Александр Роднянский: интервью Tatler с продюсером открывшего Канны-2017 фильма «Нелюбовь»

На кинофестивале в Каннах прошла официальная премьера нового фильма Андрея Звягинцева. Зрители и критики встретили картину с восторгом.
Александр Роднянский интервью с продюсером фильма «Нелюбовь» о съемках картины

Александр Роднянский

Вчера вечером в Каннах прошла официальная премьера нового фильма Андрея Звягинцева «Нелюбовь». Зрители встретили картину даже радушнее критиков, которые посмотрели «Нелюбовь» днем: долгие, несмолкающие аплодисменты перешли в десятиминутную овацию. Многие из этих самых зрителей заплатили за возможность попасть на премьеру по четыре тысячи евро — до такой цены доходила стоимость билетов у перекупщиков. Критики, кстати, устроили аншлаг в тысячеместном зале Дебюсси и теперь поют дифирамбы Звягинцеву в своих колонках и соцсетях. Российского режиссера сравнивают с классиками кино на и за гранью нервного срыва: Бергманом, Антониони, фон Триером, Хичкоком. Теперь понятно, почему. До премьеры Звягинцев и его бессменный продюсер и партнер Александр Роднянский держали детали сюжета в секрете. Было известно лишь, что это сцены из супружеской жизни родителей двенадцатилетнего мальчика Алеши, который уходит из дома. Оказалось, нелюбовь — это самое мягкое из того, что к нему испытывают отец с матерью. О том, как ему в очередной раз удалось укротить каннских критиков и загипнотизировать киноманов, Tatler рассказал продюсер Александр Роднянский.

**Александр Ефимович, где вы нашли эту историю?**Был ли на самом деле мальчик, который сбежал из дома потому, что его родители разводятся? Нет, все было совершенно иначе. Когда мы заканчивали эпопею с «Левиафаном», мы очень много двигались вместе с режиссером Андреем Звягинцевым по фестивально-наградной траектории. И проводили много времени в Америке. Все, что было связано с «Золотым глобусом» и «Оскаром», требовало нашего присутствия. Я помню этот день — вручение «Глобуса». Жили мы в Beverly Wilshire. Из гостиницы нам надо было стартовать, как ни странно, часа в два, лос-анджелесская церемония — длинная процедура. Но мы оба встаем рано, так что пошли утром гулять. И в очередной раз завели волынку на тему «что дальше?». Спорили, дискутировали — у Звягинцева всегда есть какие-то старые замыслы, оформленные в сценарий. Я давно говорил Андрею, что с его талантом нужно делать кино про семейные отношения, глубокоукорененное в современной действительности. Я очень люблю его фильм «Изгнание». Но я, когда посмотрел «Изгнание», понял, что может случиться у Андрея, если он придет в реальную, окружающую нас действительность. Он умеет рассказывать простые жизненные истории как притчи... У Звягинцева есть в биографии один элемент, очень комплиментарно для него звучащий и важный для синефилов: его «Возвращение» незадолго до смерти увидел Бергман, полюбил и назвал Андрея среди основных…

Преемников? Назовем так — «кинематографических голосов будущего». С тех пор Андрея регулярно приглашают на остров Форё, где находится дом Бергмана. Несколько раз он туда ездил. Плюс наши фильмы всегда хорошо шли в Швеции, побеждали на тамошних фестивалях. И мне пришла в голову странная мысль: «А не сделать ли римейк «Сцен супружеской жизни»? Знаменитого произведения — это не только фильм, но и сериал с шестью часовыми сериями. Андрей отнесся к идее с интересом. Он достаточно искренний человек, мы за годы общения научились друг друга слышать, и я понимаю, когда ему интересно из вежливости — это означает «не будем продолжать». А когда действительно интересно и имеет смысл поразвивать историю, «поразгонять» ее, как мы говорим.

Вы попытались купить права… Да. У кино не один владелец, а сразу три. Семья Бергмана, шведский киноинститут и шведское же телевидение. С киноинститутом мы, кажется, быстро справились, а с телевидением застряло. Или наоборот. Не помню. Я не понимал, в чем дело. И потом вдруг догадался, что дело в семье. Кто-то сопротивляется. Оказалось, что сын Бергмана Даниель. Он тоже несколько раз пытался проявить себя в кинематографе. И, как это часто бывает с детьми гениев (он, возможно, даже одаренный человек), ему было трудно добиться признания. Я с ним говорил несколько раз. Мы встречались, я натравил на него всех своих друзей. Он сказал: «Не, не, не. Мы будем делать сериал с HBO». И назвал фамилию очень знакомого мне автора, замечательного израильтянина, который написал, например, сериал «Любовники». И вот пока я занимался выкручиванием рук младшего Бергмана, Андрей сел с Олегом Негиным и написал абсолютно оригинальную историю. У них особая система контакта — пишет Негин, но создают историю они вместе. Андрей принес мне четыре страницы синопсиса. Очень подробное изложение истории от точки «А» до точки «Я».

