Давид Якобашвили редко, но бывал в кафе «Метелица» на Новом Арбате в семидесятых — когда там собирались самые крутые ребята эпохи: фарцовщики и их музы. В Москве заведение считалось — высший класс. С улицы не пускали, а со своих вальяжный портье на входе неизменно требовал трешку, однако Давиду там не нравилось. Юноша амбициозный и предприимчивый, но скромный, он не жаловал праздную пафосную публику во главе с ит-боем по кличке Солнышко. В начале девяностых, когда состав и места силы светского политбюро Москвы резко поменялись, Якобашвили и его друзьям предложили сделать из потерявшей лоск «Метелицы» хоть что-нибудь.
К тому моменту ренессансный грузин, так и не окончивший из-за семейных финансовых трудностей тбилисский политех, уже имел изрядный предпринимательский опыт: в 1982 году откармливал свиней по заказу МВД родной республики (три пятьдесят за килограмм живого веса), в 1988 году с благословения погранслужбы Шереметьево возил интуристов-транзитников на автобусные экскурсии по Москве. С приходом перестройки торговал автомобилями, управлял салоном красоты «Женьшень» на Покровке и гостиницей «Брюсов» в Северном речном порту (каюта — десять долларов за ночь, и да — это тот самый теплоход «Брюсов», в котором теперь хипстерский рай с кофе и дизайнерскими игрушками). Но на этот раз ставки были по-настоящему высоки. 3 июня 1993 года в козырной локации под боком у столичной мэрии открылось легендарное казино «Метелица». Давид, даром что грузин, сам колесо фортуны не крутил — играть он не любил никогда, зато придумывал азартно.
Внизу, в подвалах увеселительного заведения, располагался мясной цех, некогда поставлявший парную телятину к требовательному кремлевскому столу. Здесь до сих пор строжайший климат-контроль, а из стен неприятно торчат крюки для развески туш. Но мрачные извилистые коридоры заполнились совсем другим товаром: в пещере Аладдина хранится крупногабаритная часть знаменитого собрания Якобашвили. После удачного периода поставки в Россию шведских игровых автоматов в конце восьмидесятых и первого официального дилерства General Motors в начале девяностых Давид Михайлович стал стремительно расти — и превратился в одного из самых уважаемых меценатов и коллекционеров страны.
С тех же девяностых в голове Якобашвили зреет план вывести коллекцию из новоарбатского подполья, открыть в Москве собственный музей, куда не зарастет тропа любопытствующих зрителей. «Частные коллекции — народу» — иначе ради чего было собирать? Вот банкир и золотодобытчица Наталья Опалева презентовала музей нонконформиста Анатолия Зверева на 2-й Тверской-Ямской, вот финансист Мкртич Окроян, большой поклонник Дягилева и ар-деко, разместил свои сокровища в бывшем здании монетного двора в «Лужниках». Ресурсный олигарх Леонид Михельсон вместе с дочерью Викторией создает центр современного искусства на «Красном Октябре». Повелитель столичной недвижимости Борис Минц обещает поделиться чудесными русскими импрессионистами на территории бывшей фабрики «Большевик». Не говоря уже о яйцах патриотичного Вексельберга и музея импозантного Шалвы Бреуса в «Ударнике». В общем, имеет место социальная ответственность, память потомкам и прочие слагаемые современного бизнес-кодекса.
Под музей «Собрание» по адресу Солянка, 16, возвели пастельный особняк в духе классического ампира — достаточно изящный для того, чтобы соседям — Воспитательному дому по проекту Бланка и Казакова и Опекунскому совету Григорьева и Жилярди — не было стыдно на него смотреть. Только здание обошлось олигарху в пятьдесят пять миллионов долларов, и есть подозрение, что этим не ограничится: предметы искусства в отличие от их хозяина капризны в быту. Каждый надо мало того что отреставрировать и правильно хранить, так еще сфотографировать и описать в каталоге — а это колоссальная работа. В здании четыре уровня над землей и четыре — под, но и туда не поместятся пятнадцать тысяч предметов, поэтому экспозицию будут постоянно менять. Разделять основные залы и реставрационные мастерские на минус втором этаже призвана стеклянная стена — посетители в прямом эфире увидят, как возрождается искусство.
Возможно, на двери «Собрания» будет написано имя Билла Линдвалла — шведа, который когда-то наставил далекого от коллекционирования Давида Якобашвили на путь прекрасного. Линдвалл, человек по-скандинавски закрытый, не стремящийся к дешевым спецэффектам, с легкой руки Давида первым импортировал те самые игровые автоматы по всему Союзу, а свободное от автоматизации постсоветского пространства время тратил на музыкальные шкатулки. Любил он их столь беззаветно, что иногда выходил на улицы Стокгольма поиграть для прохожих. Дети Линдвалла страсть отца к музицированию не разделили. И сентиментальный, к тому времени сильно больной швед продал коллекцию — четыреста старинных музыкальных аппаратов — своему партнеру, взяв с него клятвенное обещание когда-нибудь открыть музей. «Должно быть, на меня повлияли детские воспоминания. Я хорошо помню, что в Грузии на улицах всегда играли шарманки и патефоны», — объясняет Якобашвили. Знал ли Линдвалл, что четыре сотни шкатулок, которые спокойно умещались в крошечном помещении в центре Стокгольма, разрастутся в одну из самых значительных коллекций прикладного и музыкального искусства стоимостью в полмиллиарда долларов?
