«Мирандочка! Вышла — и снова зашла», — командует кулинарный блогер Вероника Белоцерковская. Миранда Мирианашвили вздыхает и начинает петь сначала — чтобы в этот раз «Одному я тебе позволяла целовать мои смуглые плечи» точно вписалось в пятнадцать секунд видео для Instagram. Романс Булахова и Жадейко надлежит исполнять «медленно, с душой», и, черт возьми, именно так Миранда его и исполняет.
Facebook, Instagram — едва ли не единственные площадки, где широкая аудитория может послушать обладательницу смуглых плеч и убедиться, вслед за Боженой Рынска, что Мирианашвили — «редкий случай, когда певицей именуется человек, умеющий петь». Миранда, выступающая в самых авантажных европейских салонах и даже в огромном Гран-Пале, не записывает альбомов, не снимает клипов, не собирает комментарии на YouTube и даже не прослушивается в «Голосе». Зачем искать народной любви, когда есть гитара, рояль, гостиная (ультрасовременная в Скатертном переулке и выцветшая от солнца — в прованском доме XVII века, запечатленном Tatler) и пул любимых друзей, от Айдан Салаховой и Резо Гигинеишвили до Яна Яновского и Ксении Собчак? И муж — президент группы компаний-производителей систем безопасности «Цезарь Сателлит» Леонид Огарев, который, понятное дело, следит за супругой в оба. Для других артисток камерный расклад был бы профессиональным поражением. А для Миранды это победа.
Когда-то дочка инженеров-технологов из Тбилиси (ну не то чтобы совсем простых: папа — замминистра местной промышленности Грузии) мечтала собирать полные залы. Но была отправлена изучать финансы. А дальше случилась хрестоматийная бродвейская история с кавказским акцентом — подруга грезила подмостками и записалась на прослушивание в Театральный институт Тбилиси, прихватив за компанию Миранду... Угадайте, что было дальше? Угадали.
Подругу не взяли. Она поступила на кукловода и была этому страшно рада. А вот в куколке Миранде, примчавшейся на туры (так называются театральные экзамены) прямо из бассейна, с мокрыми волосами и «вот такими серьгами!», разглядели божью искру. «Что вы будете читать?» — осведомился парень лет тридцати. — «Еще не знаю». — «Как это — не знаете? Вы разве не в курсе, что сегодня надо заполнить анкету, а завтра — читать?» — «У меня есть два дня», — гордо ответила Миранда, а потом полночи вычеркивала из и так недлинного рассказа грузинского классика сложные абзацы. Любопытствующий юноша, разумеется, оказался председателем приемной комиссии. «Пришлось выкрасть аттестат из университета, где я тогда училась, — разводит руками Мирианашвили. — А вот папе про новый вуз я рассказала не сразу. Отправила театральному мастеру Гиви Журдании письмо с требованием заключить, выйдет из меня хорошая актриса или нет. Только в первом случае я поставила бы в известность семью и друзей. Мастер до сих пор хранит это письмо».
По меркам адских девяностых бросить занятия на экономическом и пойти в актрисы — решение потенциально самоубийственное: так и вижу, как Миранда бродит, подобно Счастливцеву и Несчастливцеву, по лесу с гитарой, шляпой, сломанным пистолетом и бутафорскими орденами. «Впрочем, не буду прибедняться, вряд ли мне грозила нищета: мы хорошо жили. С девяти лет я каждый год ездила за границу. У родителей была красивая большая квартира в центре Тбилиси, с роялем — сами понимаете, без музыкальных вечеров и толпы гостей не обходилось. Слух и артистизм нам достались от бабушки и дедушки. И папа великолепно играет и поет, и сестра Медея — прекрасная певица».
Сейчас музыкальные вечера Миранда устраивает сама. Музыкальные — с неизбежным (Грузия же!) гастрономическим уклоном. «Чахохбили, дорогие. Чанахи. Чашушули. Хашлама», — зазывно угощает хозяйка. Перемазав пальцы в гранатовом соке, московские тусовщики неуловимо напоминают румяных пирующих кисти Нико Пиросмани. Все до последнего хачапури Миранда готовит сама. И «сама» в ее случае — не светская условность: мол, с утра Борис Аркадьевич сгонял на рынок, Люда поставила бульон, Катечка нарезала овощи, мама сделала «Наполеон», а хозяйка, вернувшись из «Копполы», царственно проткнула баранью ногу термометром. «На Дорогомиловском и Одинцовском рынках со мной все здороваются, — с понятной гордостью говорит Мирианашвили. — Я знаю, где продается лучшее, знаю, сколько оно стоит».
«Даже в Куршевель Миранда каждый год везет чемоданы любимых специй, — сдает подругу креативный директор Podium Market Fashion Group Полина Киценко. — И устраивает нам грузинские вечера». «Да, устраиваю! — кается Мирианашвили. — Потому и люблю жить не в гостиницах, а в домах. Куршевель — это, конечно, не Домбай, лыжи у печки не стоят: полностью игнорировать светскую жизнь там невозможно. В модных ресторанах я обедаю, а вот ужинаю — дома».
