Год назад я окончила Гарвардскую школу бизнеса и прилетела в Лондон, чтобы устроить в Институте современного искусства ужин по случаю старта проекта Artspace.сom на берегах Туманного Альбиона. Были приглашены все ключевые персонажи британского арт-мира. Накрыт стол. И распахнуты окна, чтобы гости могли насладиться видом прекрасного парка Ceнт-Джеймс.
Но мне самой было не до видов: на двенадцатисантиметровых Nicholas Kirkwood я металась по залу с табличками с именами гостей в руках, пытаясь расставить их так, чтобы не превратить своих потенциальных влиятельных друзей в не менее влиятельных врагов. Одновременно я старалась контролировать, достаточно ли свежи розы «гран-при» в букетах и охлаждено ли до правильного градуса Perrier-Jouet Belle Epoque. Время от времени я вспоминала, что мне как хозяйке вечера неплохо было бы встречать каждого гостя и если уж не развлекать светскими беседами, то хотя бы произнести что-то вроде how do you do.
На протяжении последних десяти лет эта ситуация повторялась с удручающей периодичностью. Только за месяц я устроила три приема в трех городах мира — и всякий раз чувствовала себя Золушкой, случайно попавшей на собственный бал. Когда же я оказывалась не хозяйкой, а гостьей вечера, дела обстояли не многим лучше. За столом мои мысли были заняты тем, чтобы разобраться в приборах. Иногда, придя на банкет, я вспоминала, что не ела весь день. Брала булочку, делила ее ножом на две части, мазала маслом и простодушно откусывала, как бутерброд, не понимая, почему это вызывает легкое замешательство у окружающих. (Я и не подозревала, что в западноевропейской культуре хлеб символизирует тело Бога, и, разрезая его ножом, вы показываете агрессивное отношение к Христу. Дома, за завтраком, это еще куда ни шло. Но на приеме от вас ждут, что вы будете пальцами отламывать от булки маленькие кусочки, которые можно сразу положить в рот.) И всякий раз в голове у меня вертелась одна мысль: «Почему, ну почему никто, никогда и нигде не учил меня правилам светского этикета?!» Но в тот вечер, стоя посреди зала Института современного искусства с ворохом табличек в руках и почти в слезах, я решила: «Хватит!» Да, меня не учили. И из этого следует только одно: я cама должна научиться.
Заведение, по окончании которого можно смело отправляться на прием к английской королеве, я нашла в Швейцарии, в городке Глион в Альпийских горах над Монтрё по совету своей подруги китаянки Сары Джейн Хо. Так называемая finishing («завершающая», «отделочная») школа называлась Institut Villa Pierrefeu, и, окончив ее, Сара так воодушевилась, что открыла в Пекине нечто подобное — Institute Sarita. В XIX веке подразумевалось, что девушка, окончившая finishing school, полностью готова к главной в жизни роли — жены и хозяйки дома. Как я выяснила, сегодня Institut Villa Pierrefeu — самый старый в мире. Его прямой и еще более старый конкурент (если, конечно, не считать Смольный институт благородных девиц в царской России) – Institut Alpin Videmanette, который оканчивали принцесса Диана и основательница Jimmy Choo Тамара Меллон — закрылся в 1991 году. А Institut Villa Pierrefeu — выжил, потому что приспособился к сегодняшнему дню, составил программы краткосрочных курсов и рискнул принимать в ряды учениц не только тех, кто носит фамилию Вандербильт или Ротшильд, но и, скажем, Хо или Байбакова. С момента основания в пятидесятых заведением владеет одна и та же семья — знатный швейцарский род Нери.
Чтобы поступить в Institut Villa Pierrefeu, документов потребовалось не меньше, чем для Гарварда. Я записалась на рекордное количество классов — от этикета и энологии (науки, изучающей свойства вин) до домашнего менеджмента и флористики.
В моем классе оказалось тридцать пять девушек и женщин. Как ни странно, я знаю только их имена (из соображений конфиденциальности фамилии учениц не разглашаются). Если бы нас выстроили по возрасту, я в свои двадцать семь оказалась бы примерно посередине. А если бы расставили по национальному признаку, то я, коренная москвичка, оказалась бы гораздо ближе к западноевропейскому крылу — девушек из Азии и с Ближнего Востока было немало.
