Что светским родителям стоит знать о расстройстве привязанности и нужно ли отказываться от услуг няни

Раньше диагноз «расстройство привязанности» ставили детям из неблагополучных семей. Теперь эпидемия перекинулась за заборы Барвихи и Горок. Как так вышло, разбиралась Ксения Вагнер.
Что светским родителям стоит знать о расстройстве привязанности и нужно ли отказываться от услуг няни

До старта марафона Tatler «Осознанное родительство» осталось всего ничего — меньше недели. В течение 21 дня вы сможете по-новому взглянуть на свои отношения с детьми. Успейте зарегистрироваться до 27 сентября включительно. Начало — 28 сентября.

Вам будет интересно пройти наш марафон, если:

  • вы чувствуете, что в стремлении быть хорошим родителем жертвуете собой без остатка и выгораете;
  • вы стали замечать, что в отношениях с ребенком ведете себя так, как вели себя с вами ваши родители;
  • вы не можете нащупать баланс между запретами и вседозволенностью;
  • вы часто сбиваетесь на крик, хотя понимаете, что это только ухудшает ситуацию;
  • вы устали от того, что ваш ребенок похож на няню, а главный авторитет для него — бабушка;
  • вы чувствуете вину, если что-то в воспитании идет не по вашему плану.

А пока предлагаем вам узнать, почему у детей возникает расстройство привязанности и какие ошибки обычно в таких случаях допускают родители.

Мне звонит приятельница детства, когда-то Танька (два хвоста, щель между зубов), а ныне Татьяна Александровна (каре от Дэви-да Малле, виниры от Константина Ронкина). Заведующая домом в Белгравии и квартирой на Патриках, жена большого мужа и сама, конечно, бизнесвумен. Сегодня она в Москве (у мужа совет директоров), завтра в Лондоне (ужин в Gordon Ramsay), послезавтра летит с примерки из Парижа на презентацию в Милан. А потом яхтенный заплыв – надо же, в конце концов, и отдыхать.

Психолог нужен не Тане. А ее дочке Кате четырех лет.

– Она то апатичная, вялая, замкнутая, ни с кем не общается, ничего не хочет. То, наоборот, психует. Недавно поймала ее на вранье, а когда стала ругать, она меня ударила! Потом, представь себе, казнила мягкие игрушки! Отрезала всем медведям головы.

Зная, в каком эмоциональном вакууме с рождения живет Катя и как жесток мир, где вместо мамы – всегда чужая тетя, я радуюсь, что она не отрезала голову себе. Через пару месяцев Кате поставят диагноз «расстройство привязанности», одной из самых жестких форм которого является реактивное расстройство – заболевание, возникающее в результате нарушения эмоциональной связи ребенка с родителем.

Ребенок в лучшем случае казнит медведей, в худшем может броситься с ножом и на вас.

Ребенок с PPП в лучшем случае казнит медведей, в худшем может броситься с ножом и на людей. В 1992 году на канале CBS об этом вышел документальный фильм «Ребенок в ярости» – история маленькой Бет Томас, пережившей насилие со стороны родного отца. Соцслужбы нашли для Бет новую семью, однако девочка не только не оттаяла среди любящих людей, но всерьез собиралась их убить, пока не прошла длительный курс лечения у специалистов, выявивших PPП.

«Чаще всего PPП диагностируется у детей из воспитательных учреждений, где им не способны обеспечить надлежащий уход, а также из неблагополучных семей, в которых жестоко обращаются с детьми», – говорит возрастной психолог, EMDR-терапевт Наталья Камелина. «Для диагностики PPП важно убедиться в длительном пренебрежении ребенком или физическом и/или сексуальном насилии над ним, – подтверждает супервизор Российского общества аналитической психологии и цюрихского Института Юнга Анна Скавитина. – Чтобы «сформировать» PPП, необходимо посадить ребенка в манеж, иногда кормить и практически не подходить к нему – ни маме, ни няне, ни другим взрослым. В остальных случаях возможны другие нарушения привязанности, но не PPП».

Мэри Поппинс, до свидания?

«В психологии привязанность понимается как врожденный механизм, обеспечивающий выживание ребенка на ранних этапах развития, – говорит Наталья Камелина. – Сам по себе младенец беспомощен. Чтобы получить уход, ему важно понравиться «своему» взрослому, то есть сформировать привязанность. Первая привязанность влияет на базовое доверие к миру, а значит, и на отношения человека с другими людьми».

Любопытно, что автор теории привязанности Джон Боулби воспитывался в состоятельной аристократической семье. Его отец, сэр Энтони Альфред Боулби, был хирургом английской королевской семьи. Мать Джона он встретил в возрасте сорока двух лет (ей было тридцать). Все шестеро их детей жили в отдельном доме с няней и дежурной медсестрой. Что не помешало Джону стать сорок девятым по масштабам цитирования психологом в мире.

«Увлечение нянями и гувернерами само по себе не является причиной РРП, – говорит Антон Сорин, доцент кафедры педагогики и медицинской психологии Сеченовского университета и супервизор Ассоциации детского психоанализа. – Родители не должны испытывать чувство вины за то, что хотят работать или заниматься другими делами, не связанными с детьми. Но при этом они должны обеспечить ребенку безопасное окружение. Если дитя проводит большую часть времени с няней, между ними должен быть устойчивый эмоциональный контакт. Сто лет назад в аристократических семьях дети в основном воспитывались нянями, но эти женщины были с детьми постоянно и менялись крайне редко. Пушкин оставил нам прекрасные стихи о своей привязанности именно к няне. Расстройством привязанности классик, очевидно, не страдал».

