Рената Литвинова — о смерти и женской дружбе

Репортаж со съемок фильма «Последняя сказка Риты».
Рената Литвинова — о  смерти и женской дружбе

Продюсер, сценарист, режиссер и актриса Рената Литвинова выпускает на экран фильм «Последняя сказка Риты». На съемочной площадке истории про неминуемую смерть Tatler застал бьющую ключом жизнь.

Эту обшарпанную пятиэтажку довольно сложно найти на Магистральных улицах – там все как одна обшарпанные. Но именно в этой квартире на цокольном этаже заканчивается свинцово- серый спальный район и начинаются цветные сны. В прихожей стоит телефонная будка, почти как из Лондона, но зеленая: ее забрали у Киры Муратовой, будка уже снималась однажды в «Мелодии для шарманки». Позади телефона-автомата – спальня: вытянутая, странная, с круглым столом и железной кроватью на ножках. Здесь доснимают титры «Последней сказки Риты», нового фильма Ренаты Литвиновой, в котором она сыграла одну из ролей.

Актеры ждут, рассевшись на стульчиках, пока три главные героини снимутся для Tatler. Актрисы группируются на крошечном пятачке вокруг будки. Рената, в шерстяном платье с голой спиной, на правах дирижера этого камерного оркестра, заходит в будку. Татьяна Друбич и Ольга Кузина встают рядом. Под ногами у них радостно путается коротконогая такса Павлик – реквизит, находящийся, впрочем, в личной собственности оператора.

Ольга Кузина стоит по струнке, как греческая статуя. Татьяна Друбич чуть утомленно облокачивается на будку. Рената курит, пуская белый фотогеничный дым. Фотограф Данил Головкин делает первый кадр.

«Подождите! – вдруг говорит Рената. – Мы кое-что забыли. У нас еще есть хорек».

Хорек мертв – это чучело. Он вместе с живым Павликом тоже снимался в фильме про Риту. Новеллу про трех подруг Рената написала давно, еще во ВГИКе. Впрочем, никакого жесткого первоисточника у фильма не было, все делалось скорее по мотивам. «Новелла – лишь повод, – говорит Рената. – Я могла бы взять любой рассказ, и все равно вырулила бы на этот сюжет. Просто в той новелле были женские роли, три подруги, одна из которых вдруг умирает. Но я, конечно, не социальный автор. Ненавижу бытовщину и злобу дня. В графе «жанр» всегда пишу «сказка».

Сказку снимали полтора года. «Это еще недолго, – объясняет Рената, – учитывая, что всю картину мы сделали практически вдвоем с Земфирой». Земфира – сопродюсер и автор музыки. И никаких продюсерских компаний с их вечными поисками спонсоров: все снято на личные средства режиссера. «Я пошла на крошечный бюджет в обмен на свободу личного безумия – не хотелось его контролировать. Я так устала, внимая окружающей нормальности, что у меня сорвало все краны, и я не желала их перекрывать».

Краны в ванной маленькой квартиры на одной из Магистральных, к счастью, не сорвутся: декорации сделаны качественно, а ведь эту квартиру оформляли только для того, чтобы снять титры. Для съемок сцен выбирали места более красивые – например, Дом-музей Алексея Толстого на Никитской. И, разумеется, красивых артисток.

Татьяну Друбич Рената знала еще со ВГИКа – снимала ее в своей студенческой работе, и, как утверждает, «давно примеривала на эту роль». А c Ольгой Кузиной познакомилась, посмотрев спектакль «Горе от ума» Олега Меньшикова – она играла там Софью. Ольга вспоминает, что Меньшиков взял ее на роль после того, как ему принесли две фотографии, и он не поверил, что на них один и тот же человек. «Так что я не заложница одного амплуа, – смеется Ольга. – У меня, как это говорят, «лысое лицо» – рисуй что хочешь». Она играет Риту – ту, что умирает в конце. «Конечно, я боюсь смерти. Но если требует искусство – умру на сцене или на площадке. В театре я играла смерть много раз. И ничего не случилось, как видите». Ольга Кузина – театральная актриса, работает в театре у Армена Джигарханяна. Татьяне Друбич приходится иметь дело со смертью чаще: в прошлом врач, она активно занимается хосписом для неизлечимых онкологических больных – собирает деньги на то, чтобы люди провели последние дни жизни без боли.

