В величественном особняке гостей встречает угольно-черная бульдожка по кличке Шанель. Характер у этой мадемуазель непростой — облает так, что мало не покажется. Хозяйку, Юлию Ремпель, владелицу бутика Le Grand Bazarr, в котором винтажные платья мирно уживаются с новинками модного сезона, а также сокровища двух ее гардеробных Шанель ревностно оберегает от завистливых взглядов гостей.
В семейное гнездо Юлия вплела разнохарактерные плоды вдумчивого шопинга: японские кимоно и ширмы, индийские сари, куклы Lanvin и Chanel, картины мастеров Парижской школы, малотиражные фотографии и всевозможные штучки с Микки-Маусом — и это далеко не полный список. У мужа Игоря, девелопера, коллекций меньше: пара сотен книг да небольшой автопарк из редких реплик спорткаров. Немудрено, что постройка просторного дома для себя и четверых детей стоила терпеливым владельцам добрых восьми лет. Перед архитекторами Ремпели поставили трудную задачку — камня на камне не оставить от невыдающегося типового коттеджа в поселке Заречье, в пяти шагах от «Сколково».
На золотых гектарах под вековыми соснами когда-то стояли дача Брежнева и дом отдыха для самых лояльных его подчиненных, верхушки ЦК КПСС. А теперь тут живописная вилла во французском, как и мечталось Юлии, стиле — с террасами, большими окнами, регулярным садом и яблоневой аллеей. Интерьеры супруги доверили трем дизайнерам с Лазурного Берега, но ждали от них не легковесных брызг шампанского, а основательную старину.
— Хотелось, чтобы дом выглядел так, будто у него уже есть богатая история. Потому-то мы и обратились к французам: они выросли в таких интерьерах и разбираются в них куда лучше русских.
Из Пятой республики прилетели карнизы, дверные ручки и даже бронзовые ограничители для окон — в России подходящих просто-напросто не нашлось. Спецзаказ на реечный паркет хозяева оставили в Лондоне.
— Ждали целую вечность, — сетует Юлия, — а когда он наконец приехал, обнаружили, что в Москве не сыщешь людей, которые могут его ровно уложить.
А вот с ажурными коваными решетками для лестницы наши умельцы справились. И с оформлением лифта — на нем, представьте себе, добираются в спальню. Сюда бы лифтера в малиновой ливрее!
— Вот довоенный мейсенский сервиз, — перечисляет Юлия. — А это японское кресло из антикварного магазина при «Интерконтинентале» в Каннах. Люстра? Древняя, бронзовая — из Парижа. Прогулка по трем просторным этажам особняка — урок истории. В самой краткой инвентарной описи дома значатся китайские антикварные вазы, винтажные кресла с жизнерадостной обивкой от Пола Смита, голландская лавка прошлого века, части пожилого французского камина, деревянный японский фонарь с ручной росписью. Вытертые турецкие ковры — и те очень-очень пожившие.
— А вещи помоложе есть?
— Да, состаренные, — милосердствует Юлия. — Мы долго подбирали мастеров, изготавливающих мебель, максимально похожую на антикварную.
Бабушка и дедушка Ремпель тоже были коллекционерами: дома у них висели Шишкин, Коровин, Айвазовский. Тонкий вкус Юля демонстрировала с пеленок:
— В мои пять лет, время абсолютного дефицита, родители где-то раздобыли детские китайские платья — одного фасона, но разных цветов. А в магазине, кажется, «Прага», продавались чешские куклы в пластиковых сумках. Так мне непременно нужно было выбрать сумочку и даже заколку в тон платью.
С нелегкого пути постсоветской трендсеттерши Юлию чуть не сбила Америка, куда семья уехала в девяностые.
— Даже в тридцатиградусную жару я ходила с бритым затылком, в приспущенных штанах и высоких ботинках на шнуровке, — так Юлия вспоминает годы в Штатах. — Но именно в тамошних аутлетах я заболела винтажем. Как-то обнаружила в таком молле платье Dior в белый горох — и потеряла голову.
Тогда Ремпель училась на стоматолога (ей ли не знать, сколько вредных бактерий живет в креслах Людовика XIII) и не планировала возвращаться в город детства. Вмешалась, как это часто случается с симпатичными миниатюрными студентками, любовь: на каникулах в Москве, в доме у сестры, Юлия повстречала Игоря. Перевелась в столичный Третий мед, но помучить пациентов не успела — еще во время учебы родились дети. Зато открыла «Стоматологию 31» в Новинском пассаже и управляет ею до сих пор. На счету предприимчивого стоматолога были и ювелирные бутики Kieselstein-Cord в Мюнхене и Москве с необычными брошками и оправами для очков американца Барри Кизельштейн-Корда. Но их пришлось закрыть.
— Однажды я поняла, что мое увлечение старинными платьями Lanvin и Chanel перерастает в бизнес и управлять магазинчиком с винтажем мне нравится больше, — вздыхает Юлия. — Как и клиника, он отнимает много времени, но заниматься им я хочу и могу.
Хочет и может она, впрочем, куда чаще, чем другие образцово-показательные жены и матери четверых детей. В бутик то и дело приезжают новые, то есть очень старые платья, а довольные клиентки быстро становятся подругами.
В одной из детских лежат смешные подушки — явно самодельные.
— Старшие дочки и сын смастерили их на день рождения младшему, — поясняет Юлия. — Многие дети из обеспеченных семей ни к чему не стремятся, и это серьезная проблема. Поэтому своих я учу ценить то, что они имеют. И трудиться, трудиться, трудиться!
Похоже, Юлины дети, ученики «Росинки», легко поддаются обучению. Младшая Эстер шьет вполне взрослые платья и метит в американский Parsons. Девятилетний Соломон придумывает программы школьного обучения. Старшая Сониа в свои тринадцать стоит перед роковым выбором: стать певицей или ветеринаром? Только младшему, пятилетнему Моисею, еще простительно играть со старинными вещицами из семейных «музейных фондов». Ну кто-то же должен стать антикваром.