Мой самый любимый грех: портрет светского сноба новой формации

Копить мили — моветон. Ходить в Gucci — непристойно (пристойно в майке с надписью «Я — тварь»). «Татлер» пишет портрет типичного сноба. Мы и сами такие. На том и стоим.
Что такое снобизм и как определить сноба в современном обществе

Как большинство односложных слов, «сноб» имеет тьму тьмущую значений. «Ученик сапожника» в Англии конца XVIII века благодаря чувству юмора Уильяма Теккерея превратился в человека, который высокомерно смотрит на людей низшего сословия. Зато наверх он глядит с восторгом. Библия этого дела — «Книга снобов, написанная одним из них», затерявшаяся в тени «Ярмарки тщеславия». Буржуазия, по-обезьяньи перенимавшая манеры аристократии (во Франции этот процесс в 1670 году зафиксировал Мольер «Мещанином во дворянстве»), давала неиссякаемую фактуру для горестных размышлений о том, как слаб человек, как легко покупается на ветошь чужого маскарада. Это значение слова «сноб» с тех пор никуда не делось.

А вот понятие «снобизм» не стояло на месте. У Куприна героиня «познала первоначальные соблазны уродливой однополой любви, которой предавались по распущенности и из-за снобизма юноши и девушки всех благородных учебных заведений». Доля преувеличения в этом смелом утверждении не так уж велика: «назло» способно объяснить многие человеческие поступки.

Сейчас в Москве «сноб» может с равной долей вероятности оказаться и ругательством, и выражением искреннего восторга. Тут следует отдать должное одноименному журналу. Когда это нестабильное детище Михаила Прохорова появилось на свет, самой осторожной реакцией со стороны богемы (самой снобской соцгруппы, самой недемократичной) было вот что: «Отличное название для провинциальной парикмахерской!» Однако журналу и проекту в целом удалось собрать вокруг себя думающих людей и провести много мероприятий «для своих». Четыре веселые буквы больше не кажутся таким уж чудовищным прегрешением. Современное общество — оно же про гибкость, только про нее.

Нынче, когда нравы упали окончательно (так и слышу Татьяну Никитичну Толстую, вопрошающую: «Интересно знать, с какой такой высоты?»), чертовски важно различать снобизм, в самых разных его значениях, и обычное хамство. Для стратегии светского общения это важно, поскольку разница на самом деле невелика.

Хотя иногда за снобизм можно принять, не подумав хорошенько, то, что по форме очень на него похоже, но по сути — совершенно иное. «Иногда безденежье доходило до такой степени, что мы не могли позволить себе купить «Жигули», — пишет в воспоминаниях Белла Ахмадулина, имея в виду не пиво, а автомобиль. Это, конечно, мощное высказывание: большая часть страны тогда не могла наскрести даже на пиво. Но надо знать образ мыслей поэтессы, которая была в смысле быта совершенно не от мира сего. Вряд ли она стала бы таким изощренным способом подчеркивать, что не нищая. Писала как слышала, слышала как дышала. По заветам Булата Окуджавы, который, кстати сказать, в тот раз и разрешил проблему с автомобилем, выдав Белле и Боре необходимую сумму.

Снобизм, как и все прочие -измы, каждый волен наполнять своим собственным содержанием — по воспитанию, опыту и фасону. Однако существуют для российских снобов некоторые константы. Это в первую очередь патологическая нелюбовь, почти ненависть к Чайковскому. В истерике некоторые даже доходят до того, что называют его «балалаечником». Выдающимся примером этого шокирующего явления был Иосиф Бродский. Музыку Чайковского он не мог терпеть, что называется, органически и даже вынужден был прервать творческий вечер в Америке после того, как, желая сделать приятное русской душе, наивные организаторы в антракте выпустили пианиста с, кажется, «Временами года».

Чайковскому к тому моменту уже повезло умереть. Потому что живые очень на Бродского обижались — особенно те, с кем он дружил, а потом по каким-то причинам рассорился. Вот, к примеру, знаменитый довлатовский анекдот про лауреата Нобелевской премии: «Бродский перенес тяжелую операцию на сердце. Я навестил его в госпитале. Должен сказать, что Бродский меня и в нормальной обстановке подавляет. А тут я совсем растерялся.

