Она подошла ко мне, когда мы что-то обсуждали с приятелем.
Тусовочную осеннюю Москву не сломить ни военными конфликтами у них, ни кризисами у нас. Гости не могли как следует отдышаться от только что отгремевшего рока, любимая пошла припудрить носик, приятель насиловал мне мозг своим стартапом, и вот тут возникло «южное сияние» с шоколадными глазами.
— А со мной потанцуете, мэтр, или вас держат на коротком поводке?
Приятель злорадно улыбнулся. «Стерва!» — решил я про себя и категорически отказался в несвойственной мне резкой форме:
— О чем вы говорите, дарлинг? Вы ку-ку? Какой на фиг поводок? Мы поедем к вам сразу или еще пофлиртуем пять минут для приличия?
Брюнетка засмеялась, приятель сник и понес свой стартап в туалет, тоже пудрить шнобель.
Она была абсолютно идеальна по моим стандартам. Брюнетка (страсть к ним я обнаружил в себе с четырнадцати), тонкая талия (это я люблю с тридцати, до – было все равно), выдающийся материал выше талии (вкусы обретают формы ближе к пятидесяти), смеющиеся глаза (как у моей мамы и всех одесских бабушек – обожал всегда), одета изысканно и не вульгарно (моя жизнь в Париже, мои романы в Италии) и лет около тридцати (был и остается мой любимый возраст). Все знает, все умеет и все ценит.
— Я читаю «Татлер» и знаю все о вашей жизни. Такое впечатление, что вы — уже часть моей семьи. Я даже вас иногда ревную.
Пальчики с цветным маникюром слегка царапали мне шею в такт музыке в ритме slow.
Я вспотел местами и первый раз в жизни пожалел, что у любимой такой очаровательный маленький носик и пудрит она его совсем недолго...
— У вас еще идет роман с секретаршей? Из рассказа про инфаркт? Потому что после прочтения я посмотрела на свою помощницу другими глазами: просто вспомнила, у кого она работала до меня. И представила, почему ушла... А еще ваша «Йога для мозгов» — лучшая передача на радио.
Мы засмеялись.
— Меня зовут Алина. А у вас правда одни дочери? Смешная история о том, как вы хотели выдать старшую за англичанина, а он оказался геем... А сына хотите?
В тех местах, где я до этого вспотел, я мгновенно высох. Бабочка начала развязываться сама по себе.
— Пригласите меня на ужин. Я должна кое-что рассказать, а еще будет приятный сюрприз. А пока рискните меня поцеловать. Как старую подругу. Пять минут знакомства — они ведь могут быть приравнены к вечности...
— Что вы делаете завтра? — спросил я почему-то полушепотом, совершенно не чувствуя строгого ошейника.
– Ложусь в больницу.
– А вечером?
Я тупел на глазах...
Издалека на меня пристально смотрела любимая. Нежности во взгляде я не заметил. Впрочем, могу ошибаться: у меня астигматизм.
— Кто это? — спросила подруга жизни, когда я присел за стол.
«Обманывать никогда никого нельзя!» — учили меня родители.
— Старая знакомая и фанатка, — честно ответил я и ушел с головой в ванильное мороженое. Мне необходимо было остыть.
...Прошли годы. Точнее, тридцать шесть с половиной часов.
Около входа в метро «Арбатская», кутаясь в меховой воротник, я услышал в трубке уже знакомый голос.
— Я знала, что вы позвоните. Правда, не ожидала, что так нескоро. Пятнадцатого ноября, Selfie, в двадцать тридцать. Столик я закажу на ваше имя. Запомните? Вам это не дорого? Семейный бюджет не пострадает? — сказала она и опять очаровательно засмеялась.
«Стерва в квадрате...» — подумал я второй раз.
Мы разъединились. Мой «роллс-ройс» тронулся наконец с места и пополз дальше на Знаменку в морозной пробке. Метро осталось где-то позади.
Пятнадцатое ноября? Конечно, я запомню. В этот день в 1972 году дедушке вырезали геморрой. Еще бы я не помнил.
— Шансов, что ты станешь голубым, больше нет, — вместо «Как ты себя чувствуешь?» гордо сказала бабушка, заходя к нему в палату. Она (как и всегда) была права.
— Нет, если вы стесняетесь, я могу убрать свою руку с вашей. И вообще, очень рада, что с вами познакомилась. Обещанный сюрприз хотите?
Я сидел и хотел. По-моему, это было видно. Кофе остывал, но рука оставалась на месте.
— Сейчас я соединю вас с мамой.
— Мне кажется, еще рано, – ответил я. — Может, хотя бы ближе к утру?
— Вы просто когда-то были с ней знакомы. Наташа К., балерина. Была на гастролях в Париже. В середине восьмидесятых. Говорит, вы за ней нежно ухаживали или по крайней мере пытались. Я толком не поняла. Помните?
«В тех местах, где я до этого вспотел, я мгновенно высох. Бабочка развязалась сама по себе».
Я?! Как можно забыть этот роман? Наташа была хороша, как вторая майская ночь с любимой (первая обычно проходит второпях и сумбурно). Мы гуляли по городу света и целовались на каждом перекрестке. А утром в кафе кормили друг друга круассанами. Через месяц труппа полетела в Лондон, и я вместе с ними: коррумпировал кого-то, чтобы нас посадили рядом. Когда мы приземлились, она, открыв глаза, сказала: «Я не знала, что в самолете можно так далеко улететь...»
— Сейчас мама живет в Нью-Йорке. Вышла замуж в начале девяностых и уехала. Прекрасно себя чувствует. Немного скучает. Чудный любящий муж. Правда, скучный, как описания природы у Вальтера Скотта... Алло! Мама? Я с твоим Сашей Добровинским. Да, мы все-таки познакомились. Здорово придумала? Передаю ему трубку. Поболтайте, а я скоро приду.
