Спросите у любого, что такое Pucci. Вам ответят: «Секс, сексуальность, секси». Такая слава возникла не сама по себе — за этим имиджем стоит мужчина ростом один метр девяносто сантиметров, норвежец Питер Дундас, белокурое чудо 1969 года рождения. Креативный директор Pucci даже получил прозвище Супермачо, но реагирует на него безмятежно: «Знаете, ведь секс — это жизнь! Мы здесь с вами сидим и разговариваем только потому, что кто-то когда-то занялся сексом. Надеюсь, моим и вашим родителям понравилось». То есть он еще и с чувством юмора, этот хитрый портняжка.
Дундас — человек, с именем которого связывают, и не напрасно, возрождение самого гедонистического в мире дома моды, созданного когда-то флорентийским аристократом Эмилио Пуччи. «Моя первая ассоциация с маркой — знаменитая фотография Рода Стюарта с невестой в мини-платье Emilio Pucci, их сняли в аэропорту», — рассказывает дизайнер. Ему есть чем гордиться: за три года марка снова заняла лидирующие позиции в естественной для нее среде — в салонах первого класса, на лучших вечеринках, на причалах с суперъяхтами и на красных ковровых дорожках, разумеется. Простой крой и психоделические принты в стиле шестидесятых остались в прошлом, в одежде Pucci стало меньше набивных тканей — и больше рок-н-ролла.
Когда-то в эффектных кафтанах Pucci блистали Жаклин Кеннеди и Уоллис Симпсон, сейчас в них щеголяют Гвинет Пэлтроу, Кайли Миноуг и новое поколение аристократок, которое, как и предыдущее, покорно борется с лишним весом, чтобы надеть эти «чересчур» короткие платья. «В нашей одежде женщина должна себя чувствовать немного красивее, капельку привлекательнее, чуть более агрессивно, чем на самом деле, — так формулирует Дундас свою сверхзадачу. — Одежда должна вызывать желание. Вот и вся моя концепция».
Сам Питер выглядит эффектно, но без лишней напыщенности: на нем костюм Givenchy с ремнем в индейском стиле, усыпанным камнями, из первой мужской коллекции Pucci и мокасины с эмблемой марки на подъеме. Он действительно очень высокий и яркий блондин, но также — внимательный и очень образованный человек (а этого обычно от людей с такой статью не ждешь). Живет между Парижем и двухуровневыми апартаментами, занявшими, как и положено во Флоренции, последний этаж палаццо эпохи Возрождения.
«Успех пришел к нам быстрее, чем мы думали. Но чтобы нащупать верное направление, мне понадобилось время, — объясняет он свой фурор в Pucci. — Бренд нуждался в развитии, в новом импульсе. Все вокруг говорили о величии гардероба бабушек, носивших Pucci, я же думал об их дочерях и даже внучках!».
Родина Дундаса не просто не ассоциируется с понятием «мода», а, пожалуй, диаметрально противоположна ему. Питер с сестрой выросли в Осло. Отец-врач рано овдовел. «Мы жили в лесу, на берегу озера. Занятия были двух видов — либо гулять, либо проводить время с тетями. Они были уже не в том возрасте, чтобы с нами играть, поэтому постоянно учили нас чему-нибудь — шить, вязать, готовить...».
Первое в своей жизни платье Дундас сшил для куклы своей сестры. Потом он придумал наряд и для самой хозяйки куклы, а потом и для двоюродной сестры. Видя такой энтузиазм, отец купил сыну швейную машинку. «Я брал старые рубашки, отрезал у них воротники, переделывал одежду, которую покупал на рынках... Думаю, окружающие считали меня безумным. В Норвегии в то время вообще не было модной культуры. Люди до сих пор не понимают, как случилось, что я родился там, где родился. Один друг частенько говорит, что, по всей видимости, в какой-то из моих прошлых жизней я был эстрадной певицей в Лас-Вегасе! Это, наверное, единственное разумное объяснение тому, что со мной произошло потом».
Дав обещание писать минимум раз в неделю, в четырнадцать Питер отбыл к родственникам в США, на Средний Запад. Страна плохого вкуса и всеобщей уравниловки быстро вытрясла из него стремление создавать что бы то ни было — он стал одеваться в черное и носить футболки с эмблемами рок-групп. Потом уехал в Нью-Йорк, где не на шутку увлекся Городом желтого дьявола. Но вдруг неожиданно бросил учебу и... вернулся в Норвегию. «Папа был уверен, что я должен связать свою жизнь с медициной. Я, честно сказать, и сам так полагал до семнадцати лет, ибо мода не казалась мне достаточно полезной для общества сферой применения сил. Но потом выстроилась другая логическая цепочка: мне пришло в голову, что занятия медициной не принесут мне счастья, я же буду гораздо полезнее обществу, если буду счастлив».
Дундас — человек дисциплинированный. Каждое утро на миланской Неделе моды он методично поднимается в фитнес-зал гостиницы Principe di Savоia. Единственный человек, кто с ним в этом смысле может конкурировать, — эксцентричная Анна Делло Руссо: она никогда не ужинает, встает раньше всех и — на беговую дорожку. «Анна — моя давнишняя подруга», — поясняет модельер. Подруга подругой, но в мире моды Дундаса по-прежнему считают — как считали и в школе — одиноким волком. «Я приезжаю на вечеринку, провожу там некоторое время, а потом ухожу. Быть может, потому что я вырос в необычной обстановке, в нетипичной семье. Да и потом я переехал в страну, где меня скорее считали пришельцем с другой планеты, чем просто иностранцем. Но я постоянно совершенствуюсь, учусь чувствовать себя комфортно в компании чужих людей. Кроме того, общество знаменитостей — моя работа: мое дружелюбие может оказаться полезным для дела».