Сколько потом было вариантов сценариев? Для примера — сейчас мы пишем жанровый фильм на русском и английском языках вслед «Дуэлянту», мне нравится вселенная Петербурга девятнадцатого века. В данную секунду готовится семнадцатый вариант сценария. На «Левиафане», что для Андрея невероятно, сценариев было четыре. Это для него много. В случае с «Нелюбовью» — два, если не ошибаюсь. Они очень точно пишут, прям очень точно. У Андрея все кино — на бумаге. Для тех, кто не умеет читать кино, это непонятно.

Обычно трейлер выходит задолго до того, как готов фильм. В вашем случае он появился в сети за несколько дней до премьеры. Не успели? В нынешних обстоятельствах, чтобы большой русский фильм преуспел в прокате, он должен быть событийным. Ему предстоит конкурировать с голливудскими блокбастерами — много более технологичными, сделанными лучшими профессионалами. Аудитория далека от того, чтобы принимать решение о походе в кино, исходя из политических убеждений. Она идет, как это и должно быть, чтобы хорошо провести время, за эмоциональным переживанием, приключением. Аудитория должна иметь систему аргументов, почему ей надо не на очередную серию Marvel, а на русский фильм. Чтобы создать репутационную легенду, делается трейлер. Но в данном случае легенда уже есть. Называется она «Андрей Петрович Звягинцев», выдающийся русский режиссер. Мы с ним никогда ничего не сообщаем заранее, мы ненавидим публиковать аннотации — у нас их нет. У нас нет синопсисов для зрителей. Мы даже на флайере пишем просто: Звягинцев, Каннский фестиваль…

И что должны понять люди?

У Звягинцева очень простой секрет: он рассказывает о предельно знакомых нам вещах — отношениях, семейных обстоятельствах, — но за ними невольно ощущаешь бездну. Или космос — в зависимости от того, как вы к этому относитесь. То есть это взгляд сверху вниз или снизу вверх. Это ощущение и должно быть в трейлере. И второе сообщение: речь идет об истории отношений, релевантных опыту сегодняшних относительно молодых семей.

Десять лет в браке, осточертели друг другу… Категорически, до непереносимости. И задались вопросами: «А как это с нами случилось? Ведь начиналось-то вроде ничего, дальше как так вышло?» Это кино не про то, как ищут пропавшего мальчика Алешу. Там главное — отношения. История с мальчиком — не более чем катализатор для того, чтобы его папа и мама снова, что называется, встретились. И начали проводить вместе много времени. Вернулись к главному, к тому, что их свело. Это кино — очень точный срез российской жизни. Можно смело сказать, кто к какому кругу общества принадлежит, кто сколько зарабатывает. Никаких общих слов. Вот что я ненавижу больше всего — общие слова. У Звягинцева все очень точно по времени, по пространству действия, последовательности событий, по мотивации героя. Когда-то кто-то из великих сказал, что талант — это подробность. В его случае это максимально так.

Андрей Звягинцев, исполнительница главной роли в фильме «Нелюбовь» Марьяна Спивак и Александр Роднянский на Каннском кинофестивале 2017

Каннские отборщики ждали ваш фильм до последнего. Была вероятность, что его не включат в программу? Высокая! Мы с Андреем безумно, я совершенно искренне говорю, безумно раздражаемся, когда наши друзья — пусть даже с очень теплой интонацией — говорят: «Ну конечно, мы не удивлены». А мы вот удивлены страшно! Ну слушайте, Каннский пул режиссеров — то есть тех, кто принимал участие, награждался или хорошо принимался в Каннах, — больше ста сорока человек. Выдающиеся фамилии. Все они делают картины с прицелом на Канны. Мир их ждет. Когда речь идет о восемнадцати-девятнадцати фильмах в конкурсе, никакой гарантии нет. В этом году не отобрали даже Лорана Канте с фильмом «Мастерская». Канте в «Особом взгляде», не в конкурсе.