После охов и ахов, воспоминаний и вздохов наступила пауза.
— У тебя красивая дочь. Очень. А сколько ей лет?
— Саша... Не вздумай... — твердо сказал голос из Манхэттена. — Ей тридцать.
«Восемьдесят пятого года рождения! — екнуло у меня между чем-то внутри. — А мы? Мы же встречались в 1984-м! Я точно помню! Неужели?!»
— Саша, еще раз тебя прошу. Мне будет неприятно, — голос перешел в просящий.
— Когда-то тебе было приятно... — ответил я. — А кто отец?
Наступила пауза. «Алина... Не может быть! Это же Александр плюс Наташа! Она тогда в Париже говорила, что имя ребенка надо составлять из двух первых букв каждого имени родителя... АЛиНА. АЛиНА..
Я выпил стакан воды и снял от напряжения очки.
Пауза продолжала кричать в телефон через океан.
— Не ты. Точно не ты. И не имеет значения кто. Но ты ей очень нравишься. И я прошу, не трогай моего ребенка. Очень прошу. Ради нашей любви. И никаких намеков про отцовство. Пожалуйста. Я ее тоже просила к тебе не подходить, но она взрослая девочка...
— Она знает, кто отец?
— Нет. Это не важно. И ее это никогда не интересовало. И вообще, зачем ты мне звонишь?
«Редкая стерва! — подумал я. — В кубе. Видно, пошла в бабушку по отцу».
— Да что с вами? Действительно, надо было вас соединить с ней под утро. А то после разговора вы какой-то пыльным мешком влупленный...
— Расскажи, что ты делаешь? Ты была замужем? А мама давно разошлась с твоим отцом? У тебя есть в телефоне фото мамы? Или мамы с тобой, когда ты была маленькая? Мне было бы интересно.
— Мы перешли на «ты»? Уже? А что мы будем делать дальше? Сейчас одиннадцать вечера. Можем поехать ко мне, у вас дома занято, насколько я понимаю...
«Гены, — подумал я. — Чисто еврейская привычка отвечать вопросом на вопрос». Я перевернул ее руку. Ладошка была очень похожа на мою. Очень.
— Ты знаешь... Неудобно говорить, но я на коротком поводке.
— Не поняла, — сказала она и тряхнула копной волос.
— Ну как тебе объяснить... Я не изменяю жене. И люблю ее. Рассказы — это фантазия. Литература. Понимаешь? Я хороший и верный муж. Вот.
— Вы что, забыли дома виагру?
«Редкая стерва! — подумал я. — В кубе. Видно, пошла в бабушку по отцовской линии».
Мне не хотелось, было по-мужски стыдно, объяснить я ничего не мог, но надо было сворачивать. К тому же то, что я увидел на столе, «работало мою голову» уже несколько минут.
Рассчитавшись, мы спустились вниз, но тут я извинился, сославшись на забытый телефон, и (как молодой козлик) помчался обратно наверх. Столик еще не убирали. Все было на месте.
Я достал из внутреннего кармана пиджака конверт с утренним гонораром, вынул деньги, положил вместо них то, что лежало на столе, и уже уверенной походкой главного «мозгойога» страны спустился на лифте.
Утром я позвонил Даше Поповой. Дашенция — умная и красивая девочка — возглавляет самую серьезную в стране лабораторию генетического анализа. Через несколько часов я передавал ей конверт с подобранными на скатерти двумя длинными волосами Алины и еще один — с моими, короткими.
— Экспресс-анализ, Дашечка! Очень серьезный клиент. Стоимость не имеет значения.
— Два дня. — Даша молча кивнула и забрала конверты. Гениальная девушка.
В четверг утром раздался звонок:
— Александр Андреевич! Это я. Анализ показал, что это не родственники. Никакого отношения друг к другу не имеют. Письменное заключение привезу после обеда.
На душе неожиданно опоганилось.
Поганку надо было срочно отогнать. Я набрал все тот же номер.
— Алина, в прошлый раз я почувствовал, как заболеваю. Наговорил ерунды. Хочу извиниться. Предлагаю романтический уик-энд в Париже. Отель «Бристоль». Частный самолет. Вылет завтра вечером. Идет?
Вышколенные ассистентки заказали все за полчаса. Стало чуть легче.
Наташа? Не поймет, но простит. А любимая? Поймет, не простит, но отравит. И что теперь делать?
С другой стороны, жизнь — это театр, и смотреть на спектакли нужно из хорошей ложи...
Около пяти вечера меня снова соединили с Дашей.
— Александр Андреевич! Такого никогда не было. Результат ваших анализов неясен. Лаборант все перепутал и потерял биоматериал. И надо было случиться, что это именно для вашего клиента. Я горю со стыда. Простите. Нужен еще один анализ. Кровь, волосы, слюна... Простите еще раз.
Вечером я отправил Алине эсэмэс: «Нет свободных самолетов. Все работают таксистами: бомбят в Сирии. Вылет откладывается. Давай для начала завтра поужинаем в Москве. La Marée? В двадцать тридцать? Столик на мое имя. И возьми детские фотографии».
Покоя все равно не было. В груди что-то сверлило. Я встал, оделся и вышел на улицу.
Куплю букет. Приду домой, открою Dom Pérignon, поцелую любимую и все ей расскажу. Потому что, кроме нее, мне никто не нужен. Любимая обнимет и простит. И в этот раз не отравит. Есть маленький шанс...
Верная и умнейшая йоркшириха Джессика смотрела на меня, как на сумасшедшего. Может быть, она была и права.
Фото: Иллюстрация: Екатерина Матвеева. Фото: архив Tatler