Когда смотришь «Белую студию», хочется оказаться на месте героев, которых Дарья Спиридонова расспрашивает о том, что они поняли в этой жизни. Она их бережно и ласково вертит в руках, разглядывает, любуется ими – в общем, изучает. Героям Даша нравится: они все мужчины, а кому не понравится умная и красивая ведущая, на шпильках и в клипсах, и даже в декольте иногда. Даша на выход в студию одевается как на вечеринку black tie. Говорит, это дань уважения к героям – раньше так, к примеру, наряжались в оперу.
Она всегда была умная, красивая и элегантная, но экран оценил такое сочетание совсем недавно.
Вблизи Cпиридонова выглядит даже лучше, чем на экране. Мы встречаемся в лютый мороз в ресторане «Цукер» у Патриарших: в соседнем «Павильоне» от холода разорвало трубы. Даша – почти без макияжа, в сером свитере грубой вязки под горло и с изумрудным, явно антикварного происхождения, кольцом.
Последний раз я брала у нее интервью четыре года назад, и все в ее жизни было другое: не было прибрежного Довиля и острова Ре, не было сына Льва, не замерцала еще обнажающая душу «Белая студия», где Даша в черном вечернем наряде сидит, подавшись к собеседнику, на белом венском стуле в белой космической пустоте. Не было даже «Танцев со звездами».
Тогда Даша лишь изредка мелькала в телепространстве. Но моя мама «отсматривала» телевизор и докладывала: «Появилась тут одна девушка, ни на кого не похожая, искренняя, отважная и хрупкая, как ласточка. Наконец-то есть на кого посмотреть. Ты должна сделать с ней интервью». Четыре года назад мы провели вместе целый день, фотограф снимал Дашу в Консерватории, за столиком в кафе, у памятника Гоголю и возле ее любимого трехсотлетнего дуба на Поварской.
Там, у дуба, когда она кормила голубей, к ней подошел незнакомый мужчина и застенчиво, но твердо сообщил, что она прекрасна. Так говорят о ценности не подлежащих сомнению артефактов. Даша ужасно смутилась, я уже было приготовилась сказать, что у нас съемка и времени мало, но человек вдруг добавил: «У меня, Даша, для вас есть платочек, сейчас я вам его подарю». Ушел к машине у обочины, достал из багажника небольшой платок со сложным узором и отдал его Даше. Сел и уехал. А Даша осталась возле любимого дуба, да так и стоит на фотографии в платочке, по-детски повязанном под подбородком. «Удивительная была встреча, будто человек возник на секунду передать что-то важное. И ведь все в моей жизни с того момента переменилось, а дуб, видавший еще войну 1812 года, к сожалению, засох, будто передал мне часть своей силы. Я и сейчас иногда к нему прихожу», – рассказывает Даша, и я вспоминаю, как она его обнимала тогда. Деревья для нее – «пальчики планеты, части большого мира, за которые можно ухватиться, и они помогут и спасут». Хотя, справедливости ради, ей всегда было на кого опереться: на своих родителей. Именно они воспитали Дашу такой, какой мы ее сейчас любим. Ее внутренний центр тяжести позволяет восхищаться людьми и их делами, не впадая в их обожествление, и не страдать звездной болезнью, работая с ними. Ни когда она начинала карьеру в программах Александра Гордона – а его тогда смотрела вся страна. Ни когда вела концерты для президента страны со товарищи. Ни когда вышла замуж за генерального директора телеканала «Россия» Антона Златопольского.
Конечно, встретившись, мы первым делом должны говорить о любви. «Жена обязана идти параллельным курсом, быть занятой делом и добавлять внешнюю энергию в котел семьи», – цитирует Даша одного из гостей «Белой студии», лидера новой драматургии Ивана Вырыпаева. «Любовь – улица с односторонним движением. Надо стараться любить, а не стремиться быть любимой. Вот Майя Плисецкая всегда вдохновляет мужа Родиона Щедрина на невероятные вещи», – приводит Даша примеры счастливых и длительных союзов, включая в них своих папу и маму, ученого-химика, академика Эрика Галимова и театроведа Галину. Папа сейчас дописывает предисловие к полному собранию сочинений Вернадского, а это пятьдесят томов, которые должны выйти одновременно с этой статьей, в феврале. «Глядя на папу, который совершенный христианин, при этом не будучи религиозным, я понимаю, что вера – прежде всего осознание, что есть нечто больше и важнее тебя. Сейчас для него это труды Вернадского».
Делать что-то для себя? Строго говоря, заранее известно, чем все кончится. Есть только один смысл приходить в этот мир: что-то сделать для мира. Но чтобы это понять, нужно пережить воскресение. Еще один посетитель Дашиной «Белой студии», Андрон Кончаловский, напомнил ей о том, что воскресения происходят в реальной жизни, здесь и сейчас. Но до того придется пройти через богооставленность и на собственной шкуре понять, о чем строки Данте Алигьери: «Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу».
– С Андреем Звягинцевым мы обсуждали его картину «Изгнание» и пришли к выводу, что изгнание – это отсылка не куда-то вовне, а внутрь себя. Как провинившемуся ребенку говорят «иди в свою комнату». Это изгнание из большого мира в темницу своего эго, где весь мир измеряется только тобой. И быстро оказывается, что это и есть ад. – А если выходишь из комнаты – тогда воскресение и случается?
– Только тогда и случается. Пока ты внутри эго, ни успех, ни любовь, ни богатство не будут тебя радовать. Но стоит выйти – и наступает счастье.
