14 июля 2019 года графине Жаклин де Риб исполнилось 90 лет. Круглую дату она посчитала подходящим предлогом для того, чтобы объявить, что готова попрощаться с обстановкой своего особняка в восьмом округе Парижа — этого хотел при жизни еще ее муж граф Эдуард де Риб, которого не стало шесть лет назад.
Вместе они прожили более полувека. За это время светская жизнь настолько изменилась, что в 2015 году на вопрос модного критика Vogue Сьюзи Менкес, знает ли де Риб, что она, возможно, осталась единственной свидетельницей знаменитого Венецианского бала 1951 года миллиардера Чарли де Бестеги, графиня отшутилась: «Я осталась последней свидетельницей очень многих вещей!»
Одна из них — период в истории моды, когда дизайнеры еще назывались кутюрье, а элегантность ценилась больше народной популярности. Жан-Поль Готье называл Жаклин де Риб ее «квинтэссенцией». Валентино Гаравани — «последней королевой Парижа». Ив Сен-Лоран — «жемчужной серьгой в ухе короля Польши, изумрудом царицы Савской, лунной тиарой Дианы де Пуатье, кольцом Нибелунгов». Его партнер Пьер Берже, предпочитавший выражаться более конкретно, говорил, что де Риб «придерживалась философии art de vivre, которая предполагала примерки платьев haute couture и организацию вечеринок с дресс-кодом black tie на 50 человек — сейчас так жить больше не умеют». Воспоминания де Риб могли бы быть интересны широкой аудитории, но она зареклась писать мемуары — все равно не поверят.
Жаклин родилась в благородном парижском семействе Бомон, вышла замуж за виконта де Риба, после смерти отца унаследовавшего титул графа, — и наотрез отказалась от того образа жизни, который вели другие представительницы ее класса. Во-первых, де Риб всегда хотела работать, что в середине XX века для девушки с правого берега Сены было крайне необычно. За долгую жизнь графиня успела попробовать себя в разных сферах — от телевидения (де Риб спродюсировала несколько эпизодов программы о книге Луиджи Барзини «Итальянцы») до балета (после смерти маркиза де Куэваса де Риб стала импресарио его труппы), и ненавидела ярлык «лебедя» Трумена Капоте. «Красивое слово, элегантное представление женщины как птицы с длинной шеей, плавно бороздящей водную гладь, — но все это ужасно цинично. “Лебеди” времен Капоте ничего не делали. Они не работали. Они не боролись за свою жизнь. Они были красивы и красиво одевались. Не думаю, что кому-то стоит мечтать о такой жизни». Во-вторых, вопреки всем предписанием не выделяться, что прививают еще в детстве юным представителям аристократических семейств, графиня любила фотографироваться для журналов мод. Ее утонченный профиль Ричард Аведон, снимавший для Vogue, называл «идеальным». В-третьих, де Риб, будучи постоянной клиенткой домов моды, отказывалась безусловно соглашаться со всеми решениями любимых кутюрье и часто просила их что-то переделать. И, что еще более необычно, сама брала в руки ножницы: «Что бы я ни взяла, я могу превратить это в нечто иное, — будь это вещь с рынка в Сен-Тропе, платье моей бабушки или haute couture».
Жаклин де Риб скромно одевалась в рабочие будни, но обладала талантом производить впечатление вечером — ее появление на балу всегда было большим событием. При этом не меньшее удовольствие, чем восхищенные взгляды, ей доставлял сам процесс подготовки платья. Один из ее самых запоминающихся выходов в свет датируется декабрем 1969 года. На бал «Ориенталь» барона Алексиса де Реде уже приехали герцог и герцогиня Виндзорские, уже подали первое, второе и десерт, а виконтессы де Риб все не было. Она явилась под занавес в платье собственного дизайна. Ради бала она перекроила свои старые наряды Guy Laroche и Dior и драпировала их отрезом органзы из лавки с текстильными остатками. Сверху де Риб надела соболиную шубу, купленную с рук у обнищавшей балерины. «Это было настоящее шоу», — вспоминал тот вечер Оскар де ла Рента. Александр Серебряков, сын знаменитой русско-французской художницы Зинаиды Серебряковой, сделал портрет виконтессы в тот вечер.
Гарольд Кода, куратор выставки в Институте костюма Метрополитен-музея, посвященной стилю Жаклин де Риб, в 2015 году с особенным трепетом отнесся к ее авторским интерпретациям кутюра: примерно 80 процентов из выбранных им для экспозиции платьев были либо перекроены, либо перекрашены самой де Риб. Речь шла о работах Ива Сен-Лорана, Пьера Бальмена, Марка Боэна, Валентино Гаравани и Жана-Поля Готье. Графиня была не просто клиенткой, но еще и соавтором самых блестящих кутюрье своего времени — и благодаря своему безупречному вкусу умудрялась избегать их критики. Только с Гаравани она однажды не смогла договориться. В 1950-е, еще до своего звездного часа, он помогал ей в Париже рисовать эскизы для Jean Desses, но вскоре уехал от ее наставлений избегать лишнего декора в Рим — шить платья с оборками и бантами, которые и принесли ему славу.
Мало того, что именитые модельеры не критиковали эксперименты де Риб, — они оказались готовы ее поддержать в роли независимого дизайнера. В 1982 году, отпраздновав свой 53-й день рождения, графиня анонсировала на семейном собрании, что собирается исполнить мечту всей жизни — открыть свой дом моды. На первый показ Jacqueline de Ribes годом позже пришли Валентино Гаравани, Эмануэль Унгаро и Пьер Берже с Ивом Сен-Лораном, что само по себе было беспрецедентным случаем. Последние даже предоставили де Риб свою аппаратуру и познакомились со звукорежиссерами своих показов. Ив Сен-Лоран вообще испытывал к графине большую нежность и переживал не из-за возможности ее творческого провала, а из-за того, что ей, как обладательнице тонкой натуры, будет тяжело справиться с давлением чужих ожиданий в случае успеха. Его предчувствия оказались верны: после нескольких лет всеобщего признания, витрин в Saks Fifth Avenue, имен Нэнси Рейган и Шер в списке постоянных клиенток и контракта с японской компанией Kanebo де Риб слегла с болями в позвоночнике и утратила возможность самостоятельно передвигаться на три года.
После черной полосы 1990-х Жаклин де Риб не охладела к элегантным вечерним платьям. Она закрыла именной бренд и направила всю энергию на собственный архив, над которым начала работать еще в 1970-е, когда узнала о существовании подобного у дома Yves Saint Laurent. Он расположился в спальне отца Эдуарда де Риба. Муж Жаклин по поводу масштабов ее коллекции любил шутить: мол, когда они познакомились, у нее было всего два платья, но «потом уровень жизни немного подрос, и теперь их 200». Однако их батлер Доминик, которому однажды поручили провести инвентаризацию, утверждает, что платьев в лучшие времена было как минимум в два раза больше.
Фото: Getty Images