Классы начинались ровно в восемь часов тридцать минут. В восемь часов тридцать минут и две секунды двери школы запирались на ключ. Опоздавшие на занятия не допускались. Поэтому у меня было только два варианта проживания: в виллах-общежитиях на территории школы или в отеле «Виктория» в парке неподалеку. Решив, что в общежитиях я уже свой срок отжила, я сняла номер в гостинице.
«Виктория» оказалась одной из тех заслуженных европейских гостиниц, где со времен Belle Epoque ничего не изменилось, если не считать того, что в номерах появились телевизор и Wi-Fi. И там, в отличие от тысячи других новых гостиниц, в которых я жила, была просторная гардеробная с антресолями, ведь в старые добрые времена в отелях жили месяцами. После того как на вешалках разместились все мои платья, а на антресолях — чемоданы, я поняла, что сделала правильный выбор.
Будильник мне был не нужен — его функцию (а также роль петухов) взяли на себя коровы, которые паслись на территории отеля. Я просыпалась под их мычание в семь тридцать утра, завтракала на балконе с видом на Женевское озеро, одевалась во что-то в стиле business casual (брюки и рубашка или платье и пиджак, дресс-код в Institut Villa Pierrefeu оказался строгим) — и через три минуты уже вбегала по очаровательно старой каменной садовой лестнице в парк, соединяющий гостиницу и школу.
По утрам нам давали обязательный для всех застольный и ресторанный этикет и читали лекции о традициях чае- и кофепития, делая акценты на культурных традициях и их различиях от Мексики до Китая. Обеденный перерыв тоже был частью учебной программы. Нас разделяли на три группы — «хозяев», «гостей» и «официантов». Не знаю, кому приходилось тяжелее: ведь «официанты» должны были в правильном порядке (по старшинству) подать десерты и не забыть поставить чашку для ополаскивания пальцев «гостям», заказавшим фрукты. А «хозяйка» обязана была рассадить всех по протоколу и вести светскую беседу.
И за поведением «гостей», и за поведением «официантов» строго следили учителя. Упаси бог откинуться на спинку стула — тут же получишь легкий, но красноречивый удар по спине. Однажды я, будучи «официантом», допустила ужасный промах – налила шампанское не с правой стороны, а с левой. Как мне было стыдно!.. И не только за ошибку. За свое прошлое в том числе. Думаю, многие из нас переосмыслили свое отношение к персоналу, побывав в его шкуре.
После обеда все изучали предметы, которые выбрали сами, — я, например, совершенствовала свой французский язык, а также осваивала домашний менеджмент и постигала нелегкую науку правильно стелить постель, стирать белье руками и выводить пятна. Вечерами мы снова собирались вместе и учились декорировать столы (да, с помощью все тех же именных табличек и затейливо сложенных салфеток), плюс изучали флористику. Эти уроки были особенно сложными: мы с нуля собирали цветочные композиции на заданные темы. Для обеда по случаю дня рождения мальчика, например, придумали соединить два невысоких букета бамбуковыми палочками, создав некое подобие дороги для игрушечных машинок — горжусь до сих пор!
Классы заканчивались в девять вечера, и я сломя голову бежала в отель, чтобы успеть заказать ужин (последний заказ принимался в девять пятнадцать) — и продолжить самообразование. Как я выяснила, в ресторане «Виктории» следовали этикету с не меньшим фанатизмом, чем в Institut Villa Pierrefeu, и в корне отвергали идею его адаптации к традициям разных народов, в особенности — приезжих из стран СНГ или с Ближнего Востока. К каждому блюду подавались свои приборы — о существовании многих из них до приезда сюда я даже не подозревала. Официанты следили за моими экзерсисами с той же строгостью, с которой это делали учителя в школе. Я даже боялась лишний раз откинуться на стул — вдруг ударят по спине?
