Алексей Ситников: «Никогда не говорите «не», избегайте запретов»

Алексей Ситников «Никогда не говорите «не» избегайте запретов»

Спорим, вы не думаете сейчас о большой белой обезьяне? А если я попрошу вас представить что угодно, но не свой загранпаспорт? Или помечтать о подарке – каком угодно, но только не о кольце Graff? Теперь извините, я загляну вам в голову. Там большая белая обезьяна мечется по комнате в поисках паспорта, и эту тревожную сцену освещает респектабельно оправленный британскими ювелирами трехкаратник. Я же просил, чтобы их там не было, а вы, как будто назло, немедленно сделали все наоборот! Но я вас понимаю.

Мое слово «не» существует только во второй сигнальной системе — языке. В бессознательном его нет. Представить «непаспорт» невозможно. Первая сигнальная система — невербальная, с ее помощью мы даже животных понимаем – мы же тоже животные. Шерсть дыбом, глаза навыкате, хвост трубой, ярость, агрессия, когти... Голос, крик, плач. Истерика. Со словами — вербальной системой — все сложнее. Сначала у говорящего в правом полушарии появляется предсознательный образ (это Фрейд так его назвал). Бывает, что слово вертится на языке, но вспомнить не получается — так вот, это он. Потом в левом полушарии он превращается в слово — например, «загранпаспорт», — и я его произношу. Вы слышите — и в вашем левом полушарии, где размещается центр речи с базой данных, набор звуков становится словом «загранпаспорт». А правое полушарие раскодирует это слово в образ краснокожей книжицы. Если в одной системе закодировано, то и раскодировано должно быть в той же системе. Будь вы японцем, ничего бы не получилось: набор звуков «загранпаспорт» не был бы воспринят как слово и не вызвал бы появления образа. Это как Pal и Secam, если вы помните, что такое видеокассета. Разные системы кодирования! А система кодирования — это и есть язык.

К сожалению, слово «не» по этой цепочке нормально передать невозможно. Я произнес слово «загранпаспорт» и потребовал, чтобы вы представили себе все, кроме него. Но мозг так устроен, что не может представить себе «все». Даже «все за исключением паспорта» ни в какой образ у него не складывается. Поэтому мозг упрощает себе задачу: отбрасывает бессмысленные звуки и цепляется за единственное полноценное слово в моей повелительной речи — в результате вы представляете себе образ паспорта. И начинаете искать, куда могли его засунуть.

Все, что мы произносим — вслух или про себя, — программирует образы и поведение. Причем не только слушателя, но и самого говорящего. Потому что мозгу практически все равно, кому вы адресуете вашу страстную речь, — он просто выполняет задачу декодирования.

«Не думай об этом!» «Да ты не переживай, ничего не произойдет!» Все эти утешения — изощренная форма садизма и мазохизма одновременно. Есть даже психологическая теория, что ребенок начинает сознательно врать только после того, как отлично умеющие это делать родители впервые спросят: «А ты не врешь?» До этого он невинно фантазировал, играл, а на грехопадение его сподвигли мама с папой, натолкнув на мысль, что врать можно с корыстной целью.

Вот и табличка «По газонам не ходить» предлагает прогуляться, и «Не курить» напоминает, что сейчас самый подходящий момент предаться пороку. Соблазн велик! У меня на эту тему был забавный сюжет с моим другом Александром Белосоховым. Он тогда служил генеральным директором Новосибирского завода химконцентратов, а его четырехлетняя дочка лечилась у меня от заикания. Девочка поправилась, а Саша заинтересовался, нельзя ли все эти психолингвистические трюки применить на производстве. Я предложил для начала переписать инструкцию по технике безопасности. Ведь почти каждый ее пункт начинался с «не» — а лучше было бы формулировать в стиле «Если вдруг что, сделай шаг назад». Друг долго смеялся — сказал, что психолингвистика на его планете бессильна. Я возмутился, но факты были убедительными. За год на заводе (который — дело серьезное — производит топливо для атомных станций) было два смертельных случая. Первый начался с того, что рабочие украли в столовой коровью ногу. Желая скрыть добычу до вечера, они забросили ее в кузов грузовика, где спал родившийся под несчастливой звездой водитель. Второй сюжет я даже пересказывать в подробностях не возьмусь. Там преподаватель электродела объяснял студентам техникума, что такое шаговое напряжение. Научил их отходить от трансформаторной будки маленькими шажками, отпустил покурить и был убит током при попытке у этой же будки справить малую нужду.

