Зачем смотреть новую постановку «Норма» Максима Диденко

Завлечь светского человека на длинные и заведомо некомфортные спектакли с одним антрактом в Москве удается двум отважным людям – новоиспеченному худруку Театра на Малой Бронной Константину Богомолову и авангардному режиссеру Максиму Диденко. В случае с «Нормой» (черной трагикомедией по дебютному роману Владимира Сорокина о том, как страшно жить в СССР) эта магическая сила притяжения к неудобным деревянным стульям удвоилась. И даже утроилась – благодаря тому, что спектакль создавался в кооперации с Мастерской Брусникина (а это название для москвичей – все равно что знак качества). Отдать как минимум 7000 рублей за место в партере стремятся и те, кто по три раза ходил на хиты Диденко – «Текст» и «Черного русского», – и те, кто не видел у Богомолова ничего, кроме фильма к юбилею «Татлера». Несмотря на то, что режиссер у «Нормы» один – Диденко, за столиками в «Техникуме» уже неделю звучит вопрос: «Идете на нового Богомолова?»

Временный филиал Театра на Малой Бронной – бывший Дом культуры Московского электролампового завода, где снимали «Голубые огоньки» и «Карнавальную ночь» – погружению в «Норму» очень способствует. Театр у Диденко и Богомолова начинается не с вешалки, а с отделанных желтоватым кафелем уборных – в них торжественно играет тема любви из «Крестного отца». В буфетах (их во Дворце два – стоячий левый с советским витражами и сидячий правый с дубовыми столами) продают два вида бутербродов на белых кусках батона – с тончайшим ломтиком лосося или с колбасой. Они, конечно, выглядят привлекательнее, чем то, что жуют герои на сцене. «Норму», которую непременно нужно употребить всякому приличному человеку в придуманном мире Сорокина, Диденко изобразил в виде угольно-черного хлеба (он подозрительно напоминает веганский хлеб «Детокс» из «Булки» на Большой Грузинской).

Впрочем, очереди за ними в антракте нет – переживать итоги первого действия на крыльцо выходят даже те, кто не курит. За эмоциональное напряжение в зале отвечает, в первую очередь, селфи-палка с камерой GoPro (сотрудник КГБ в шлеме настойчиво подносит ее к лицам особо колоритных зрителей, выводя на экран каждую морщинку). Во-вторых, чувствовать легкое недомогание заставляют крайне драматичные стихи и речовки. «Скрипит кровать, мне воровать вот в эту ночь не хочется. Лишь убивать, лишь убивать, лишь убивать всех дочиста!» – с широко распахнутыми глазами пропевает миниатюрная актриса в образе тринадцатилетнего советского пионера. И если у Сорокина на бумаге эти строчки казались ироничными, то в мире Диденко они кажутся страшными и пророческими – во многом благодаря грому живого оркестра, расположенного на балконе (из партера видно исключительно фуражку дирижера и нервно взмывающий к барельефу с серпом и молотом смычок).

Третий повод для философских обсуждений на светских ужинах – наряды, которые могли бы составить конкуренцию содержимому секс-шопов. Женщина-кошка (она же – воплощение русской земли, с которой будет совокупляться потомок Федора Тютчева, помещичий сын Антон) извивается вокруг пионера в латексе и ботфортах на двадцатисантиметровой шпильке, атлетичные мужчины с голыми торсами в противогазах стонут в клетках (их по сюжету «Нормы» держат на колхозной ферме и называют «пораженцами», «вредителями»), гуттаперчевые брусникинцы трясутся, выделывают трюки, танцуют нечто на стыке тверка и контемпорари в трусах всех оттенков нюда и полупрозрачных белых майках. Добавьте к этому военные кители (креативному директору Balenciaga Демне Гвасалии наверняка бы понравился белый – с золотыми пуговицами). «Русский человек привыкает порой к радикальным и ужасающим вещам, и хочется это исследовать», – с порога предупреждает Максим Диденко.

Девушкам, которые не готовы к осмыслению столь многогранной постановки, будет на чем сосредоточить внимание, чтобы не впасть в апатию. Предрекаем, что после премьеры «Нормы» количество подписчиков в инстаграме брусникинца Игоря Титова вырастет в геометрической прогрессии. Игорь с ловкостью Чарли Чаплина и мужественностью, не побоимся этого имени, Хоакина Феникса отыгрывает сцену возвращения в отчий дом – нащупывает несуществующую дверь, изображает Иисуса Христа (вот он, привет Хоакину в «Марии Магдалине»), пронзительно повторяет «аз есмь». Не менее симпатичен в «Норме» звезда богомоловского «Айфака» Василий Михайлов. Что неудивительно: ему досталась роль альтер-эго самого Сорокина – писателя с тонкой душой и отсутствием брони перед демонами, атакующими очень творческих людей в нашей стране. Пустить слезу над его и вашей нелегкой судьбой следует при виде актера Михайлова в клетке. Остается вопрос – как трактовать то, что на фоне этой клетки сцену намывает старательная женщина кавказской внешности?