Задолго до ужинов в Куршевеле юная артистка Мирианашвили пела низким, мощным, широким голосом в дипломном спектакле на сцене Тбилисского театрального института. «Это был цыганский плач по лошади. Меня всю жизнь принимают за цыганку — так уж я пою. Люблю тяжелые, драматические произведения».
Оказалось, их любит не одна Миранда — девочку-спичку с недевичьим контральто стали приглашать... «В кабаки?» — «Нет-нет. Тогда в Тбилиси появились первые миллионеры. А с ними — закрытые элитные клубы для своих. Только я не соглашалась там петь». Но вот ее позвали солировать в самый популярный грузинский вокально-инструментальный ансамбль «Иверия» — помните: «Арго», о каких потерях плачет птица встречная?» Шел девяносто четвертый год. Ей стукнуло двадцать два. Старенький театральный мастер вздохнул: «Миранда, то, что вы уходите из грузинского театра, — не ваша потеря. Это потеря грузинского театра». «Вы что? — возмутилась Мирианашвили. — Да я... Да куда я уйду! Это же театр! Пыль сцены!» — «Нет-нет. Они начнут вам платить, и вы уйдете». И правда: «На меня посыпалось такое...» В «Иверии» платили «дико». Случились гастроли и в Израиле, и в Москве. Сольный концерт в Доме композиторов. Чего еще желать артистке? Разве что венца карьеры — контракта с демоническим Юрием Айзеншписом. И его почти заключили.
«Помните, как в девяносто седьмом обстояли дела с шоу-бизнесом? Группа предпринимателей вкладывала огромные деньги в исполнителя, и Айзеншпис зажигал звезду. «Сейчас февраль, — говорил Юрий Шмильевич. — В ноябре твой голос будет раздаваться из каждого утюга». Деньги сулили по тем временам безумные: семьсот тысяч долларов. Она вспоминает, как сидела с Айзеншписом в машине, где продюсер поставил предназначенную ей композицию. «И я сказала, что это петь не буду».
Юрий Шмильевич, понятное дело, дал понять, что Миранда будет петь то, что он скажет. А девочка из хорошей грузинской семьи («Нет, я не гордая — я с чувством собственного достоинства!») в ответ: «Это — не буду. И вообще я актриса». — «Я сделал Влада Сташевского! Я сделал Катю Лель!» — неистовствовал Айзеншпис. «Но я — совсем про другое, — отрезала Миранда. — Не буду я петь вашу «юбочку из плюша» — и точка! Я — про другое». Отказавшись от контракта и гонорара, Мирианашвили не по-театральному олигархично уехала отдыхать на Мальдивы. Но отдых не удался: «Я так мучилась, так мучилась. И все-таки, твердо решив, что славы и денег такой ценой мне не надо, почувствовала себя невероятно легко. Вы не представляете! У меня будто крылья выросли». Один бизнесмен просто предложил положить деньги на счет строптивой грузинки — чтобы она продолжала петь то, что считает нужным. «Вы отказались?» Мирианашвили чеканит: «Да. Никогда ни у кого не была в долгу».
А возможность была, и не одна! Когда, например, Миранда расставалась с первым мужем. Богат, благополучен, необычайно хорош собой — «совершенно голливудский красавец под два метра ростом», собственно, и виновен в том, что Москва потеряла Мирианашвили на несколько лет и даже почти позабыла ее хрипловатый голос (ведь никаких пластинок, альбомов, клипов). Большая любовь завлекла Миранду в Швейцарию: муж русский, но вырос и обосновался в тамошних пейзажах с рекламы стирального порошка. И все же «очень чистый, подкупающий, искренний» человек со множеством образований и из хорошей семьи со взрывной Мирандой не зазвучал: диссонанс, и точка.
«Все было замечательно и прекрасно, но в итоге мы расстались. Я ушла из очень обеспеченной семьи буквально ни с чем — со стопкой компакт-дисков». Заданный тогда сакраментальный вопрос: «Миранда, ну вот что ты выпендриваешься? Ты привыкла к хорошей жизни», наверняка нашел бы отклик в душе даже самой гордой читательницы Tatler. Но нет — на стол авантажнейшей женевской квартиры легли две кредитные карты: «Возвращаю». «То есть вы девушка с принципами?» — «Да, с принципами. Зато сплю спокойно».
Переезд — пусть и не такой драматичный, как у «Безымянной звезды» Анастасии Вертинской, — в собственную московскую двушку на Смоленской дался Мирианашвили ой как непросто. Дело даже не в «клаустрофобии и тысяче долларов в кармане» (тут менее удачливые одиночки из Бирюлево-Товарной снисходительно улыбнутся), а в том, что никто не знал, что творилось в Мирандиной душе. «Не все справляются с болью, рассказывая о ней. Не всем это нужно. Да, иногда хочется выплакаться друзьям. А иногда лучше сжать зубы и прикинуться железобетонной. Даже моя близкая подруга Фатима Ибрагимбекова считала, что я именно такая».
