Нора Арнезедер снимается для Tatler в саду парижского отеля Shangri-La, изображая садовницу. Делает она это так залихватски, что на месте директора я бы ее немедленно уволил. Такой дай метлу — она на ней полетит! В прошлый раз мы с Норой болтали глубокой осенью. Это было как раз перед тем, как она предстала на экранах в роли национальной героини — прекрасной авантюристки Анжелики де Сансе де Монтелу из многотомного и довольно занудного романа Сержа и Анн Голон.
До этого Анжелика прочно принадлежала актрисе Мишель Мерсье, сыгравшей ее в пяти фильмах Бернара Бордери. Но потом, когда режиссер Ариэль Зейтун решил снять новую «Маркизу ангелов», Анжелика превратилась в переходящее знамя, которое и попало в руки Норы.
Анжелика — лучшее, что может дать самая красивая девушка Франции. Мы тогда час обсуждали с Норой все опасности, которые грозят исполнительнице этой судьбоносной роли, сделавшей карьеру Мишель Мерсье, но испортившей ей жизнь. Кого бы с тех пор она ни играла, куда бы ни приезжала — хоть в Канны, хоть в Краснодар, — всюду была никакой не Мерсье, а только Анжеликой, и чем старше становилась, тем комичнее в этой роли выглядела.
Смысл Нориных возражений был примерно таков: «Если думать о плохом, то и выйдет плохое. Я не знаю Мишель Мерсье, ее историю как актрисы и ее историю как женщины — может, мы совсем разные». Как опытная фаталистка, она рассказала мне, что ее вступление в роль было ознаменовано важными знаками, посланиями судьбы. И послания эти были исключительно ободряющими. В самолете, в котором она отправлялась на съемки в Чехию, стюардессу, очень близкую по служебным обстоятельствам к ангелам, звали именно Анжелика. Это раз. А два — в первый же день съемок она нашла в кармане теплой куртки, которую ей выдали на площадке, бумажку с именем Анжелика и номером телефона. «Позвонили в итоге?» — «Нет, так и не решилась. Да и телефона этого не помню».
Нора тогда категорически отказалась бояться, не боится и сейчас, хотя и не обманывает себя: «Ничего хорошего от этой профессии не жду. Я видела актрис, которые были прекрасны, а потом старели и слышали от окружающих обидные и несправедливые слова». Это не мешает ей гордиться своей работой в «Маркизе ангелов». Прежде всего она превозмогла проблемы напыщенного французского, которым объясняется ее героиня. Как девушка, пожившая в самых разных странах, она чувствительна к языкам и любит похвастаться родословной: «Я — француженка, мама — египтянка, папа — австриец, и у него ужасный акцент. Иногда очень забавно оказаться в стихии другого языка, как это происходит со мной в Америке».
Она надевала тяжелые платья XVII века, и не только надевала, но и активно участвовала в их выборе: «В момент примерки костюма, если я чувствовала, что мне совсем неудобно или уж слишком удобно, как в джинсах и кроссовках, в которых обычно хожу, когда не на красной дорожке, я говорила костюмерам: «Стоп! Это не Анжелика». Шнуровки сжимали грудь, было очень тяжело. Мне сказали: «Вы привыкнете!» — но, честно говоря, я так и не привыкла. Не понимаю, как они это носили. Вечером мне нестерпимо хотелось снять корсет. Чуть до синяков не доходило».
Ей даже пришлось нырять в Сену. Было очень противно, по набережной шмыгали крысы, вода воняла дерьмом, но надо было! «Я поняла: если этого не сделаю — я не Анжелика!» Однажды она приехала прямо в сценическом костюме, в лохмотьях и крови, в свой отель и с удовольствием вспоминает, как смотрели на нее люди. Наверное, так, как смотрели бы когда-то парижане на настоящую Анжелику — если бы она существовала.
Вот что забавно, кстати. Для Норы ее героиня — реальная фигура, почти Жанна д’Арк, а голоновская нескончаемая сага — как «Ромео и Джульетта», большая классика с библиотечной полки, что, конечно, удивляет тех, у кого на глазах она появилась. Книгу написали только в 1957 году, фильм сняли в 1964-м, ну а в России он появился и того позже.
