— Каждый раз, когда мы влюбляемся, мы думаем, что это чувство самое сильное. И что оно последнее.
– Вам не кажется, что в этой истории вы пострадали так сильно потому, что вы женщина?
— А в России всегда так и происходит. Но что бы женщина ни совершила, разве это повод с издевкой в голосе Восьмого марта на глазах у всей страны надевать на ее ногу браслет слежения?
— Вам тридцать пять лет. За это время у вас ни разу не возникало желания создать семью?
— Мой папа старше мамы на три года. Он состоятельный человек. Многие его друзья уже несколько раз сменили жен. Мой папа очень любит маму. У них необыкновенно теплые отношения. С детства я жила в атмосфере любви и мечтала, чтобы у меня было так же. Конечно, мне хотелось сначала построить карьеру, состояться как личность. Если бы я сильно влюбилась, наверное, с радостью родила бы ребенка. Но когда это чувство пришло, я его потеряла.
— Считаете ли вы, что вас предали?
— Нет, не считаю. Он просто сделал свой выбор. Это благородный, искренний человек. Сильнейший управленец. Человек невиданной энергетики, целеустремленности и масштабности. Таких качеств я не видела ни у кого. Он не способен на предательство, что бы мне о нем ни говорили. Он мог бы предать сразу после того, что случилось. Но он предпочел остаться со мной, и это стоило ему должности.
Грустно говорить, но многие мои влиятельные собеседники-мужчины (кстати, все они испытывают на редкость единодушную симпатию-сочувствие к Васильевой) считают, что это не так. Именно что предал. Пошел работать к Виктору Чемезову, который последовательно его ослаблял. Вернулся к жене, и для любой гордой и самолюбивой женщины — а Васильева, без сомнения, такая — это удар.
— Вы ведь могли признать вину, подписать бумаги. И быть если не оправданной, то по крайней мере на свободе, как некоторые ваши бывшие коллеги. Неужели ни разу не закрадывалась мысль так и сделать?
— Наверное, на этот вопрос придется ответить мне, – берет слово адвокат Васильевой Хасан-Али Бороков. – Моей подопечной запрещено комментировать материалы уголовного дела. Хочу лишь сказать, что признаваться ей не в чем. Она бы могла оклеветать невиновного и выйти на свободу. Но потом с этим враньем ей надо было бы просыпаться и смотреть на себя в зеркало. Эмоционально Евгении легче находиться под арестом, оставаясь честным человеком. Комфорт — он ведь в душе, а не во внешних факторах.
— Слушая вас, Хасан, многие скажут: «Ну конечно, ей легко произносить патетические слова — ведь она не строчит какие-нибудь бессмысленные фартуки на тюремной машинке, а спит в собственной уютной постели».
— Евгения юрист и выросла в уважении к Конституции и презумпции невиновности как основному принципу гражданского общества. Суд ее виновной не признал. Почему она должна оправдываться за то, что спит в собственной квартире? Если следовать подобной логике, то она должна неустанно повторять: «Спасибо, что не расстреляли, спасибо, что дышу, существую». Евгения — свободный человек и живет в свободной стране. Может, кто-то хочет, чтобы его страна была клеткой, мы — нет. Моя клиентка не может и не должна оправдываться за украшения, основную часть которых привезла с собой из Питера, — так мы дойдем до 1917 года. Нельзя унижать, оскорблять, издеваться. Именно поэтому Евгения вообще разговаривает с прессой — ей было бы выгоднее молчать.
«Предполагать, что в этом деле все чисто, — наивно, — говорит человек, знающий ситуацию изнутри. — Любого, кто вовлечен в сделки с госсобственностью, можно «закрыть». Но понятно и то, что на любую подпись, которую ставила под документом Васильева, было указание сверху. Да, возможно, разгулялись, но ровно настолько, насколько им было позволено».
Мне, работнику глянца, сложно сказать, что это было на самом деле – вставшее у кого-то костью в горле реформирование или трехмиллиардный ущерб. Я не берусь судить, коварная ли Васильева расхитительница народного имущества или слабое звено. Любительница бриллиантов или жертва, которую кинули толпе, жаждущей крови. Я лишь вместе со всеми наблюдаю травлю, которую против нее развернули по всем фронтам в ходе очередного этапа борьбы с коррупцией, — такую же прежде вели против Юрия Лужкова с Еленой Батуриной (редкий случай, когда прилюдно полощут своих). Слышу захлебывающегося в пламенном негодовании Аркадия Мамонтова — вот уж кто никогда не подведет. Вижу пакеты с дешевыми украшениями, которые во время новостной «пятиминутки ненависти» предъявляют возмущенному электорату, озабоченному тем, как вернуть потребительский кредит на покупку мобильного телефона. Пачки денег. Молочный переулок. Антиквариат. Новогодние подарки в бутике Chanel. Любовник в шкафу. Птица в золотой клетке. Реалити-шоу «Богатые тоже плачут». Все это производит гадкое впечатление. Бурановские бабушки и вообще все те, кто воспринимает мир исключительно сквозь призму голубого экрана — а таких в нашей стране многие и многие миллионы, — в первую же секунду решили: «Виновна». Общественное мнение сформировано, приговор в головах населения вынесен, и сила его такова, что сколь угодно умелая ответная пиар-кампания изменить его вряд ли способна. Да и не дадут. Вот Андрей Малахов снял о Евгении передачу. Ездил в Санкт-Петербург, разговаривал с ее бабушкой, друзьями. Программа получилась опасно положительной, и в эфир ее так и не пустили.