Лежит Иосиф — бледный, чуть живой. Кругом аппаратура, провода и циферблаты. И вот я произнес что-то совсем неуместное: — Вы тут болеете, и зря. А Евтушенко между тем выступает против колхозов... Бродский еле слышно ответил: — Если он против, я — за».

Но можно опять про Чайковского? В мемуарах Шаляпина (вот уж кто был настоящий, патентованный сноб) есть пусть и полная уважения, но жесткая критика композитора. Федору Ивановичу не нравилась эмоциональность, искренность музыки Петра Ильича. Этот разрыв аорты певец противопоставлял спокойной, ремесленной работе Глинки, которая ему нравилась больше. Снобы и вправду недовольно морщатся, когда кто-то позволяет себе быть более честным, чем полагается в светском кругу. А с «душами нараспашку», этим ужаснейшим из ужасов, девушки из общества и вовсе не водятся: искренний человек нерукопожатен.

Хотите взглянуть на совсем не богатых, но самоуверенных и очень подкованных снобов? Поднимитесь из привычного партера во 2-й амфитеатр Большого зала Консерватории. Вот они. Презирают много работающих дирижеров и исполнителей. Им неприятна всеядность Валерия Гергиева. Как можно дирижировать «Пеллеаса и Мелизанду», а за ними, почти без перерыва, «Щелкунчика»?.. В Большой театр эти люди ходят лишь по особым случаям: «Дон Кихот» кажется им купеческим развлечением, «Евгений Онегин» – историей для пошляков, «Травиата» — дешевой итальянской опереткой на легкомысленный парижский сюжет. Другое дело — «Билли Бадд» Бенджамина Бриттена. Да, сидишь в зале один, ну и что?.. Это ведь сидит не простой, а квалифицированный слушатель, главная ценность главного театра страны. А самый большой кумир музыкальных снобов – Геннадий Рождественский, дирижер и впрямь великий, много десятилетий пропагандирующий малоизвестную музыку старых и новых композиторов. Но пока Геннадий Николаевич лежал в гамаке на Николиной Горе, разбирая сложнейшие конструкции Бартока, Гергиев, Спиваков и Башмет истово катались по стране. И таким образом спасли классическую музыку, почти насильно вернув слушателей в залы.

Разборчивые люди вообще не слишком производительны. Их деятельность — это взбивание сливок в отсутствие молока. Шопенгауэр утверждал, что блондины — тупиковая ветвь человечества. Снобы, будем честны, тоже не магистральная.

Существует еще множество признаков, по которым можно определить сноба со стажем. Он не обязательно Нобелевский лауреат — такие во всех социальных группах водятся. Вы узнаете его в классическом «Вам с шашечками или доехать?», ставящим тебя в идиотское положение человека, который должен выбирать между быстротой и комфортом. И в «МГИМО не институт, чему там можно научиться?», и в «Не идти же к Аркаше на рукколу и моцареллу!». Что им далась эта несчастная руккола, зеленая-зеленая трава. Не нравится – не заказывайте. А ведь сколько лет не сходила она с уст записных снобов.

Копить мили — моветон. Ходить в Gucci — непристойно (пристойно – в майке с надписью «Я — тварь» и в камуфляжной куртке). Поздравлять с 23 Февраля и 8 Марта — вообще черная метка. А еще очень страшно быть застуканным на аллее Качалова с пакетом семечек в руках: этот позор навсегда закрывает двери лучших домов все той же Николиной Горы. Ой как строго! Зато интеллигентно. Слишком восхищенное отношение к одним людям, предметам и идеям (не обусловленное реальной их ценностью) и чересчур критическое к другим — вот, пожалуй, самая точная формула современного снобизма. Который пусть, конечно же, цветет, как и все прочие цветы.

В электронном виде: Алексей Тарханов (Ъ) о Фейсбуке как о главной дислокации снобов.

— Как у вас со снобством? — спросили меня, обывателя города Парижа. Что я могу сказать? У нас тут бушует снобство площади Согласия по отношению к площади Бастилии и обратно, с остановкой на площади Вогезов. Житель модного мультикультурного 11-го района, где все кипит и бурлит (и террасы шумят, и театры танцуют, и террористы стреляют), посматривает свысока на жителя тихого 7-го района, где окопались «старые деньги». А что думает 7-й про 11-й, лучше даже не говорить. Он и не скажет.