Плюс в этом только один — Анн Голон еще жива. Я знаю, что она очень надеялась на новый фильм. Во-первых, потому что старый сценарий она не любила, а во-вторых, думаю, что в девяносто лет авторские еще слаще. И конечно, Нора довольна тем, что Анн понравилась ее Анжелика. Она, как и Жерар Ланвен, сыгравший мужа, рокового де Пейрака, считает это высшей похвалой — кто лучше автора может оценить настоящую героиню?
Сейчас, после выхода фильма, ее продолжают называть Анжеликой — всяко легче, чем коверкать сложную фамилию, — но, похоже, главное проклятие ее миновало. Все-таки теперь опаснее сыграть Гермиону в «Гарри Поттере», чем главную роль в «Анжелике». Даже ее партнер по фильму «Маньяк» Элайджа
Вуд не остался на всю жизнь хоббитом Фродо, а может в свое удовольствие побыть в компании Норы серийным убийцей.
Кстати, как и его друг по «Братству кольца», эльфийский принц Леголас (он же Орландо Блум), с которым Нору однажды застукали в лос-анджелесском баре The Roger Room. Там парочка два часа мило болтала наедине, не сводя друг с друга глаз, а потом оседлала мотоцикл Ducati и отбыла в неизвестном направлении, провожаемая завистливыми фотокамерами орков из Daily Mail.
Наверное, это всего лишь свидание. Говорили исключительно о судьбах кинематографа. Но как не вспомнить ответ Норы на вопрос из интервью американскому Esquire: «Сколько раз надо сходить на свидание перед тем, как переспать?» — «Зависит от свидания!»
Мне хочется узнать, такие же у Орландо острые уши, как у Леголаса в фильме, но сдерживаюсь и спрашиваю в том смысле, что как оно там вообще? «У меня пауза в жизни. Я отдыхаю от съемок и любовей», — томно отвечает Нора. Она только что отметила свое двадцатипятилетие и, как и все юные девушки, глубоко разочарована в жизни. Иногда она смотрит в будущее с настоящей тоской. Впереди что? Тридцатилетие. Старость, угасание, о какой любви может идти речь?
Чем она сейчас занимается? Готовит фильм со своей старшей подругой, актрисой Милен Жампаной. «О чем?» — «Не могу рассказывать, это пока тайна». – «Когда вы рассчитываете приступить к съемкам?» — «Тайна». Готовит к выходу свой альбом, она же певица и поэт. «Я смешиваю в нем все музыкальные стили». — «А когда он выйдет?» — «Не могу рассказывать, это тайна. Выйдет тогда, когда я буду им удовлетворена на сто процентов».
Впрочем, ее личные планы всегда были связаны с профессиональными. Так было с режиссером Кристофом Барратье, у которого она снималась в «Париж! Париж!», он же Faubourg 36, в роли Милашки (она же Douce – боже мой, кто у нас только переводит фильмы?). За Милашку-Дус она отхватила в 2009-м «Самую многообещающую молодую актрису Франции», а ее песню из картины «Вдали от Панамы» выдвигали на «Оскара».
Нора получила эту роль не без приключений. Сначала ей жестко сказали, что она слишком молода. Но сжалились и дали шанс. Прислали песни. Нора, к ужасу соседей, две недели распевала их по несколько часов в день. Потом она пришла на пробы и исполнила одну песню, другую, не имея при этом ни малейшего представления, что за роль ей светит. После этого ей тут же прислали сценарий и велели учить слова: «И я вижу, что моя героиня повсюду, почти на каждой странице, и что у меня главная женская роль».
