ММОМА 20 лет: история успеха Московского Музея Современного Искусства

Последний зрелищный проект музея – «ММОМА 99/19». Двадцать специалистов из разных областей попробовали себя в кураторском деле. Андрею Малахову, Владимиру Мухину, Илье Лагутенко, Андрею Артёмову, Диане Вишнёвой, Кириллу Серебренникову, Владимиру Сорокину и другим героям «Татлера» позволили покопаться в запасниках музея, выбрать самые выдающиеся, по их мнению, работы и показать результаты в отдельных залах.

В отличие от «Гаража» ММОМА – именно так, на нью­йоркский манер, принято сейчас называть этот москов­ский музей – с серебряной ложкой во рту не родился и залихватски нейм­дропить художников и гостей верниса­жей учился с возрастом. Первый в Рос­сии музей современного искусства еще в конце восьмидесятых придумал Зу­раб Константинович Церетели. Концеп­цию написал в 1994­-м. Просил в поль­зование у Лужкова троллейбусное депо на улице Образцова, задолго до того, как Роман Абрамович положил на него глаз. Но по­лучить желаемое у академи­ка, Героя Соцтруда, народного художника СССР и друга мэра не вышло. Ровно как и с Про­виантскими складами на Зу­бовском, и с ГЭС на Болот­ной набережной. Тот самый особняк на Петровке Церете­ли в итоге пришлось у горо­да выкупить. Как вспоминала в интервью журналу «Диалог искусств» первый заместитель директора музея Манана Попова, «в девяностые музей представлялся местом спокойным, ти­хим, там картины висят, зрители ходят, смотрят, наслаждаются. Зураб сказал: «Нет, давайте сделаем многофункцио­нальный центр». Он с самого начала придумал, что в музее должны быть фотолаборатория, библиотека, звуко­записывающая студия, фонды, лекто­рии, взрослая школа, детская школа». «На тот момент в мечтах профессио­нального сообщества музей современ­ного искусства должен был выглядеть по­-другому и его никак не мог делать Зураб, – добавляет комиссар Москов­ской международной биеннале молодо­го искусства Алексей Новосёлов. – Но когда в 2003-­м директором стал Васи­лий Церетели, мнение критиков начало меняться».

Начиная с середины двухтысяч­ных, здесь стали проходить выставки­ бестселлеры – от ретроспективы коро­левы печальной андерграундной фото­графии Нан Голдин до вполне себе бур­жуазных скульптур Жоана Миро и на­ивных инсталляций Йоко Оно. Пример­но в это же время Василий стал часто появляться в светских фоторепорта­жах, светские журналисты начали за­глядывать на вернисажи не реже арт­-критиков, а корпуса музея открыва­лись один за другим.

Первое время благодаря грузин­скому гостеприимству Василия в му­зее были рады самым разным худож­никам и людям, себя в искусстве про­бующим. Например, еще до ювелирно-гусарского периода, но уже с объемной чалмой на голове в музее выставлял­ся Петр Аксёнов. Вдохновившись мав­золеями миланского Монументаль­ного кладбища, он показывал как бы ироничную живопись с надгробиями Christian Dior, Yves Saint Laurent, Chloé, Coca­Cola, McDonald’s и других мод­ных в 2009-­м брендов. В 2017-­м ровно в этих же стенах подобный трюк повто­рил Сергей Шнуров со своей «Ретро­спективой брендреализма». Смотре­лось одинаково жутковато, но в случае фронтмена группировки «Ленинград» еще и просто вторично.

Лучше Шнурова с Аксёновым му­зею удалось показать еще один очевид­но коммерческий проект – выставку крестного отца стрит­арта Ричарда Хэмблтона. Живой (в отличие от своих младших приятелей Баския и Харин­га) художник на вернисаж не приехал, за него отдувался куратор Владимир Рестуан-­Ройтфельд под ручку с мамой Карин. Явной, пусть и негласной целью события была продажа холстов с кон­турами трупов расплодившимся (во времена нефти по сто долларов за бар­рель) коллекционерам. Однако в фото-­отчетах с вернисажа вместо них блис­тали Николай Цискаридзе, Валентин Юдашкин, Владимир Глынин и Мари­анна Сардарова.