Но это не новость. Париж действительно город контрастов, и правый берег Сены не ладит с левым. Предполагается, что здесь до сих пор действует прустовское правило: салоны оцениваются не по тому, кто в них ходит, а по тому, кого в них не встретишь. Но нет, это правило, к сожалению, нами забыто. Сейчас никто не будет бороться, чтобы попасть в салон к герцогине. Разве что сфотографироваться с Беллой Хадид. Все снобство мира ушло в социальные сети, где каждая страница — свой салон. Кого там только не встретишь!

Любое утверждение в сети станет для других сетевых снобов поводом с удовольствием опустить тех, кто случайно высунулся. Кто высказал мнение, не имея мощной группы поддержки. Не дай бог постороннему человеку заплыть в дружную стайку подпевал, они против него мгновенно обернутся пираньями.

Самое суровое правило снобизма — «Не проходите мимо!». Достаточно одному гражданину, выпив лишнего, похвалить поэта или музыканта, как к нему придут неумолимые судьи — доказать, что его вкус ничтожен, как и кумир. Достаточно другому вступить в полемику на чужом поле, да и просто высказать мнение, как его проклянут и забанят с особой жестокостью, провожая насмешками и проклятиями. В спину будут выкрикивать, какой он козел, посланный по направлению к Свану.

Знаете, для чего нам служит интернет? Интернет служит нам для презрения к окружающим. Мы можем даже не нападать — просто довольно хмыкаем, проходя мимо тех, кто кажется нам глупым, слишком откровенным, недостаточно честным, малообразованным, политически неподкованным. Сеть дает нам сколько угодно поводов для презрения к другим, не таким прекрасным, как мы.

Она была придумана, чтобы мы могли раскрыться. Найти, условно говоря, друзей — ну, знаете, как в школьные годы чудесные, когда бываешь поражен тем, что кто-то похож на тебя. Но нет. Тут раскрылся — получи хук. Попытался оправдаться — получи еще раз, чтобы понял, как ты жалок. Я с раскрытыми от ужаса глазами смотрю на страницы фейсбука и свитки инстаграма как на поле битвы, усеянное мертвыми телами. Есть страницы, которые лучше обходить стороной, хотя на них и не висит объявление «Осторожно, злая собака». Но какие же они злые, собаки.

Я не узнаю людей. Думаю, если бы на улице увидел такую свару, перешел бы на другую сторону. Здесь же каждый начинает высказывать свое мнение на тему, чей ежик. Это цитата. Зощенко. Рассказ «Нервные люди». Про нравы коммунальной кухни: «Главная причина — народ очень уж нервный. Расстраивается по мелким пустякам. Горячится. И через это дерется грубо, как в тумане». Так и мы, снобы. Глобальные, сетевые, международные.

4 признака сноба образца 2017 года

Еда Вы все еще покупаете редис в «Азбуке», а не у одинокого фермера Дмитрия Климова? В добрые времена говорить о своем пищеварении считалось неприличным, сейчас — самая круть. Оно должно быть как можно ближе к природе. Популярность муксуна пошла на нерест после того, как президент полюбил ресторан «Экспедиция», и теперь даже LavkaLavka считается профанацией. Пароль, по которому узнают своих, — это «мне привозят». Сноб будет терзать официанта вопросом, на каком именно молоке сделано данное бланманже, и приличность ресторана определяет умением персонала стремительно дать ответ.

Спорт Самые рафинированные спешно меняют большие клубы на маленькие студии, где есть что-то одно — кроссфит, сайклинг или Miltronic. В тренде пенсионерские занятия вроде беговых лыж или скандинавской ходьбы. За слова «фитнес» и тем более «физкультура» могут убить — только «спорт».

Культура Новому снобу нельзя действовать по принципу «говорите и вы» — засыпая в бизнес-классе, нужно по-настоящему слушать Антона Батагова. Не Филипа Гласса, потому что композитор Десятников сказал: «Филип Гласс – это для лохов... Образ его музыки представляется мне в виде многотысячекилометровой любительской колбасы, абсолютно гомогенной». Надо узнавать без подписи к картинке как минимум двадцать современных художников — раньше было достаточно Кунса и Херста. Русский народный Максим Галкин на Первом канале может себе позволить смеяться над инсталляцией Трейси Эмин в виде незастеленной койки, а светский человек Андрей Малахов — уже нет.

