведь сходила в Вене на Брейгеля?

– Конечно. Там еще Монэ был. А вот Пиросмани посмотреть, к сожалению, не успели – надо было вернуться к детям, мы с Владимиром запланировали одним днем обернуться. С Настей и Давидом сидела моя мама.

– В Париж во время забастовок ты, надеюсь, не ездила.

– Ездила, в начале декабря. С Владимиром, в его командировку – слушать новую постановку «Симона Бокканегра», в этом городе с оперой сейчас все очень интересно. Был какой-то сюр. Все в рождественских елках, на улицах поваленные фонари, и мы мимо них пробираемся в Опера Бастий. Мне даже не страшно было, я тогда еще, наверное, не до конца осознала, что я мама двоих детей. Приперлась с ними в Париж, где бастуют. Потом я себя, конечно, ругала. Но меня оправдывает то, что в своем нынешнем положении я не всегда успеваю посмотреть новости – и даже не оценила, насколько серьезна ситуация в городе. К счастью, мы в оперу шли без детей – они были в номере, отель нашел нам замечательного бейби-ситтера Машу, она студентка, изучает историю искусств.

– Даже с двумя детьми на руках и без постоянной няни ты все еще герой «Татлера». Как ты поддерживаешь контакты? С кем сейчас близка?

– Спасибо, что не произвожу впечатление человека, который одичал дома в махровом халате. Но я никак специально не поддерживаю контакты. Если на балете или опере встречаю знакомых, то с удовольствием общаюсь. Иногда хочется что-нибудь выложить в инстаграм, но руки не доходят. И whatsapp у меня от свежих сплетен про Владимира не разрывается. Друзья привыкли, что я в такое не вникаю. Когда мы только познакомились и поженились, они писали, рассказывали, а потом перестали. Все просто приняли ситуацию и не задают дурацких вопросов. Я ни о какой квартире в Каннах никогда не слышала, и ко мне это все отношения не имеет. Какой мне смысл читать газеты?

– У тебя появились новые светские друзья?

– Не светские, совсем наоборот. Мы прекрасно подружились в этом году с владыкой Нестором – он крестный Давида, так что, можно сказать, породнились. Он интеллектуал, с ним интересно разговаривать на любые темы. Выставку Брейгеля мы с ним смотрели вместе. Гид нам рассказывал через свою призму, а владыка Нестор одной фразой мог повернуть эту призму совсем в другую сторону. Если бы он не сказал, мне бы даже в голову не пришло с этой точки зрения смотреть. Еще мы сейчас много общаемся со Стефаном Лисснером, интендантом Парижской оперы. Это благодаря ему Париж сейчас – оперная и балетная столица, там каждый месяц премьеры. Стефан немолод, но креативно мыслит – абсолютно в духе времени.

– Ты счастлива? Тебя все сейчас устраивает?

– Да, вот теперь я абсолютно счастлива. Мне по-прежнему все интересно. Пройдет какое-то время, Давид чуть-чуть подрастет, и я смогу уважить всех наших знакомых и друзей. Мы с Володей очень хотели поздравить нашу любимую питерскую семью – Хатулю и Бориса Авсаджанашвили – с юбилеем «Бабочки», но не получилось из-за детей. Но ничего, я еще все наверстаю.

Фото: Алексей Сорпов