Михельсон сделал в ММОМА превью того, что будет происходить в его фонде V-A-C.

К слову, у ММОМА и моды намного больше общего, чем, например, у работ Сергея Шнурова с настоящим искус­ством. В 2013­-м здесь прошел показ Андрея Артёмова. Скорее всего, многие подруги и клиентки дизайнера, вклю­чая Илону Столье, Елену Перминову, Наталью Гольденберг и Оксану Он, ока­зались в этом музее впервые. А много­численные кураторы, смотрители и топ-­менеджмент, вплоть до Зураба с Василием, также в первый раз в жиз­ни почувствовали себя частью столич­ной фэшн­-толпы.

Три года спустя все те же гости блис­тали на открытии выставки «Fendi Roma: Мастера мечты». «Свой первый арт-­заход в Москве итальянцы из Fendi хотели видеть очень живым, народ­ным, бесплатным, – вспоминает кон­цепцию феерии Алексей Новосёлов. – Получилась тотальная инсталляция на восемь залов, посредством которой можно было ознакомиться с базовыми принципами модного Дома. В отдель­ных комнатах давали мастер-­классы: специалисты Fendi показывали, как ра­ботают с теми или иными материала­ми». Главным гостем вернисажа стал Евгений Ваганович Петросян. «Сегодня я наFENDIлся. И еще наKARLушился», – написал в инстаграме народный артист задолго до развода и последовавшей за ним примерки нового плаща от Гоши Рубчинского.

Лучше же всего у сотрудников выста­вочного отдела ММОМА и кураторов получилось канонизировать местный совриск. Самые громкие ретроспек­тивы были у AES+F, Айдан Салаховой, Владислава Мамышева-­Монро и Анд­рея Бартенева. У последнего она оказа­лась еще и самой светской. Масштаб­ную выставку «Скажи: я тебя люблю!» музей совместно с фондом Мариан­ны Сардаровой RuArts готовил полто­ра года. Такой временной промежу­ток понадобился, чтобы к пятидесяти­летию художника освободить нужную дату, отреставрировать старые и про­извести новые инсталляции. Рабо­ты лично выбирали Василий Церетели и Ольга Свиблова. Желающих поздра­вить Бартенева было столь много, что вернисаж растянулся на два дня. Пер­вым распоряжался Михаил Друян. В ба­ре образовалось шампанское, в зале – привычный Мише гостевой пул. Оль­га Карпуть, Нина Гомиашвили, Вадим Дымов, Вика Газинская, Саша Фроло­ва, Федор Павлов­-Андреевич не просто пришли искусство посмотреть и себя показать. Все они в разное время неиз­менно встречались у Андрея Бартене­ва на кухне.

Посоревноваться с дуэтом Барте­нев – Друян по количеству селебрити на квадратный музейный метр полу­чилось у Леонида Михельсона. По иро­нии судьбы, именно в ММОМА он де­лал превью того, что будет происходить в его собственном фонде V-­A­-C в той са­мой ГЭС, которую Зурабу Константино­вичу в свое время не дал Юрий Михай­лович. Генеральный директор фонда Тереза Иароччи Мавика объясняет вы­бор площадки так: «В условиях отсут­ствия собственного пространства фонд V­-A-­C всегда обращался к партнерству с другими культурными институция­ми, среди которых ММОМА неизменно был дружелюбен и особенно располо­жен к совместному эксперименту». Ра­ботами Луиз Буржуа, Амедео Модильяни, Синди Шерман из коллекции тог­да третьего, а теперь первого русского форбса восхищались Ян Яновский, Ми­ранда Мирианашвили, Софико Шевард­надзе, Александр Кибовский, Марга­рита Пушкина. Но это те имена, что обычно фигурируют в светской хро­нике. Самые важные гости опять оста­лись за кадром. «Среди гостей «Гене­ральной репетиции» были Барт де Ба­ре, директор Музея современного ис­кусства в Антверпене, – рассказывает Тереза Мавика. – Даниэль Бирнбаум, бывший директор стокгольмского Музея современного искусства, Хенрике Креболдер, директор амстердамского Рейксмюсеума. И многие другие».