Марку Pucci создал Эмилио Пуччи, маркиз Барсенто, представитель одной из самых аристократичных семей Флоренции. Он обладал целым набором невероятных по нынешнему диетическому времени достоинств: во время войны служил пилотом и был любовником Эдды Чиано, дочери Муссолини (и таки угодил в концлагерь, пытаясь помочь ей бежать из страны). Он был высок, худ и обаятелен. Другими словами, Эмилио стал джетсеттером задолго до появления джет-сета.
В 1947 году он катался на лыжах со своей невестой (ко всему прочему, Эмилио был профессиональным лыжником) в Санкт-Морице, и ему пришла в голову идея сшить для них двоих костюмы из эластичного материала, никем тогда не востребованного. Сказано — сделано. Элегантная пара привлекла внимание фотографа Тони Фриселла, который, в свою очередь, донес снимки до могущественной Дианы Вриланд. Та рассказала о чудо-костюмах менеджеру Lord & Taylor, и менеджер-провидец сделала заказ Пуччи. Два года спустя он откроет Emilio of Capri на одноименном острове. В послевоенные годы отдыхающие были вынуждены носить строгую одежду, мало подходившую для прогулок по мостовым под палящим солнцем. А вещи, которые создавал Эмилио, отличались простым кроем, давали свободу движений и были украшены простенькими набивными узорами — фауна Капри, флора реки Арно.
К 1950 году дизайнер уже был знаменит. Его вечерние платья американцы окрестили новым термином — dining wear. Линия pret-a-porter пользовалась бешеным спросом. Пуччи был первым, кто выпустил линию домашней одежды. Это он придумал униформу для стюардесс авиалинии Braniff и логотип NASA. В сферу его интересов в то время входило африканское искусство, яркие геометрические абстракции и оптические иллюзии. В семидесятых, впрочем, у марки обнаружился дефицит идей, популярность падала, а в 1992 году, после смерти Эмилио, его дочь Лаудомия продала компанию всесильному Бернару Арно из LVMH, сохранив за собой право «креативного контроля».
«Эмилио Пуччи был мил и с женщинами, и с журналистами... Они с женой объехали весь мир, и все ему было интересно», — объясняет Дундас. Сам норвежец после окончания школы Parsons в Нью-Йорке устроился помощником костюмера в «Комеди Франсэз», и именно там произошла встреча с Жан-Полем Готье, решившая его судьбу. Модельер предложил златокудрому Лелю стать его первым помощником. «На собеседовании он говорил так быстро, что я не понял ничего. Только кивал и отвечал на все вопросы утвердительно, — смеясь, рассказывает Дундас. — Я, как выяснилось, ничего не умел: свою работу выполнял в три раза медленнее, чем остальные. Но за восемь лет наловчился. Это была школа жесткая, но превосходная».
Затем в жизни горячего норвежского парня случились Christain Lacroix и Roberto Cavalli во Флоренции. «С Роберто было очень весело: «Как сделать так, чтобы оно было еще более нестандартным? Что бы нам такое придумать, чтобы цвета стали еще насыщеннее?» — он такой человек «еще».
В 2005 году золотые кудри ушли от Кавалли. К тому времени Дундас был настоящим спецом по пошиву удивительных вещей: «Платья с тысячей разрезов, и те держались маленьким швом посередине и кучей двухсторонних лент». Но даже его феерическое умение заворачивать тело в минимальное количество ткани не помогло ему удержаться более двух сезонов в кресле креативного директора Emanuel Ungaro.
Наконец в дверь постучались гонцы из Pucci. Кристиан Лакруа и Мэтью Уильямсон уже пытались возродить марку, но из этой затеи ничего не вышло. Дундас же использовал свой опыт для того, чтобы по-новому истолковать наследство флорентийского Дома: «Может быть, все дело в моих норвежских корнях. Мне нравится активное тело, тело в действии, а не тело-вешалка».
Визуально творения Петера не похожи на работы Эмилио Пуччи, но духу веселого старика норвежец верен: он работает над радостью жизни. И в то же время — экспериментирует, пытается вывести новые формулы успеха. В последней коллекции, например, много взрослого, спокойного кроя.
«Я не был в ней уверен: ведь тут почти не было видно тела. Знаете, модельеру очень сложно выбрать подходящий момент для изменений. Достаточно отказаться от коротких платьев, как в следующем сезоне их обязательно сделает кто-нибудь еще, а ты будешь стоять в сторонке, кусая локти: «Черт возьми, ведь это же мое!». Но мода без секса скучна — поэтому короткие платья будут. А еще я чувствую ответственность за судьбу тех ста человек, которые вверены в мои руки вместе с домом. Сейчас мир переживает нелегкие времена, но это не означает, что надо делать депрессивные коллекции — напротив, нужно самому себе бросить вызов и выпустить лучший продукт из возможных».
Фото: Splash