С людьми, чьей жизнью управляет хаос, очень интересно. Но на таких правила вселенской справедливости не действуют — в общении с ними нет смысла заботиться о точности формулировок. Есть даже такой кармический закон: «Беспорядок притягивает неприятности». Тем же, чей мыслительный аппарат работает исправно, предлагаю объявить употребление слова «не» вредной привычкой и всячески от нее избавляться. Оно как красная кнопка, которую нажимать ни в коем случае нельзя: только кажется, что запрещает, а на самом деле программирует на действие. У меня когда-то был забавный автомобиль — «мерседес», сделанный для саммита «Большой семерки» в Стамбуле. На тот момент самый бронированный в мире, их по спецзаказу сделали всего семь штук. До сих пор не понимаю как, но после саммита машины оказались в Москве и ездили на них — по понятным причинам — Лев Черной, Борис Березовский, Бадри Патаркацишвили и кто-то еще. Зачем им захотелось, чтобы и я тоже был бронированным до невозможности, до сих пор загадка. Единственным объяснением оказался анекдот о покупке олигархом двух лимузинов. Приятель его спрашивает: «Зачем два?» Он отвечает: «Ну ты же меня вчера кофе угощал». Весила эта машина как троллейбус — под пять с половиной тонн, страшно на мост заезжать. Капсула с пассажирами при столкновении со стеной пробивала ее и летела дальше, оставив корпус, колеса и мотор далеко позади. Камера заднего вида сигнализировала о появлении автомобиля, который в этот день уже отметился на твоем горизонте. И была там в салоне между передними сиденьями большая красная кнопка — она в случае пожара заливала весь салон пеной. Только ленивый не нажал у меня на эту кнопку! Я ее в итоге скотчем заклеил — от греха.

И вообще, мыслить лучше позитивными, а не запретительными конструкциями. «Я не буду курить» замените на «Я обязательно освобожусь от этой привычки» и запишитесь на йогу. Потому что «не» будет вас дополнительно подталкивать на нежелательное действие. Отговаривать от мезальянса дочерей тоже надо аккуратно, тщательно подбирая слова. «Можешь с Петей, можешь с Васей, но только не с Мишей» не сработает. Потому что человеку свойственна свобода, он хочет выбирать из всех имеющихся вариантов. И добивается часто не запрещенного, а своего права иметь в числе других и это тоже. Если бы мама с папой отсекли саму возможность появления проходимца Миши — например, отправили дочь в Аскот, в католическую школу для девочек St. Mary’s, — риска было бы меньше. Но Миша на горизонте уже нарисовался, и дочь будет добиваться не встреч с Мишей, а реализации своего права на все предложенные жизнью сценарии. С Петей она сходит в ресторан, поговорит и отбросит как зануду. С Васей посетит «Джусто», где, проанализировав его поведение в пьяном виде, решит, что молодой человек ей больше не нравится. А про Мишу она ничего не знает и даже не интересуется его мутным внутренним миром — ее интригует, что он под запретом, а потому она просто спит с ним по гостиницам. В результате Миша как честный человек обязан жениться — и отец девушки может поздравить себя с новоиспеченным родственником. То, что мы не анализируем запрещенный вариант, а быстро и с безумным упорством стремимся его реализовать, — серьезная проблема. На этом много народа погорело, и не только в вопросах семьи и брака.

Алексей Ситников