«Билл постепенно познакомил меня с коллекционерами, я стал бывать на аукционах, брал с собой маленького сына Мишу, — рассказывает Давид Михайлович. — Однажды купил в подарок бронзовую статуэтку и не смог с ней расстаться. Так я начал собирать бронзу и серебро». В этом бесхитростном «не смог расстаться» — суть характера Якобашвили. Многие коллекционеры проводят регулярную чистку арт-активов, стремясь сбросить балласт и купить что-нибудь горяченькое. Давид, подобно бальзаковскому Гобсеку, не сбрасывает ничего, ни единого наперсточка, и этой своей «жадности» не стесняется. Напротив, со здоровой самоиронией говорит, что ненасытен и всеяден, но требователен к качеству: «Одно из двух: или это у меня уже есть, или это ужас».
Что только не затрагивает струны его чуткой души. Основа собрания — музыкальные инструменты и механические редкости: шкатулки, органы, шарманки, патефоны и еще масса всего, что способно издавать звуки, вплоть до музицирующих ночных горшков для царственных особ и граммофонов в виде статуи Будды. Но не музыкой единой. Есть уникальная коллекция бронзы, которую бизнесмен периодически выставляет на уважаемых площадках вроде московского представительства аукционного дома McDougall. В ассортименте — керамика и художественное стекло. Часы — и речь, поверьте, не о простительных для сто второго форбса России турбийонах, а о крупнокалиберных – настенных, напольных, консольных, каминных, настольных и еще бог знает каких. Даже куклы — представляю, какой восторг вызовет у девочек кукла-акробатка, вертящая на носу стул, или доктор Гну, вырывающий зуб льву. Каждое Рождество его куклы появляются в Музее декоративно-прикладного искусства.
В отличие от многих занятых бизнесменов, всецело доверяющих своим арт-консультантам (о, сколько таких желающих проконсультировать русских олигархов я встретила в «Гараже» на ужине у Романа Абрамовича и Даши Жуковой!), Якобашвили лично утверждает покупку каждого — вплоть до крошечной фарфоровой таблетницы — предмета. Да, на него работают опытные кураторы, но финальное «Берем!» — только за ним. Ни одна самая многообещающая сделка — после триумфальной продажи «Вимм-Билль-Данна» Якобашвили инвестирует в биоэнергетику, нефть и является одним из крупнейших землевладельцев в окрестностях Москвы — не способна завлечь его так, как охота на какую-нибудь раритетную вещицу работы Лалика или Чипаруса. Он в мельчайших деталях знает историю большинства экспонатов, будь то рояль Марии Федоровны или первый звукозаписывающий аппарат Эдисона. И любит лично провести экскурсию для дорогих гостей. Вторая часть коллекции хранится в его офисе на Солянке, и вы бы видели, с какими обезумевшими глазами бегал от одного шкафа к другому впечатлительный театральный художник Каплевич: не каждый день видишь модели старинных испанских галеонов рядом с меланхоличным «Барашком» компатриота Пиросмани.
Фотографии со всех мировых аукционов бесперебойно поступают к Якобашвили на iPad — ватсаппом олигарх пока не овладел и, похоже, не собирается. Sms научился принимать — правда, отвечает редко, а на Новый год рассылает и постит для друзей в Facebook стихи собственного сочинения. И вообще, никаких айфонов, только три одинаковые старенькие трубки Motorola: «А что такого? Звонят они хорошо».
«Моторолы» — словно патроны на ремне его неизменно серого костюма. Символично — ведь связи и есть главное оружие олигарха. Якобашвили называют гениальным лоббистом и гуру модного сегодня GR. Он трезво признает, что фонтанирование идеями — не самая сильная его сторона. «Я не генератор, я хороший интерпретатор». Сколько самых замечательных начинаний растворились потом в суете мирской, а Якобашвили плывет уверенно: во-первых, обладает феноменальной интуицией на перспективные проекты, во-вторых, умеет сделать так, чтобы идея материализовалась, и наконец, знает правильных людей — причем не только в России. «Или я его знаю, или он меня», – любит шутить бизнесмен. Собственно, связи с госорганами и были его поляной в «Вимм-Билль-Данне». Говорят, и после продажи своего пакета акций группе PepsiCo (на 2011 год доля Якобашвили составляла около десяти процентов) Давид помогает новым собственникам через «РусБренд».