Правда, когда я уезжала на уикенд на свадьбу друзей и приезжала в воскресенье вечером, падая с ног от усталости, мне по умолчанию даже после закрытия кухни делали большую тарелку салата и вместе с бокалом холодного местного белого вина доставляли в номер. И сомелье отступал от своих принципов — не просил взамен рассказать сведения, почерпнутые на уроках энологии, о сочетаемости блюд и уравновешивании кислотности и танина. Так что, когда я выписывалась из «Виктории» и прощалась с персоналом, у меня в глазах стояли слезы. Не преувеличиваю.
Отношение моих друзей ко всей этой затее было неоднозначным. Когда я поступала, многие спрашивали, не надоело ли мне учиться, и высказывали предположения, что магистерская степень по истории искусств и МBA — более чем достаточно для девушки с бизнес-феминистической ориентацией вроде меня. «У всех свои недостатки», — отвечала я. А окончив школу, обнаружила, что стала одновременно и самой желанной, и самой неудобной гостьей. С одной стороны, всем было интересно посмотреть на мои новые манеры и получить crash-course по этикету. С другой — некоторые девушки, оказавшись рядом со мной за столом, начали отказываться от еды, ссылаясь на диету и отсутствие аппетита. Приходилось отшучиваться и оправдываться — мол, я ем бананы с помощью ножа и вилки исключительно ради того, чтобы их повеселить, а вовсе не потому, что меня так учили в Institut Villa Pierrefeu. (К слову, там был целый курс, посвященный тому, как правильно есть фрукты.) Кто-то верил, кто-то нет, но бананы на всякий случай не ели. А потом все стали обращаться ко мне за советами. И родилась статья для Tatler.
Если честно, мне это не кажется удивительным. Ведь не важно, отправляетесь ли вы на прием в Белый дом или в гости на чью-то дачу — умение вести беседу в любом случае не будет лишним. Ставите ли на стол посуду Hermes или тарелки из IKEA — знание правил сервировки сделает любой вечер праздничным, а незнание сведет на нет ценность дорогого сервиза. Не обязательно родиться в семье потомственных аристократов, чтобы позволить себе аристократические манеры. И еще: многие почему-то допускают, что эти знания необходимы женщинам, которые посвящают себя семье, а для феминисток и карьеристок вроде меня совершенно лишние. Это тоже не так. Когда знаешь, как надо, то не мечешься по огромному залу с табличками для рассадки в руках, а ведешь правильные беседы с правильными людьми. И не плачешь, а улыбаешься, что гораздо выгоднее. Плюс все работающие женщины так или иначе часто проводят переговоры не за рабочим, а за накрытым столом. Эти встречи проходят эффективнее, если ваша голова в этот момент не занята одной мыслью: «Какой вилкой это нужно есть?!»
Но дело даже не в выгоде. У всех существует «дом мечты». Для кого-то это скромная «двушка», где можно съесть ужин от Elementaree с любимым. Кто-то мечтает об обеденном зале из «Аббатства Даунтон» и батлере Карсоне. А я — я мечтаю о том, чего никогда не видела, но слышала с детства, от папы. Он рос в Баку и каждую неделю ходил с родителями в гости в дом знаменитого певца. Там за одним столом собирались азербайджанцы, армяне и русские — и наслаждались едой, которую смогли раздобыть в скудных советских магазинах. Но главное, они наслаждались тем, что общались друг с другом.
СССР распался, армян в Баку больше нет, а певец давно ушел из жизни. Но главное — распалась, как мне кажется, традиция больших домашних ужинов. В девяностые душевным разговорам за столом мы предпочли светские вечеринки в ресторанах, где любое общение или его отсутствие компенсирует громкая музыка. И разучились говорить и слышать друг друга.
Сегодня я вижу, как мое поколение выросло — и как нам этого не хватает. Мы спрашиваем рецепты у бабушек, учимся готовить, устраиваем застолья, где стараемся слушать и говорить. Пытаемся — и не умеем. Знание этикета в этом поможет, я уверена. Ведь в конечном счете этикет — это искусство сделать приятно не себе, а людям. И это самое важное. Тогда все сложится — и бизнес-переговоры, и домашняя вечеринка на сто человек.
Фото: Николай Зверков