Полгода назад я создала курс «Профессии будущего» для школьников и студентов. Для чего? Чтобы через пять лет не получилось так, что работников много, а продавать некого. Российский бизнес уже просит нас, хантеров, найти специалистов, способных писать программы и конструировать роботов, настраивать 3D‑принтеры и печатать на них человеческие органы. А таких здесь никто не готовит.
С развалом СССР умерла и система профориентации. Все было просто: государство заказывало вузам конкретные специальности, затем дипломников распределяли по местам. А после 1991 года в отсутствие заказа от бизнеса и государства даже серьезные вузы с именем стали на образовании зарабатывать. Штамповали модные дипломы — маркетологов, экономистов, непонятных менеджеров по международному развитию. И никого не интересовало, нужны ли они в таком количестве. Родители платили большие деньги, дети пять лет грызли гранит, а потом выходили, рассчитывая на зарплату «от ста тысяч и выше». «В фастфуд иди работай» — это была совсем не фигура речи. По подсчетам сайта Headhunter.ru, 72 % выпускников прошлого года работают не по специальности и недовольны своим местом. Чудовищная цифра. Виновата не только мода, но и то, что мы называем «проклятье родителей». Это когда взрослые пытаются профориентировать детей на основе собственного опыта прошлых лет. Мол, зубные техники всегда хорошо зарабатывали. Молодой человек учится, выходит с дипломом и узнает, что коронки давно уже вытачивает 3D‑принтер. Без взяток и очередей. Так что не надо мешать собственному ребенку, ведь это он — ваша гарантированная пенсия.
Было время, все хотели в «Газпром». А теперь отрасль сужается, денег становится меньше, конкуренция внутри компании выше. Отправишь туда ребенка, и он будет сидеть несколько лет на очень маленькой зарплате, делать тупые таблички в Excel и проклинать маму с папой. Тем временем его ровесники, которые пошли учиться в другие, новые отрасли, заработают свои первые миллионы.
Так было пятнадцать лет назад с интернетом. Молодые инженеры побросали конструкторские бюро, где была стабильность и какая-никакая зарплата, и ушли с головой в кодинг и программинг. Теперь они — миллиардеры. Когда отрасль развивается, она еще не формализована. Можно сделать карьеру, избежав войны с теми, кто десятилетиями прочно сидит на одном месте. Ты делаешь интереснейшую работу, меняешь мир и не вязнешь в корпоративных шестеренках.
Сейчас под угрозой все, чью работу можно автоматизировать. Даже люди с высшим образованием, например репортеры. Чтобы осветить события из горячей точки, проще отправить дрон — в худшем случае его сломают. Дрон бессмысленно брать в плен, его не будут пытать, он не погибнет, и никто не будет по нему плакать. А еще механизмы не болеют, не уходят в декретный отпуск и не требуют прибавки к зарплате. А главное, их можно без каких-либо затрат включать и отключать. Некоторые крупные компании уже закупают роботов, чтобы заменить ими кассиров в супермаркетах и консультантов в банках.
Не надо мешать собственному ребенку, ведь это он — ваша гарантированная пенсия.
Это не значит, что нужно отказываться от журналистики, юрфака или финансового образования. Но в устоявшихся нишах придется долго-долго ползти по карьерной лестнице, добиваясь хотя бы средней зарплаты. В новых, развивающихся областях пробиться и заработать приличные деньги гораздо проще. Например, в рамках юриспруденции есть незанятая ниша — отношения человека и механизма. Сейчас юристы заняты только делами «человек — человек», «человек — компания» и «человек — государство». Через три года курьеров заменят дроны. Возможен будет сюжет, когда ваш сосед заказал пиццу, прилетел дрон и разбил вам окно. С кем судиться? С дроном? С соседом? С пиццерией? С заводом, который сделал дрона? Специалистов для решения подобных вопросов уже ищут, а их нет. Или возьмем «интернет вещей». Вы купили «умный» холодильник, который каждую неделю сам заказывает продукты. Знает, что вам нужно семь йогуртов в неделю. Дрон их привозит, деньги автоматически списываются с карты. Вдруг кто‑то хакнул холодильник, и дрон привез вместо йогуртов семь кило черной икры и пару бутылок шампанского. Вы за это заплатили, не приходя в сознание. У кого будете требовать возврата денег? Эти вопросы возникнут уже в ближайшее время, а компетентных людей пока нет и в помине.