Нет, они расстались с мужем как взрослые, не сказав друг другу дурного слова. «Я уверена, что он и сейчас относится ко мне трепетно». — «Отчего же такая гордость?..» Помолчав, Миранда отвечает взвешенно, но искренне: «Я была уверена, что меня в той семье любили. И все же, когда я ушла, никто за мной не погнался, не позвонил, чтобы спросить, как я живу, чем дышу. Понимаете?» Как не понять.
Но столица подхватила витальную Мирианашвили, Москва нашла для деревца краешек земли. Cнова приглашения выступить на корпоративах, снова влиятельные друзья, эти корпоративы устраивающие. Снова поездки на кинофестивали — новая волна! Миранда познакомилась с Иваном Дыховичным, теперь уже пять лет как покойным. Как-то режиссер позвал ее в гости к своему близкому другу — Лене Огареву, востребованному фотографу, только ступившему на скользкий путь предпринимательства и продавшему первую партию «сигналок».
Леня был с женой Таней. «Сразу скажу, что расстались они не из-за меня», — уточняет Миранда. Вся компания крутилась вокруг Дыховичного — «он очень естественно собирал вокруг себя интересных людей». Но это не помешало Огареву даже не разглядеть, а «расслушать» Миранду, тогда, впрочем, все больше говорившую не о музыке, а о современном искусстве. Начались так будоражащие любопытство общих друзей поездки Мирианашвили в Венецию, Мадрид. Но роман закрутился далеко не сразу — спустя три года после знакомства.
Как-то в галерее к Огареву подошел итальянец Никола. «Ну что, — спросил он на ломаном русском, — сильно любишь?» Леня, смотревший в тот момент на Миранду, опешил: «Что?» Человек внешне замкнутый и даже угрюмый, он все же сделал над собой усилие и честно ответил: «Да!» Никола похлопал его по плечу: «Когда ты на ней женишься, позови меня свидетелем». «Леня очень любил Миранду, — подтверждает и телеведущая Софико Шеварднадзе. — В один прекрасный день — так мне кажется — она проснулась, и ее осенило: «И куда я только смотрела?..»
Очень скоро и итальянец Никола, и Софико позировали свадебному фотографу в аэропорту Домодедово: он, как и было обещано, — свидетель жениха, она — подружка невесты. А с ними Иван Дыховичный и Ксения Собчак. Да, да, в аэропорту, куда были приглашены надежды маленький оркестрик, сотрудник загса и несколько расторопных официантов с шампанским. Выбор локации объясняется так: «Мы — путники». Расписавшись, молодожены и сто сорок восемь гостей погрузились в самолет — и снова вперед, за цыганской звездой кочевой. «У нас с Леней дикое количество общих друзей, мы давно вместе, мне тридцать пять, ну и что, на полном серьезе, что ли, замуж?» Платье невеста выбрала шутливое, озорное: коротенькое Barbara Bui. Помпезной «свадьбы года» хотелось избежать. Но не получилось: триста человек гуляли в Тбилиси три дня и три ночи.
Про путников Мирианашвили не лукавит. В Москве ее застать действительно трудно (зато когда удается — о, случается форменный музыкально-гастрономический разврат!): мир зовет. «Организаторы Международной ярмарки искусств в Вене, представьте себе, назначили меня спикером — получаю VIP-буклет со своей фотографией на разворот. Звонит куратор ярмарки Кристина Штайнбрехер: «И не думай отказываться! Куда мы без тебя? Ты наш талисман». Лететь — врать не буду — накладно. Но придется: на то я и талисман».
Современному искусству Мирианашвили училась у его, можно сказать, апостолов: резидентки Топ-50 самых влиятельных лиц в российском арте по версии «Артхроники» Стеллы Кесаевой (Stella Art Foundation), Терезы Мавики (фонд V-A-C), коллекционера с Остоженки Клэр Саворетти, племянника экс-президента Франции и владельца галерей в Париже и Женеве Эдварда Миттерана. Квартира в Скатертном — жилье арт-фрика класса люкс. На полу скорчился младенец из металлической проволоки, дитя «Арт-Базеля». Из угла таращится на гостей «Идеальная женщина» Тони Мателли — голая, коротконогая, с глазами навыкате и квадратной головой, на которую удобно ставить кружку пива. Честно говоря, первое впечатление — не из лучезарных. Но радушная хозяйка и неравнодушный коллекционер Миранда бросается подрастерявшимся гостям на помощь: «Я сейчас все про эти работы вам расскажу — и вы перестанете бояться!» И правда — после второй чашки зеленого чая младенец уже не напоминает Омена, а «Идеальная женщина» оказывается смешно усовершенствованной женой самого Мателли. Да и кто, в конце концов, решил, что квадратные головы — это некрасиво?
Возможно, скоро в доме Миранды раздастся плач ребенка — настоящего, не из проволоки. Работа над этим ведется. «К непростым женщинам счастье приходит поздно, — почти без грусти говорит Миранда. — Если вы из таких — не надейтесь на глупое, девичье. Я это отлично поняла. И вы поймете. Сейчас я счастлива — но мне уже сорок». Мирандочка! С новым счастьем!
Фото: Jaïr Sfez, Архив Tatler