Прошлым летом Микаэла Джилберт-Лури, второкурсница Пенсильванского университета, разместила на женском (с уклоном в феминизм) сайте xoJane.com пост о том, что у нее было «что-то с одним преподавателем английского в некой школе». Ни имен, ни адресов. Учитель сказал: «Ты мне нравишься и дотронулся до ее коленки. Она пожаловалась директрисе, та обязала учителя пройти курс психотерапии. На скандал не тянет, правда? Но за пару дней заметку перепостили друг другу все выпускницы школы Мальборо в Хэнкок-парке (Лос- Анджелес), которая с 1889 года учит жить девочек из лучших семей Калифорнии. В классных журналах — фамилии Спилберг, Голдвин (кинокомпания Metro- Goldwyn-Mayer), Блумингдейл (универмаги Bloomingdale’s). У девушек сомнений не было: речь идет о сорокасемилетнем докторе Джозефе Коттерсе, бывшем заведующем кафедрой английского языка.
Восемь барышень связались с Микаэлой в фейсбуке — им тоже было что вспомнить. По их рассказам, Коттерс действовал по стандартной схеме: восхищался проницательностью ученицы и ее глубоким пониманием человеческой натуры, стравливал девочек между собой в соперничестве за его благосклонность, жаловался на жену (уважаемого гинеколога с практикой в Санта-Монике) и детей, подыскивал повод встретиться с глазу на глаз, потом клал руку на колено, а дальше — как пойдет.
На фотографии из школьного альбома — невзрачный светловолосый одутловатый гражданин, похожий на комика средней ценовой категории. Но харизма у него, судя по всему, богатая. Склочный BuzzFeed тоже написал про эту историю: школа Мальборо — для богатых и знаменитых, и двадцатимиллионной аудитории сайта всегда приятно почитать гадости про место, куда ее не пускают. Затем вышла статья в Los Angeles Times. Родители нынешних учениц Мальборо, подростковые годы которых пришлись в основном на 1970-е и 1980-е, среагировали не особенно бурно. «Ну и что такого? — сказал один из них. — Это же шестнадцатилетние девицы. Они всегда кокетничают и все драматизируют».
Но роскошный промискуитет прошлого сейчас неактуален, и сексуальное домогательство можно превратить в очень серьезные неприятности. Стоит только захотеть. Попечительский совет школы учредил «специальную комиссию по расследованию». Пятерым ее членам надлежало во всем разобраться и решить проблему.
Однако все пошло как-то странно. Комиссия выявила «признаки ненадлежащего поведения Джо Коттерса», но возложила вину на Барбару Вагнер — директора, возглавлявшего школу двадцать шесть лет. В ходе разбирательства выявились и другие истории, одна — совсем драматичная, но ко- миссия на тот момент решила обойтись без подробностей. Тем более что скандал рос и без этого: зазвучали обвинения в сокрытии неблаговидных поступков и угрозы отказать школе в благотворительных взносах. «Полились потоки слез. Я такой бури в жизни не видел», — говорит восьмидесятипятилетний инвестор Дж. П. Герин, принадлежащий к семье, которая наряду c Бутами (владельцами газеты Los Angeles Times) оказывает школе самую щедрую спонсорскую поддержку.
Барбара Вагнер — действительно суперженщина. Под ее руководством школа стала одной из лучших в стране. Тридцать семь процентов выпускниц прошлого года поступили в колледжи, входящие в Лигу плюща, или в Стэнфорд; по результатам экзамена SAT (стандартизированный тест для поступления в университеты США) школа занимает шестое место. Вагнер просто сногсшибательна — безукоризненно вежлива, всегда на высшем уровне, неустанно поддерживает пятьсот тридцать своих подопечных (учениц с седьмого по двенадцатый класс), может остановить любую из них в холле, расспросить, не нужно ли ей чего-нибудь, и позвонит вам на край света, чтобы сообщить, что освободилось место за тридцать пять тысяч долларов в год и подошла очередь из листа ожидания. Родители, с которыми я разговаривала, сравнивают ее с Хиллари Клинтон: «помесь директора компании из рейтинга Fortune и заботливой мамочки с чертами далай-ламы». Ее главная педагогическая идея — научить девочек верить в свои силы. И да, она всегда разрешала им общаться с преподавателями один на один.