Роль Друбич – непутевая подруга, и Татьяна характеризует свою героиню очень складно: «Я играю потерю. Эта женщина теряет практически все: мужа, подругу, себя. Персонаж полностью придуман Ренатой, никакого соавторства, но я вот как его поняла: бывает время в жизни женщины, когда начинаются утраты. Идут и идут по кругу: всего, к чему поворачиваешься, нет. Бездна открывается». «Меня не случайно тянет к этим актрисам, – говорит Литвинова. – Они такие небытовые, безумицы, а рыбак рыбака видит издалека. По сценарию некое мифологическое существо охотится за красивыми душами. Так вот Оля и Таня – красивые души. Их красота – в способности любить».

Три женщины на одной площадке – три разные ноты, того и гляди случится диссонанс. «Мне не нравится кольцо, – говорит Друбич, отдавая огромный перстень Кузиной, – в жизни я такое не ношу». Ольга недовольна своей прической на фотографии для Tatler: «Кажется, как будто я в шапке». Ренате, как режиссеру и этого маленького съемочного действа, приходится быть терпеливой: не курящая в жизни, она смолит в будке одну за другой, с дымом красивее.

Играя подружек, все три на самом деле едва представляют, что такое «подружка» вне пределов дубля. Кузина говорит, что все ее подруги остались в Питере, откуда она приехала в кинематографическую столицу России, а с годами заводить друзей труднее.

Друбич тоже признается в том, что у нее нет подружек, и вслед за ней Рената: «Я уже давно решила, что жертвую дружбой, и все свое время, если оно выкраивается, посвящаю любимым людям. Мне не хватает времени на любимых и на одиночество. Я остаюсь одна ночью, когда все засыпают – а я просыпаюсь, и наслаждаюсь жизнью, просто сидя на кухне на диване».

Желанное одиночество наступает почти сразу – фотограф хочет снять Ренату отдельно. Местом действия остается все та же насквозь прокуренная будка, в которой уже невозможно находиться, но Рената не обращает на это внимания. Помощница Аня спешит сделать доброе дело: в отсутствие места для стула засовывет в будку ведро: «Отдохните!». «Маленький сортир получается», – радуется Литвинова и просит вместо ведра поставить хотя бы кофр.

Я спрашиваю Ренату, что бы она сделала, если бы так же, как героиня ее фильма Рита, знала, что умрет. «Ну это было бы большое счастье и уважение лично ко мне, если бы смерть предупредила меня и я бы успела подготовиться. Я бы нашла, чем заняться в эти три дня. А впереди бы меня ждало новое увлекательное путешествие уже вне наших земных делишек». Прошу ее назвать любимый образ смерти в кино – вспоминает Орфея Жана Кокто. «Там Смерть влюбляется в поэта. У нее хороший вкус. Если влюбиться, то только в гения поэта». Понимаю, что смерть в Ренатином фильме будет совсем не страшная, напротив – романтичная и таинственная, как в сказках Андерсена.

В разгар беседы о смерти на пятачок вторгается жизнь: дрессировщики вручают Ренате на сей раз вполне живого хорька, которого привезли на съемки титров. Таксу Павлика во избежание нежелательного знакомства предусмотрительно отводят в сторону. Хорек шустро карабкается Ренате на спину, она стоически выдерживает его безумные пируэты. Чучело хорька сверкает глазами из угла – жизнь и смерть всегда где-то рядом. «Это еще что, – говорит Ольга, – у нас на съемках и не такое творилось. Пепельница однажды лопнула прямо в кадре: мы завалили ее всю горящими окурками, и наконец-то она взорвалась».

Литвиновой как-то очень быстро удается препарировать любую реальность в сказочную – как бытовую, так и кинематографическую. Не удивительно, что актрисы говорят, что работа с Ренатой была праздником – пусть и в отсутствие других праздников, поскольку смены длились по двадцать четыре часа. Отдирая пахучего хорька от оцарапанной спины, Рената появляется из задымленной будки и даже не кашляет: похоже, у нашей сказки будет хороший конец.

Время снимать титры: Рената снова садится в кадр. Одна сказка закончилась только потому, что должна начаться другая.

Фото: Данил Головкин