Да, у него имеются мощные связи, но о нем не сплетничают – гнусности не прилипают к Якобашвили, будто он заговорен. У него кристальная репутация. Его друг Ян Яновский(познакомились они в Давосе, в кабинете основателя форума Клауса Шваба) говорит, что Давид — один из самых порядочных людей, с кем ему довелось общаться: «Я часто наблюдал, как две стороны при заключении сделки до такой степени не доверяют друг другу, что не могут договориться. Зовут Давида, и напряжение тотчас же спадает».
Он живет на два дома — в Москве и Монако. Партнеры знают, что серьезные разговоры на поздний вечер пятницы лучше не назначать — Давид Михайлович будет спешить на самолет. Прилетит, рано утром отправится на местный рынок, чтобы вернуться к горячо любимой (и это не фигура речи) жене Элладе со свежей клубникой сорта Mara des Bois. Почему никогда не рассказывает про супругу? «А что рассказывать? Мы близки душой и сердцем».
У Якобашвили один из лучших домов в карликовом княжестве — пятиэтажный, с видом на море, и при этом передвигается хозяин на мотоцикле. В крайнем случае на «смарте». В Москве на двух колесах ездить не рискует, зато руль «гелендвагена» из рук не выпускает: «Я заработал деньги не для того, чтобы меня возили. Это дело я искренне люблю». Джип сопровождения, впрочем, покорно следует сзади. Раньше у Якобашвили было два самолета — но он их с легким сердцем продал: «Ненужное обременение». Длинной лодкой не обзавелся — зато есть гидроцикл, на котором летом олигарх собирается бороздить море вокруг Корсики.
Столь же неприхотлив — и папа этим очень гордится! — его единственный сын Михаил. Юноша окончил Нью-Йоркский университет и теперь потихоньку помогает Давиду Михайловичу в бизнесе — участвовал, например, в последней сделке с «Роснефтью» (в декабре 2014 года «Роснефть» и принадлежащая Якобашвили грузинская компания Petrocas Energy Limited создали совместное предприятие в области логистики и розничных продаж, контрольный пакет после сделки остался в руках Якобашвили). Отец гордится, хотя, улыбаясь в аккуратно подстриженные усы, говорит: «Чего я? Главное — чтобы девушек устраивал». Очевидцы утверждают, что долгое время отец чуть ли не лично звонил будить сына на другой континент — мол, он control freak, но на самом деле Якобашвили жизненно необходимо о ком-то заботиться. Он так воспитан — никогда не позволит оплатить счет в ресторане, как бы быстро его визави ни выхватывал кошелек. А заодно закроет чек знакомым за соседними столиками.
В кабинете на Солянке постоянно прописан пес Рэй — милейший блю-лейси. Он из Техаса, его первому хозяину не понравилось, что у собаки вывихнута нога, и он отдал его усыпить. Миша, сын Давида Михайловича, забрал зверя домой, а папа привез в Москву, сделал операцию, вставил сустав, и теперь новехонький и улыбающийся Рэй грызет косточку, облизывает гостей и охраняет экспонаты, которых даже в кабинете так много, что кажется, они скоро будут жить у Давида на голове. Каждое утро специально обученная женщина — ох, и не завидую я ей — протирает пыль с сотен и тысяч памятников культуры. Но Якобашвили утверждает, что никогда не смог бы работать в стерильном минималистичном офисе — в этом он созвучен своему хорошему знакомому (по работе в попечительском совете) директору «Эрмитажа» Михаилу Пиотровскому, в кабинете которого вавилонская башня из бумаг еще немного и упрется в потолок. Невероятно, как при таком хаосе вокруг в голове у бизнесмена Якобашвили все разложено по полочкам.
Человек он, на первый взгляд, публичный и света не бегущий: его с большой степенью вероятности можно встретить на арт-раутах и посольских приемах. По какому принципу отбирает приглашения? Да по главному — люди. Ходит туда, где друзья и знакомые. На наше интервью прибыл прямиком из Дома приемов МИДа на Спиридоновке, где Михаил Гусман презентовал свою книгу — там, будьте уверены, Давиду было с кем поговорить. Но вот что удивительно — сам он не замечен в организации пышных застолий. Казалось бы, хлебосольный грузин – киндзмараули должно литься рекой, но нет — даже день рождения зажимает, тихонько отмечает с женой и сыном. Говорит, что терпеть не может быть в центре внимания. Да и не пьет последние пять лет — после тяжелой болезни. Он вообще напоминает неприметную музыкальную шкатулку: все самое интересное прячется внутри, и открыть его дано только ближайшему кругу. Впрочем, музей Якобашвили обещает презентовать шумно: в конце концов, у него уже есть шесть роялей, дюжина больших органов и более тридцати пяти кубометров музыкальных носителей — пластинок, валиков, перфорированных роллов. И все очень нужны.
Фото: Слава Филиппов