Однако случается, что общение выходит за рамки. Микаэла Джилберт-Лури обратилась с Коттерсу еще в 2011 году — отправила ему мейл с просьбой дать интервью для школьной газеты. «Это свидание», — ответил он своей ученице. В письмах, которые оказались в распоряжении BuzzFeed, он писал Микаэле, чтобы она готовилась к «уклончивым, ни к чему не обязывающим ответам, провоцирующим подаркам, соблазну пуститься в весьма сомнительные авантюры».
«Я журналист, — написала она в ответ. — Я к этому всегда готова». — «Ах... ведь это может быть довольно необычно... довольно впечатляюще... предвкушение само по себе искушение».
В одну из встреч он, по рассказам девушки, положил ей руку на колено. И, хотя ей стало не по себе, эпистолярный обмен закрутился с новой силой. Микаэла писала, что в его присутствии «теряет дар речи», рассуждала о том, что «время, ну и, может быть, что-то еще помогут мне перестать вас стесняться». Он отвечал: «Это непостижимое «что-то еще» витает в воздухе». В следующую встречу он сказал ей, что обычно умеет устанавливать границы, но с ней у него это не получается. Возможно, его свела с ума ее короткая форменная юбка. Встревожившись, девочка написала, что, может быть, когда-нибудь потом они станут друзьями, но в данный момент она хотела бы сосредоточиться на учебе. «Ох. ОК», — пришел ей ответ. Но все было совсем не ОК. Микаэла рассказывает, что Коттерс взбесился: как-то выгнал ее из класса, отпускал шуточки вроде «Ни за что ты не получила бы хорошую оценку, если бы не твои красивые глаза». Коттерс из объекта девичьей влюбленности превратился в прямую и явную угрозу.
Нажаловаться в учительскую она побоялась — было стыдно, ведь она сама все это затеяла. Но брат уговорил ее показать мейлы родителям. Мама Лесли Джилберт-Лури — писательница и филантроп, папа Клифф — юрист в сфере шоу-бизнеса, представлявший в том числе Сандру Баллок. Родители направили интим-переписку завучу старших классов. Вскоре Вагнер пригласила Микаэлу и ее родителей на беседу. «Она, казалось, отнеслась к ситуации серьезно, — вспоминает Лесли. — Что-то записывала. Сказала, что свяжется с нами». Джилберт-Лури спросили, были ли прежде жалобы на Коттерса. Вагнер ответила, что нет, не было.
В этот раз она все довела до сведения Джона Эмерсона, председателя попечительского совета школы и активиста кампании Обамы. Эмерсон был руководителем предвыборного штаба Билла Клинтона в Калифорнии в 1992 году и очень хорошо понимал, насколько опасны обвинения в сексуальных домогательствах. Он сказал Барбаре, что другим членам попечительского совета ничего сообщать не стоит, проблему лучше разрешить без шума и крови. Даже Коттерса решили не увольнять. Просто сместили с должности заведующего кафедрой и велели пройти курс психотерапии для людей, которые интересуются сексом больше, чем положено. Общаться с Микаэлой ему запретили, девушку перевели к другому учителю английского.
Но Коттерс не угомонился — он приходил в класс Микаэлы и подолгу на нее смотрел. Мама девочки рассказывает: «Я пошла к директору школы и сказала, что моя дочь чувствует себя в этой ситуации крайне неуютно. Я спросила Барбару: «Сколько раз вы обсуждали сложившуюся ситуацию с Коттерсом?» Она ответила: «Несколько раз». — «А с Микаэлой?» Она замялась: «Точно не помню». Я сказала: «Вот почему Микаэле кажется, что в этой ситуации до нее никому нет дела». У нас было ощущение, что душевный комфорт этого мужика значил для школы гораздо больше, чем психологическое состояние нашего ребенка».
Коттерс проработал до 2013 года, а потом ему дали возможность тихо перейти в частную школу Polytechnic в Пасадене. Как директор директору Барбара сообщила их руководителю, что история с Микаэлой — единичный случай.
Ближе к лету попечительский совет школы Мальборо устроил огромное разбирательство — с самыми высокопоставленными судьями и юристами, которым не все равно, в чьи лапы они сдают своих дочерей и что там, за забором, происходит. Из полиции запроса не было — это был внутрисемейный разбор полетов, который продолжался пять месяцев. Восьмистраничный отчет содержал формулировку: «Только учреждения, в которых регулярно осуществляется анализ собственной работы, могут делать выводы и самосовершенствоваться». После чего было объявлено, что Барбара Вагнер «подала прошение об отставке с 30 июня 2015 года», а совет отставку принял. Всем было ясно: причиной ухода директора стала история с Микаэлой и то, что Вагнер не связала этот случай с аналогичной жалобой, поданной в 2005 году. Что все-таки произошло тогда, вспоминать и тем более обсуждать не стали.