«Наличие няни не ведет автоматически к нарушению привязанности, – соглашается доцент кафедры возрастной психологии МГУ, д. п. н. Елена Захарова. – Но важно, чтобы няня выступала как «продолжение» мамы – была непротиворечива в отношении Семейного кодекса. Мама должна проводить какое-то время вместе с няней, показывая ребенку свое доверительное к ней отношение. Маленькому ребенку не важно, насколько высок культурный уровень няни. Гораздо важнее ее сердечность и эмоциональный отклик, возможность сочувствовать, сопереживать ребенку. Если нашлась добрая, чуткая женщина, которая смогла полюбить вашего ребенка, важно, чтобы она долго оставалась рядом. Частая смена «ухаживающего взрослого» или слишком много таких взрослых одновременно без очевидного главного – серьезный фактор риска развития РРП».

В жизни дочери моей приятельницы из Белгравии «тетки», как нежно называла их Таня, с первого дня были вахтенные: двое суток работала одна, следующие двое – другая. Ни один тандем не продержался дольше полугода. Первую няню уволили за «тама» и «здеся», вторую – за опоздание, третья оценила «Вдову Клико» из хозяйского погреба, четвертая заснула на детском утреннике. Когда Кате исполнилось два, и вовсе случилась катастрофа. К ней приставили мисс Рейнольдс, ни слова не говорившую по-русски. Почти тогда же началась новая глава драмы под названием «Кружковый ад».

Ученье – тьма

«Еще одна ошибка родителей, чей ребенок демонстрирует проявления РРП, – чрезмерное увлечение развитием его когнитивной сферы в ущерб эмоциональной», – говорит Антон Сорин. «Фанатизм в том, что касается кружков и секций, а также давление в вопросах учебы может травмировать хрупкую психику ребенка, – соглашается медицинский психолог центра реабилитации ЦКБ, к. п. н. Галина Ткаченко. – Все должно быть в меру: развивающие занятия (обязательно по возрасту), но и время на отдых, игры, а главное – тесное общение с родителями».

Американский клинический психолог Мадлен Левин выпустила книгу о детях из успешных семей под названием «Цена привилегии: как давление со стороны родителей и ориентация на материальные ценности создают поколение несчастных детей с проблемами привязанности». Автор цитирует исследования, доказавшие: дети в семьях с высоким достатком чаще других групп детей подвержены депрессиям и тревожным расстройствам. «С самых ранних лет их отправляют в кружки изучать языки, математику, вместо того чтобы строить ценности, необходимые для формирования привязанности: доверие к значимому взрослому и себе, – рассказывает писатель, автор проекта «Детям о важном» Наталья Ремиш. – Бесконечные однотипные разговоры с ребенком, совместное ничегонеделание, чтение книг в обнимку на диване многим родителям, сфокусированным на достижении целей, кажутся бесполезными. Однако именно такое общение формирует привязанность и психологическую устойчивость, которая в будущем поможет ребенку быть уверенным в себе, строить отношения в семье, карьеру».

Очевидно, что особенно непросто приходится первоклассникам английских пансионов. Психологи советуют не расслабляться, даже если ваш ребенок уже вышел из возраста памперсов, и, уж конечно, не рассчитывать, что нехватку общения восполнит скайп. «Предпосылки для РРП формируются в первые три года жизни, – говорит Антон Сорин. – Но коррекционная работа возможна и эффективна на протяжении всего детского и подросткового возраста». «В современном мире есть множество информационных технологий для виртуального общения, но еще никто не придумал, как обнять своего расстроенного ребенка на расстоянии», – напоминает Наталья Камелина.

Кстати о технологиях. «Раньше мамы и папы читали или рассказывали детям сказки, теперь дети сами находят их в телефонах, – говорит Галина Ткаченко. – Подмена родительского участия гаджетами, бесспорно, способствует нарушениям привязанности».

Вон из Москвы

В тот день, когда Таня и Катя впервые сходили к психотерапевту, в бизнес-классе рейса Москва–Лондон осталось пустое кресло. «Я неделю не могла выйти из дома, – вспоминает Таня. – Просто лежала и плакала, не могла ни с кем разговаривать, не могла подойти к Кате. Жизнь, казавшаяся мне счастливой, довела моего ребенка до дистрофии и аутоагрессии. Я думала, она чесалась от аллергии. А она раздирала себя в кровь специально».

Привязанность не грипп и не ветрянка, ее невозможно распознать одномоментно. Может, Таня и поняла бы что-то раньше – если бы чаще бывала дома. Если бы оставалась с дочерью наедине – без нянь и помощников, не на пляже или в ресторане, а в тихой детской. Если бы не списала любящую бабушку потому, что ею невозможно было управлять, а единственную искреннюю няню – из-за ревности, а вернее, гордыни. «Больше всего я жалею, что потеряла так много времени, – говорит Таня. – Кате скоро шесть, и только последние два года, которые мы вместе занимаемся психотерапией, я осознаю как период материнства. Все, что было «до», было соседством».

Через год после начала лечения Таня с Катей уехали в Карелию, в глубинку, вдвоем. Жили в маленьком домике, спали в одной комнате. «В одну из ночей Кате приснилось что-то страшное, она села в кровати и позвала: «Мама, ты здесь?» Это был первый раз за два года, когда она назвала меня мамой».

Фото: ACHIM LIPPOTH/TRUNK ARCHIVE/PHOTOSENSO