«Когда я вернулась, цыгане уже играли лезгинку, а Аниш Капур от души танцевал».

Вечеринки у музея случались намного реже хороших выста­вок. Самая запоминающаяся прошла полгода назад в мод­ном и очень красивом ресторане Blanc на Хохловке – гуляли в честь ярмарки Cosmoscow, которая присудила тогда ММОМА звание музея года.

Вообще же разухабистая и хлебо­сольная часть больших вернисажей на­чинается обычно за закрытыми дверя­ми особняка Горбуновых на Большой Грузинской. В этом эффектном зеленом доме, бывшем семейном гнезде дирек­тора костромской бумаготкацкой ма­нуфактуры, а потом посольстве ФРГ, сейчас живет Зураб Константинович Церетели. О его ужинах слагают леген­ды. «Это всегда очень закрытая семей­ная история, очень тонкое пересечение частного и общественного, – объясняет Алексей Новосёлов. – Ужинов, связан­ных с деятельностью музея, проходит не больше пяти в год. Есть определен­ные законы дома, традиции, которые никто не может нарушить». «Особняк похож на грузинское палаццо, сверху донизу обвешан картинами, – расска­зывает руководитель отдела коммуни­каций Gucci в России Мария Лимоно­ва, знаток арт­-мира столицы и бывший светский хроникер «Татлера». – Глав­ный инстапойнт – фотографии Зураба со всеми живущими и умершими се­лебами последних лет, с американски­ми президентами, с Элизабет Тейлор. Формат ужинов каждый раз одинако­вый: в большой столовой накрывают стол на сорок–пятьдесят человек, он заставлен всеми достижениями грузин­ской кухни. В районе горячего появляются цыгане и поют «Поговори хоть ты со мной». В 00:30 несут хинкали, в кон­це вечера – «Наполеон». В три ночи все расходятся по домам. Эти ужины не светское мероприятие, их устраивают не для того, чтобы подбить KPI. В числе гостей – всегда профильные спонсоры, музейные люди, дружественные жур­налисты, послы тех стран, откуда при­ехали художники. Обязательно встре­тишь в курилке Ольгу Львовну Свибло­ву. Все иностранцы, как правило, впа­дают в дикий восторг».

Среди приглашенных к скульптору московскому и всея Руси однажды ока­зался его британско-­индийский кол­лега Аниш Капур, открывавший свою первую выставку в России. Вот как тот визит вспоминает бывший главный ку­ратор Еврейского музея и центра толе­рантности Мария Насимова: «В Москве Анишу предстояло провести меньше суток. По приветственному ужину бы­ло две опции: стол, забронированный для его команды в «Докторе Живаго», и действо, которое в его жизни больше никогда не повторится. Галеристы Ани­ша спросили, где вероятность встре­тить местное арт-­комьюнити выше. Так вопрос был решен. Аниш смотрел на происходящее с исключительным лю­бопытством. Я вышла покурить ровно под вступление цыган, а когда верну­лась, они уже играли лезгинку, а Капур от души танцевал».

В истории Московского музея со­временного искусства мало драм, за­то очень хорошо видно его собствен­ное развитие. Из маленького особняка он вырос в приличную институцию из множества выставочных залов. По свет­ским отчетам с его вернисажей врядли отследишь, как поменялась светская Москва за двадцать лет. Но точно пой­мешь, что музей обзавелся хорошими влиятельными или попросту симпа­тичными друзьями. MMOMA – несмот­ря на свою американизированную аб­бревиатуру – не модный, но очень человечный, сделавший сам себя музей. Есть ощущение, что у его команды все лучшие выставки и сногсшибательные вечеринки еще впереди.

Фото: Фото: архивы ММОМА; Архив: Tatler