Школьникам и студентам младших курсов, которые приходят к нам на профориентацию, я сразу объясняю: «Ты окончишь университет, а мир уже будет другим. Бессмысленно слушать родителей и выбирать то, что было востребовано раньше. Тебе нужно то, что будет востребовано в будущем».
Информацию о профессиях ближайшего будущего — три, пять, семь лет — мы собирали совместно с Высшей школой экономики. Базу вузов и программ дополнительного образования сделали сами. Курс профориентации ведем онлайн, чтобы ребята из Воркуты не оказались в геозаложниках. Сначала дети заполняют разработанные нами тесты, которые никого не ссылают в библиотекари. Пишут эссе на тему «Кто я?». Затем подключаются наши консультанты и по скайпу обсуждают с ребенком, в чем он хорош, что ему нравится и как научиться радующим душу вещам. Попутно рассказывают, что такое робототехника, нейролингвистика, Data Science. И как будет развиваться, например, киберспорт. Консультантов мы выучили сами — отобрали умных из тех, кто раньше помогал отправлять детей учиться за границу. И из тех, кто что‑то понимает в профессиях будущего. Очень важно, что этим людям нет еще тридцати, поэтому детям проще общаться с ними, а не с сорокалетним психологом.
Понятно, что на рынке есть и другие курсы профориентирования, но мы — хедхантеры, а значит, знаем, кто нужен сейчас и кто понадобится в ближайшее время. Рядовые психологи, как правило, не следят за свежими трендами. Ко мне однажды пришла девочка — ей психолог сказала, что маркетолога из нее не выйдет, потому что она необщительная. Мы же рассказали, что маркетологи нынче вообще не про общение, а про цифры и аналитику. Общаться за них должны пиарщики. Девочка ушла счастливая.
К нам обращаются очень разные дети. Многих родители пытаются отправить куда‑то насильно — в таких семьях ребенок вообще забывает, что ему можно чего‑то хотеть. Написала нам мама, назовем ее Маргарита Михайловна, и привела сына Леву. Забитый мальчик во время первого скайп-сеанса молчал. На вопрос «Кем ты хочешь быть?» мама отвечала: «Мы хотим быть...» Пришлось вызвать Леву на отдельный разговор. Он вообще не знал, чего хочет. В четырнадцать лет у него не было ни свободы, ни привычки принимать решения. Он любит ботанику, но про Тимирязевскую академию мама слышать не хочет.
У Левы еврейские корни. Мы договорились, что во время программы знакомства с Израилем ему покажут вертикальные агрофермы. Мальчик вернулся с горящими глазами — он увидел воплощение своей мечты. Потом мы нашли в Краснодарском крае несколько компаний, которые готовы вкладываться в будущих сотрудников. Свели Леву с такой фирмой и договорились, что он поедет учиться на агротехника в Тель-Авивский университет. Если хорошо окончит первый курс, компания будет платить ему стипендию, и потом он пойдет туда работать. Все были счастливы, даже мама, которая успокоилась, что сын не будет месить сапогами грязь в Тимирязевке.
В зависимости от возможностей семьи мы подбираем разные варианты обучения. Но в основном советуем учиться в России — у нас все‑таки одно из лучших базовых образований. Да, профессиями будущего мало кто занимается, поэтому кроме факультета в Бауманке советуем еще и дополнительное образование — интернет-курсы на сайтах самых передовых вузов, например американских MIT или Caltech.
И не проблема, если в процессе профориентации ребенок передумает, взрослые тоже за жизнь меняют несколько карьер. Но мы уже научили его адаптироваться и — что в этом деле главное — учиться.
Фото: архив Tatler