Что означает для вас тот факт, что «Нелюбовь» открывал Каннский фестиваль? Называя вещи своими именами, «очевидно фаворитный статус». Таких фильмов обычно бывает штук пять. Далеко не всегда они играют в рамках своих ожиданий. Но когда директор фестиваля на большущей пресс-конференции, число журналистов на которой сопоставимо с числом журналистов на встрече Владимира Владимировича Путина с прессой, сообщает, что Канны откроются фильмом Андрея Звягинцева, и добавляет, что это один из главных голосов современного кино… Этим фестиваль конституирует значимость режиссера вообще и фильма в частности. В первую очередь, значимость режиссера.

Насколько велика роль в принятии решений самого директора фестиваля Тьерри Фремо? Может ли он решать единолично? Смотрит не одна комиссия — их три. Тьерри Фремо — важнейшая фигура, и, безусловно, его голос решающий, но не единственный. Он, если абсолютно уверен в своей правоте, может перебить все прочие голоса. Но для него это риск. Потому что каждый раз, когда директор фестиваля берет на себя ответственность и оказывается не прав, это резко подрывает его позиции. Особенно в таком мире, как культурный французский организм. Каннский фестиваль не просто сам по себе важное международное мероприятие, это главный французский бренд.

По значимости директор Каннского фестиваля — все равно что министр культуры? Больше. Потому что темы, которые концентрируются на фестивале, художественные решения, радикальные эксперименты, интонации — это все оказывает категорическое влияние на современный кинематограф. Канны — барометр современного искусства, социальных и общественных токов, времени, нервов. Фестиваль сообщает нечто важное задолго до того, как оно произойдет. Например, Канны открыли иранский кинематограф, засвидетельствовали появление «фактора Ирана». То же самое было с Китаем. Еще никто не знал, что это такое. Не стояли очереди кинематографистов за деньгами к китайским инвесторам. Зрители не вглядывались с жадным интересом в то, что происходит в этой стране. А в Каннах китайский кинематограф уже присутствовал в полном объеме, причем намного большем, чем сегодня. Когда Китай превратился в феномен общественно-экономический и стал привычной темой ежедневных газет, в Каннах перестали регулярно появляться его картины. На той же конференции по объявлению программы Тьерри Фремо был задан вопрос про китайский кинематограф, и он ответил очень жестко: «Мы не принимаем фильмы по географическому представительству — только авторы, только художественное заявление». Зато в нынешней программе есть два южнокорейских фильма.

Александр Роднянский, Марьяна Спивак, Андрей Звягинцев, Алексей Розин и Михаил Кричман на премьере фильма «Нелюбовь» в Каннах

Вы пытались делать фильмы в Голливуде. С Робертом Родригесом в итоге дошло до судебного разбирательства, Билли Боб Торнтон и его «Машина Джейн Мэнсфилд» не то чтобы были очень успешны в прокате. Правильно я понимаю, что вы теперь предпочитаете делать русские фильмы и с ними выходить к западной публике? Нет. Вовсе нет. Благодаря тем фильмам я познакомился: а) с системой, б) с людьми. Сегодня, после своих русских картин, я для них более значимая фигура. Для тех, кто скептически смотрит на отечественное кино, это прозвучит странно и даже вызовет недоверие. Но для моих главных голливудских товарищей, партнеров или коллег «Сталинград» и тем более «Елена» с «Левиафаном», а после этого фестиваля, уверен, что и «Нелюбовь» много важнее всех фильмов Роберта Родригеса. Во-первых, Каннский фестиваль в иерархии голливудских ценностей занимает колоссальное место. Во-вторых, в их глазах это означает, что мы как бы чемпионы, но в другом виде спорта, поскольку снимаем на другом языке. И главный вопрос у них возникает — а как нас использовать? Для начала делают поползновение в адрес режиссера: «А давай ты сделаешь для нас фильм на английском языке». И начинают присылать сценарии. После «Левиафана» — я обожаю эту историю — компания Брэда Питта прислала нам «гениальную» историю. Мы отказались, а потом долго не могли прийти в себя — что за шняга, зачем это нужно было присылать? И обратите внимание, что и в Американскую Киноакадемию меня включили сразу после русских фильмов, не после американских.

То есть вы ничуть не обожглись? Нет! Я счастлив! Я несу чемодан со своим кино, я поднялся на два этажа. У меня теперь гораздо больше возможностей. Просто я не хочу делать неинтересный мне условный американский фильм. Вот мне понравились недавно две книжки — я купил права на них. Одна просто потрясающая. Не буду пока раскрывать деталей кто ее написал и о чем она. Рассказал об этой книге Андрею и говорю: « Почему бы нам ее не сделать на английском языке?»

Кивнул из вежливости? Он же никогда не снимает на английском. Нет. Первый раз сказал: «Я подумаю».

Фото: Архив Tatler