Отставка Барбары Вагнер — событие для Лос-Анджелеса сверхъестественное. Посыпались возмущенные письма от родителей, от выпускниц разных лет, от бывших членов совета — все в жанре «моральное падение попечительского совета покрывает школу Мальборо позором». В общем, они решили, что совет переложил всю ответственность на Барбару, а сам как бы молодец. Недавняя выпускница, отправившая школе пожертвование в размере семидесяти пяти тысяч долларов, говорит, что сильно сомневалась, не отдать ли эти деньги кому-нибудь другому: «Знаете, в чем тут настоящий секс-скандал, по моему мнению? В том, что попечительский совет Мальборо просто ... нас всех».
Она права: хватание за коленку Микаэлы на большой скандал не тянет. Но в 2005 году был другой, однако про него в городе, где все друг другу родственники, друзья и бизнес-партнеры, говорить не хотелось: дело тянуло на уголовное. Нигде на восьми страницах доклада не упоминается о еще одной девочке, с которой у Коттерса, выражаясь юридическим языком, был «неподобающий физический контакт». По словам Холли (будем называть ее так), этот «неподобающий физический контакт» представлял собой полноценные сексуальные отношения, в результате которых несовершеннолетняя девочка забеременела.
Холли не афишировала свой роман более десяти лет. Но, прочитав пост Микаэлы, решила, что ее злость сильнее стыда и настало время рассказать про Коттерса действительно гадкую историю. Все, рассказывает она, происходило постепенно. Ей было шестнадцать. Она билась над докладом по «Гамлету», и преподаватель предложил индивидуальную консультацию. За первой встречей последовала вторая, потом еще. Однажды, когда они сидели на лужайке, влюбленный шекспировед перевел их отношения на новый, такой волнующий уровень. Как? Положил руку ей на колено. Ну да, он не большой оригинал, действует по схеме, но много ли девочкам нужно? «С ним я чувствовала себя самой умной, самой веселой, самой красивой на свете», — рассказывает Холли. Мы обедаем неподалеку от ее офиса. Она держится холодно и замкнуто, нервничает. Во время весеннего семестра, вспоминает она, Коттерс пригласил ее домой, пока его жена была на работе. Вскоре свидания перешли на регулярную основу. Она ужасно боялась, что их застукают, но он учил ее, как действовать, чтобы не попасться, убеждал, что все дело в «проклятом обществе, проклятых социальных нормах». Их отношения — это «нечто особенное, и они как личности имеют на них полное право». «Я была как в песне Sign Me Up, которую в церкви поют, — вспоминает Холли. — Он внушил мне, что для нас быть вместе — это словно добровольно отгородиться от всего мира».
Но пришел день, когда все изменилось. Холли уже училась в старшем классе. У нее случилась задержка. Тест подтвердил, что да, она беременна. Логично было пойти к любовнику и сообщить новость. «Помню, как сидела в его доме на нижней ступеньке лестницы. Меня трясло». Ее и сейчас трясет, когда она об этом говорит. Преподаватель хранил академическую выдержку. Сказал, что все уладит, найдет хорошее место, где сделают аборт. «За какой-то час из спокойной, уверенной в себе женщины я превратилась в ребенка. В голове крутилось: «Черт. Я с ума сошла. Сама вырыла себе могилу». Никогда не чувствовала себя такой маленькой». На третьем месяце беременности у нее случился выкидыш.
