Летом 2006 года мне передали приглашение от Олега Целкова посетить его дом-студию в провинции Шампань в 300 км от Парижа. Приглашение было обосновано, очевидно, моим недавним приобретением на аукционе в Лондоне знаменитой работы Целкова «Пять лиц», установившим ценовой рекорд. К слову, не побитый до наших дней. Собрался я в дорогу быстро.
В скромном деревенском доме с большим внутренним пространством меня встретил человек с оголенным черепом, полуголым торсом и прямым испытывающим взглядом. В памяти сразу всплыл образ Пикассо в своей студии из известного фильма Анри-Жоржа Клузо «Тайна Пикассо». Поначалу Целков не был приветлив — я, вероятно, был для него «из коммерческих». Говорил со мной коротко, убегал работать наверх, оставляя меня на попечение красавицы-жены Тони, сбегал вниз, задавал вопросы, проверяя меня «на вшивость», выпивал следующий бокал и снова убегал, словно не веря, что я «из своих». В конце дня после беготни вверх-вниз, нескольких совместно выпитых бутылок красного и удовлетворительного результата проведенного дью-дилидженс моей личности Целков начал открываться. Разговор перешел на иной уровень и с перерывами продолжался следующие 15 лет нашей дружбы. Олег много говорил о себе и своих легендарных друзьях — титанах русской и мировой культуры, снисходительно воспринимал мои откровения о своих работах, более внимательно относился к рассуждениям о художниках своего поколения. Был признателен за устроенную мной ретроспективу российского послевоенного искусства «Из-подо льда» в знаменитой галерее Саатчи в Лондоне, где он впервые за много лет встретился с коллегами по цеху, а его картина стала обложкой каталога. Мы не перешли на ты — я всегда понимал, с кем имею дело. Может быть, лучше многих — поэтому удалось собрать значительную коллекцию работ Целкова 1960-70-х годов, которая сейчас представлена на первой посмертной выставке художника в ММАМ на Остоженке. Ранние картины, никогда прежде не выставлявшиеся в России, вернулись в Москву в сопровождении фото- и видеоматерилов, открывающих Целкова новому поколению зрителей.
На протяжении 1950-х Олег Целков находился в поиске, создавая произведения в эстетике русского авангарда. Этот период представлен единичным работами. Остальное он собрал в кулек и утопил в Москва-реке, посчитав их подражательными. Сегодня немногие из сохранившихся работ этого периода стоят сотни тысяч. Уже в работах этого периода в палитре Целкова преобладает брутальный цвет — никаких приглушенных тонов и переходов. Замечательный пример целковского авангарда — «Две женщины» (1958) из коллекции Музея АЗ.
Летом 1960 года происходит прорыв в творчестве — Целков создает картину с двумя лицами «Портрет». «Это было как откровение», — признавался мне художник. «Я увидел образ во сне и с утра приступил к работе». «Я впервые, — и первый, — случайно «стянул» с лица лицо «по образу и подобию» и увидел — ЛИЦО. Потрясению моему не было предела... в нем отпечатались миллионы лет, прожитые человечеством, будто в темной комнате я ощупывал стены, шкаф, кровать и вдруг наткнулся на ручку двери. Открыл — и увидел свет». Художник уверен, что открыл свою страницу в мировой истории искусства. «Волею судеб я первым из всех художников создал лицо, в котором нет идеализации. Лицо, в котором нет ничего от лика Бога»
В числе первых работ мастера и представленный на выставке «Портрет моряков» (1961). Тот же типаж лиц, что и в «Портрете», но на этот раз герои помещены среди многочисленных декораций. Следующую пару лет Целков отказывается от антуража и сводит своих персонажей к одному типу, напоминающему собственное лицо — округлое, с курносым носом, узкими глазками и голым черепом. Впервые такой тип предстает в «Портрете с цветком» (1962) и закрепляется в легендарном «Групповом портрете с арбузом» (1963). В своих мемуарах поэт Евгений Евтушенко вспоминает: «Когда в 1964 году в мастерской художника Олега Целкова я показал Артуру Миллеру (знаменитый американский драматург — прим. Tatler) рукопись поэмы «Братская ГЭС», испещренную красным карандашом цензора, он был потрясен: как можно писать в таких условиях? Какие люди вас так мучают? Я указал на картину Целкова, на которой самодовольные твари ножами кромсали живое тело разрезанного арбуза». Миллер задумался, а потом не торгуясь приобрел работу за неслыханную для того времени цену, которую Целков выпалил наобум.
В «Групповом портрете с арбузом» художник изображает насилие с помощью театральных приемов: помоста нет, но фигуры фронтально расположены в пространстве, а на лица как будто натянуты маски итальянской Commedia dell’arte. Сцена создает напряжение, ощущение тревоги. Мотив маски разрабатывается Целковым на протяжении всей творческой жизни во множестве вариаций, а с конца 1970-х художник уже и не пытается определить, где маска, а где лицо как, к примеру, в картинах «Пять масок» (1979) и «Пять лиц» (1980). Мы видим как изменилась живописная манера: формы становятся более округлыми, возникают плавные градиентные переходы. Усложняется и работа с цветом — Целков отказывается от смешения красок на холсте и начинает использовать не более двух-трех основных спектральных цветов (красный, желтый, зеленый, фиолетовый) и интенсивную лессировку. Зачастую автор создает на холсте дисгармонию цветовых сочетаний (фиолетового с зеленым, к примеру), доведенных до визуального экстремума. В цвет его картин зрители погружаются, как в особую воздушную стихию, преображающуюся в живописную плоть.
Театральный подтекст работ Целкова с годами только усиливается. Художник располагает своих персонажей в каком-то неопределенном пространстве, из которого они то проступают, то уходят в глубь, растворяясь. «Пять лиц» со стены ММАМ смотрят на нас в фосфоресцирующем свете как посланники из космоса, из вечности с немым вопросом — «вы кто и зачем здесь?». Олег Целков, ощущая себя «не здешним, чужим», искал ответы на эти вопросы всю жизнь и прислал издалека «невиданное доселе племя», с которым предстоит разбираться и нам живущим, и будущим поколениям.