– Надолго ли?
– Оно больше тебя, оно приходит навсегда. Счастье – это благодарность, которую испытываешь постоянно. Какой бы злодей ни попался тебе после этого, картину мира он уже не испортит. Он, как маска комедии дель арте, просто являет мир во всем его разнообразии.
Вот такие разговоры мы ведем с модельной стати красавицей в московском кафе. Впрочем, я была готова. Я слушала ее разговоры с мужчинами на YouTube без передышки всю ночь накануне интервью. («Не то чтобы принципиально, но как-то складывается, что одни мужчины. Женщины в жизни – стабилизаторы процессов, мужчины – их изобретатели»). Все как один подтянуты, все как один в черном, галантны и говорили искренне. Сидели на хлипком стульчике. Лишь один раз Даша поставила кресло – для Резо Габриадзе, потому что у него болела спина. И всего один раз я услышала наработанные, штампованные ответы. «Моя мама в свое время замечательно писала для «Театральной жизни». Она буквально растворялась в своих героях. Я обращаюсь к гостям с вопросами, в которых мне важно самой разобраться – о любви, судьбе, успехе, счастье, наконец. Мама же изучала своих героев-актеров, как настоящий ученый, по двадцать раз встречалась с ними, смотрела все их спектакли и безошибочно знала, в каком порядке и какие вещи лежат на столике в гримерке у Андрея Миронова».
Не знаю, в чем отличие методов мамы и дочки, кроме ритма жизни, в котором мы работаем и смотрим телепрограммы. В студии у Даши все поверхности заставлены дисками и книгами ее бывших и будущих героев. Она готовится к встрече с каждым по нескольку недель. Такое не под силу ни одному штату редакторов, суфлеров и продюсеров со всеми их скрытыми микрофонами.
Есть гости, к разговору с которыми готовиться нелегко. Но Даша не любит говорить о человеке, что он такой или, например, сякой. Ей неинтересен взгляд на мир, который Шукшин называл «дурной правдой». Сказать автору, что его спектакль плох, сможет любой дурак, отсюда и определение. А вот скажи ему: «Что, если бы вы там и тут сделали по-другому...» – да такое обсуждение автор почтет за счастье.
– У Гете я недавно прочла, что истина не в объективности, а в бескорыстной субъективности, – в очередной раз кладет меня на лопатки своей эрудированностью и тонкостью наблюдения Даша. – Помните, как у Марка Захарова? «Мюнхгаузен славен не тем, что летал или не летал, а тем, что не врет». Все его фантазии возникали из любви к миру и из желания сделать мир лучше – а значит, были правдой. Все, что добавляет в мир импульс со знаком плюс, – правда. Остальное – вранье.
То же относится и к ней самой. Она долго не могла найти свою, верную и легкую, интонацию в «Танцах со звездами», которые ведет вместе с Максимом Галкиным. «А недавно подумала: ведь в жизни я – легкий и веселый человек, зачем же мне привносить не мое, натужное веселье в эту сложную для меня передачу?» Тут же появилась и интонация, и образ, и Даша стала даже звать смотреть танцы режиссеров как экспертов. Оказалось, режиссеры видят конкурс совсем по-другому. И танцы, и Даша, и режиссеры – все только приобрели, никто ничего не потерял.
– Человек отказывается быть собой, чтобы чего-то добиться, и ничего не получает взамен. Если ты останешься собой, может быть, ты кому-то понадобишься. Изменишь себе – точно никому. Потому что главным конкурентом всегда будет та, настоящая – Мэрилин Монро, Мадонна, Моника Беллуччи. Или кем ты там еще собираешься притворяться.
– А как же понять, кто ты?
– На это может уйти жизнь.
– Разговоры в «Белой студии» помогают ускорить этот процесс?
– Валерий Тодоровский говорил мне, что это самое сложное: весь мир сопротивляется. Проверочный тест такой: что твое – дается тебе легко. Не пробивай стены головой. Страдания нужны только затем, чтобы скорей увидеть другое место, где ты радостен и счастлив. Помните, у «Бригады «С»: «Эй, ямщик! Поворачивай к черту, видишь, мелькают не наши огни». Тревога тебя мучит – поворачивай. С лучшим другом тебе плохо, все-то ты к нему подстраиваешься, а выжатый каждый раз как лимон? А стань-ка ты с ним самим собой. Если он останется рядом – друг, не останется – не твой. Так и поймешь понемногу, кто ты. Зато, как только находишь себя – все ложится тебе под ноги, все получается, все твои дела и задачи начинают сообщаться между собой и сливаться в одну большую картину.
Медные трубы, правда, сильное испытание. Это не обязательно слава. Медные трубы – положительный ответ на запросы твоего тщеславия. Это не только популярность и деньги, но и престижная работа, и шубка, и брильянтик, и список ста лучших и богатейших, в который хочется попасть, и даже покоренная женщина.
Что «Белая студия», что «Танцы со звездами» для Даши сейчас – не про культуру, а про испытания, которые человек проходит, чтобы стать собой. Она пытлива, как пионер в советском мультике: «Орешек знанья тверд, но все же мы не привыкли отступать. Нам расколоть его поможет киножурнал «Хочу все знать!». Видно, действительно ее любимый трехсотлетний дуб подарил ей свою силу. Потому-то она может быть самой разной – и звеняще-светской, и нежной, и веселой, и острой на язык – потому что ничто, в том числе телекамера или модные журналы, не в состоянии заставить Дашу изменить себе.
Фото: Влад Локтев