Ни о беременности, ни о выкидыше Холли никому, кроме Коттерса, не сказала. «Я считала, что сама во всем виновата, — объясняет она. — Если бы я кому-то нажаловалась, последствия были бы невыносимыми». Она была тогда несовершеннолетней (в Калифорнии «возраст согласия» — восемнадцать лет). Школьная любовь не помешала ей поступить в колледж, но все это происходило на фоне «ненависти к самой себе и совершенно саморазрушительного настроя». Она двигалась вперед, к профессиональному успеху, при этом на все ее эмоции в течение десяти лет влиял только Коттерс и неслучившийся ребенок. «То, что я способна похоронить нечто настолько значимое, приводит меня в ужас». Но это был ее роман со взрослым женатым человеком, ее выкидыш, ее уникальная история, ее чувство вины. Пост Микаэлы разрушил всю пирамиду. Еще в 2009 году, когда поползли слухи об отношениях Коттерса с какой-то другой девочкой, Холли послала ему мейл. Он ответил. Все отрицал. «Ничего подобного... И близко нет... Я даже немного польщен, что про старого толстого чувака такое болтают». В 2014 году, когда историю Микаэлы просклоняли во всех возможных лицах и числах, Холли снова написала ему: «Я поняла, что ты лгал». Он ответил: «Сплошное вранье». Холли связалась с Микаэлой (прежде они не были знакомы) и рассказала ей, что с Коттерсом все обстоит гораздо хуже, чем та думает. Микаэла ответила, что она в курсе, и поведала о других девушках, которые к тому моменту ей уже написали. Реакция Холли: «Меня просто наизнанку выворачивает! Черт возьми, так я одна из многих! Это безумие. Получается, что я была его жертвой, я ни в чем не виновата... Они же еще совсем дети. Надо что-то делать». Они с Микаэлой отправились к директору школы Polytechnic и рассказали про их нового преподавателя английского языка. Тот пообещал обратиться в полицию. В тот же деть Коттерс был уволен.
Холли намерена мстить по полной. Она отправила Барбаре Вагнер письмо, в котором описала все, что произошло между ней и Коттерсом, обвинила Мальборо в том, что школа не смогла защитить Микаэлу и других: «Я с ужасом читаю обо всем этом — о том, сколько девочек пострадали из-за Коттерса, как неохотно школа шла на то, чтобы дать им высказаться, и самое страшное — как администрация до последнего не признавала, что у них работает извращенец. Мальборо позволила ему сохранить карьеру и репутацию — никто слова не сказал, когда он перешел в другую школу». Коттерс от комментариев отказался.
Себя Холли тоже ругает: «Я, наверное, никогда себе не прощу, что из-за своего молчания стала соучастницей, позволила этой дряни развлекаться. В Мальборо меня учили не склонять головы, высказывать свое мнение, отстаивать справедливость, быть моральным лидером — и ничему этому я так и не научилась. Но больше я молчать не буду».
Вагнер позвонила Холли и стала уговаривать обратиться в полицию. Холли это сделала и наняла Дэвида М. Ринга, одного из лучших в Калифорнии адвокатов, специализирующихся на преступлениях на сексуальной почве. «У меня стойкое ощущение, будто в школе никого не интересует, что она может сообщить по этому поводу, — говорит тяжеловооруженный и решительно настроенный Ринг. — Администрация надеется, что Холли угомонится, все как-нибудь само собой утихнет и учебный процесс потечет по-старому». Мальборо — нежно опекаемая лос-анджелесским финансовым лобби оранжерея, где выращивают самых завидных невест, — всегда получала щедрые пожертвования, но поток средств вдруг обмелел. Звонить и просить денег на новые канделябры в зал для танцев и других вполне себе буржуазных развлечений, в которых сейчас всем мерещится эротический подтекст, становится все труднее — патроны жертвуют, но по чуть-чуть, просто чтобы сохранить отношения.
Бывший директор Барбара Вагнер пребывает в жутком состоянии — ее репутация (а в Лос-Анджелесе все строится на связях и реноме) в шестьдесят два года полностью уничтожена. Найти нового сильного директора в школу очень трудно — и не потому, что люди в ужасе бегут при одной мысли о том, что в этом доме у кого-то был секс. Кандидаты интересуются, почему попечительский совет так легко «слил» предыдущего директора, а не защищал Барбару Вагнер до последнего. С какой стати они будут доверять карьеру людям, на которых нельзя положиться?
Но школу не закроют. Ей сто двадцать шесть лет, а преппи (американская арис- тократия так называется именно потому, что ее поколениями воспитывают и готовят к колледжам в частных preparatory schools, и Marlborough School — одна из них. — Прим. «Татлера») свои бастионы так просто не сдают. Другое дело, что времена меняются, и секс становится очень опасной темой. Даже для преппи, которые привыкли жить ярко. Как лучший из них — Джон Кеннеди. Убили его, кстати, не за это.
P.S. В феврале начался судебный процесс, доктору Джозефу Коттерсу (ему сейчас сорок семь) грозит пять лет тюрьмы. Он свою вину отрицает. Пока что вер- ховный судья Лос-Анджелеса велел ему держаться от Холли на расстоянии как минимум ста метров.
Фото: Архив Tatler