Надо сказать, что Кристоф Барратье тут же доверил ей и главную женскую роль в своей жизни. Ему было тогда сорок четыре, Норе — девятнадцать, но уже тогда она выглядела настоящей зрелой красоткой тридцатых, надо было только надеть платье подлиннее и завить светлые волосы (в жизни они прямые). У нее прелестное тело по старой французской моде, от которого мужчины должны сходить с ума. И судим мы об этом не по постельным сценам из «Анжелики» — тут как раз могло сказаться искусство оператора, — а все по тем же шпионским съемкам. Однажды на нудистском пляже на Форментере ее подловили c итальянцем Мануэле Маленотти (вообще-то он владеет знаменитой маркой мотоциклетной одежды, но здесь был лишь в плавках, чудом зацепившихся много ниже талии), и на этих фото можно было всласть полюбоваться ее грудью и бедрами. Так что Барратье надо понять и одобрить. Нельзя одобрить то, что они расстались весной 2009 года и неблагодарный утешился с русской парижанкой Анной Щербининой, а на премьеру «Анжелики» и вовсе явился (растолстевшим, мохнатым, с черными кудрями и седой щетинистой бородой) под руку с балканской брюнеткой Гвендолин Дойчевой, — нет, наша светлая Нора получше будет. «Каждый мужчина в моей жизни помогал мне расти, — осторожно объясняет Нора. — Я думаю, что мы создаем себя благодаря любви».
У нее прелестная манера беседовать, лучезарная улыбка и привычка облизнуть губы, перед тем как ответить. А еще она поднимает глаза, как на экзамене, и смотрит в пространство, словно читает ответ по шпаргалке. В общем, она настоящая Douce, но когда начинает говорить, удивляешься снова. У Норы уверенный, даже жесткий голос и умение не соглашаться с собеседником, если не хочется. Не танец, а поединок. Тут вспоминаешь о ее любимых видах спорта: она занимается йогой и боксом. То есть расслабленна и спокойна, но всегда готова к возражению на короткой дистанции хуком левой в корпус. Когда я спрашиваю, может ли себе позволить актриса явиться после тренировки на репетицию со следами занятий под глазом, она говорит: «Да нет, у меня хороший тренер — он по лицу не бьет». Бьет ли его по лицу она, остается за кадром.
Арнезедер хорошо рассуждает. Например, рассказывая о съемках в комедии «Круиз», удивилась предположению, что комическая актриса должна непременно стараться вызвать смех: «Комизм — в ситуации, а мой персонаж должен быть всего лишь искренним — только так можно насмешить людей». Говоря о мужчинах, объясняет как дважды два: «Если вы хотите завоевать женщину, не давите на нее, смиритесь с ее недостатками, даже полюбите их». Дивный совет, но кто бы его дал женщинам. В общем, Нора — прекрасный психолог, тут ее многому научили семья и школа.
Она родилась в Париже, очень быстро переехала с родителями на юг в Экс-ан-Прованс, потом целый год провела с ними на Бали. В двенадцать лет попала в школу, где никто не говорил по-французски и никто ею не интересовался. Пригласила одноклассников на день рождения — никто не пришел. С учителями она была в вечных контрах — слушаться могла только тех, кто ей нравился. Ну а родители ей в этом всячески потакали.
Родители — всем бы таких. Отец Вольфганг сбежал из своего австрийского дома в восемнадцать лет, отправился в Индию с одним рюкзаком за плечами и провел там десять лет. Нора уверяет, что в английском у него до сих пор индийский акцент. Мать Норы Пьера ему под стать — они познакомились на Бали, когда она вернулась на остров, чтобы снова выйти замуж за своего первого мужа. Но вышла сразу за второго.
У Норы есть младшая сестра Леа — чтобы лучше помнить друг друга, они вытатуировали имена на предплечье. Леа жила в Нью-Йорке, училась театральному мастерству, теперь вернулась поближе к сестре, в парижскую Панаму. Она актриса, ну и художница заодно.
Я спрашиваю, что делают ее родители. «У отца предприятие по переработке пластика. А мама раскладывает карты Таро», — отвечает Нора. Мама ей гадает. Нора все знает про свое будущее, только никому не говорит. Потому что свято верит в судьбу.
«Если меня не держит работа, я не могу долго оставаться на одном месте: я страшная непоседа», — говорит Нора. Новая Анжелика ей не грозит: «Это была замечательная авантюра, но одной серии хватит». А пока что она берет реванш за свои школьные травмы, сыграв в новом фильме «Сынок» первую красавицу колледжа, любви которой добиваются все и, конечно же, главный герой. В связи с этим она с удовольствием вспоминает слова Лин Рено, с которой снималась в «Круизе»: «Она мне сказала вот что: «В юности я была очень красивой, но не знала об этом. Я так жалею, что мало этим пользовалась!»
Фото: Simon Emmett