Школа Советские образовательные институции в сознании сноба на сто очков опережают неологизмы вроде МЭШ. Школа им. Белинского или музыкалка им. Мурадели — вот это звучит гордо.

Снобизм: За и Против

Светлана Захарова(Shiro)

Я сноб. Обычный московский сноб. Я считаю, что жить в нашем городе, кормиться в нем и одновременно поносить его — недостойно. Когда звучит «Москва, по ком звонят твои колокола?», я схожу с танцпола. Кстати, не знаю, кто больший сноб: тот, кто это поет, тот, кто за это платит, или тот, кто под это не танцует. Вызывает раздражение и псевдоинтеллектуальность, которая расцвела в нашем обществе. Нельзя развить интеллект на пустом месте: как говорится, чтобы изучать каббалу, нужно полжизни пробыть раввином. Легко умничать за столиком в «Большом»: цитировать Цветаеву, рассуждать о философии перед теми, кто не способен оценить ни уровень, ни даже реальность ваших знаний. Для самоутверждения нужны соответствующие собеседники, а в «Большом» надо цитировать «Москва слезам не верит»: его все смотрели.

Светлана Захарова

Анита Гиговская (Condé Nast Russia)

Сноб вчерашний и сноб сегодняшний отличаются друг от друга лишь шириной лацканов пиджака и фасоном ботинок. Любой, кто позволяет себе свысока вслух оценивать манеры, стиль, вкус, знания или связи других людей, особенно когда они этого не слышат, — бестактный сноб. Кто сыплет именами сильных знакомых (приобретенных ценой дареных коней и борзых щенков) и названиями курортов, куда никому, кроме его влиятельных друзей, хода нет, выдает себя с головой как чванливый сноб. Или дешевый понторез. Присмотритесь, как важные персоны псевдосвета ведут себя с официантами. Воспитанные люди вежливы со всеми, а с теми, кто ниже их по статусу, — обходительны втройне.

Анита Гиговская

Главные снобы страны (по версии «Татлера»)

Михаил Друян

Светский продюсер едва ли не единственный в городе с вызовом объявляет себя снобом — и в интеллектуальном смысле, и в потребительском. Впрочем, за большой гонорар Друян отлично умеет опускаться до толерантности.

Михаил Друян

Матильда Шнурова

Родилась в Воронеже, в Москве долго работала на продюсера «Тату» Ивана Шаповалова, потом вышла замуж за главного питерского сноба Шнурова и переплюнула на этой стезе даже его. В ее «КоКоКо» снобы прилетают даже из Найтсбриджа.

Матильда Шнурова

Андрей Артемов

Неслучайно назвал свою марку Walk of Shame. В «Симачеве», выпивая с модными подругами, веселый дизайнер заочно дает советы по стилю всем, кто натягивает его гениальный бестселлер — серебряную комбинацию — на грудь шестого размера.

Андрей Артемов

Петр Аксенов

Ювелир-балетоман, друг Бориса Ельцина по двадцатой школе всю свою новую жизнь — от утренней пробежки вокруг Зачатьевского монастыря до ночного бала «Лебединое озеро» в «Астории» — оформляет таким высоким штилем, что просто ух!

Петр Аксенов

Татьяна Толстая

Потомок скорее Алексея Толстого, чем Льва, всепрощающая мать дизайнера Артемия Лебедева сейчас упражняется на тему московских ресторанов. То, что она пишет на Insider.Moscow, способно задеть даже Раппопорта — человека с неплохим чувством юмора.

Татьяна Толстая

Ульяна Сергеенко

Даже те, кто из гигиенических соображений не читал «Избранные места из переписки с друзьями» Ксении Собчак, уже по выражению лица члена синдиката Высокой моды догадывается, что Ульяна — девушка непростая.

Ульяна Сергеенко

Фото: Greg Lotus/Trunk Archive/Photosenso/CN Russia Photostudio; архив Tatler