ИконоСтас: колонка Александра Добровинского

Демократичный адвокат Александр Добровинский был со своим народом на концерте Стаса Михайлова.
ИконоСтас колонка Александра Добровинского

— Александр Андреевич! Мне очень нужен ваш совет. Очень. Мы можем встретиться на часик-другой? Завтра? Послезавтра?

— Но у меня все расписано на ближайшую неделю. А потом я уезжаю. Это так срочно? А что, случились жэ и пэ?

— В смысле?

— «Попа» и «конец»...

— Похоже на то. Все расскажу. Знаете, есть идея. Как вы относитесь к Стасу Михайлову? У меня приглашения в VIP-ложу на его концерт. Пойдемте? Там и поговорим.

Как я отношусь к Михайлову? Симпатичный, милый человек, бывал у меня в офисе. Чудесная жена Инна. Концерт? Пуркуа бы не па? Кроме того, будет предлог смыться с одной дурацкой тусовки в субботу.

И мы договорились.

В субботу днем я открыл пригласительный и понял, что с положительным ответом Лиле слегка погорячился: ни время, ни место действия меня не устраивали.

Концерт начинался в поздний файф-о-клок, то есть в шесть вечера, что для меня не совсем привычно, и проходил в «Олимпийском» на Олимпийском, куда на машине не подъехать. Пришлось чапать в замшевых туфлях по лужам в толпе с народом имени Стаса Михайлова. Кстати, концерт назывался в тон происходящему: «Народный корпоратив». Увидев и оценив фанатов, я переложил крокодиловый бумажник и израильский паспорт из заднего кармана брюк во внутренний пиджака (в большой семье народов клювом щелкать не рекомендуется).

Олимпийский масс-старт вывел меня к пятой виповатой трибуне. Собственно, это была вполне нормальная себе трибуна, в которой наблюдалось два отличия от обычных сидячих нар. Первое: она располагалась хоть и далеко, но по центру. И второе, естественное отличие: в ней сидели знакомые.

Для начала я поздоровался с Клорисой Африканской. Клора — та самая знаменитая рижанка, которая в начале семидесятых в Заире ушла не очень сильно одетая в джунгли и вышла через две недели, ведя на поводке местного черненького вождя и мешок с алмазами. Вождя с тех пор прозвали Ти-Бон, потому что когда он смотрел на белую женщину, то есть на Клору, то приходил в такое состояние души и тела, что напоминал эту перевернутую букву и одноименный стейк. Конечно, Клора стала легендой эмиграции. Рядом с ней сидели всеобщая любимица Нелли Кобзон, которая обычно редко ходит на московские концерты (жалкие двадцать четыре раза за прошлый месяц) и Белла Купсина (продюсер Александра Розенбаума, которая из-за частых полетов в Лондон ходит на тусовки чуть меньше, чем г-жа Кобзон). Дамы расточали шарм, красоту и улыбки. Рядом целовались легенда отечественного хоккея Алексей Яшин с юристом Катей. Катя была с подругой-риелтором — красавицей Некрасовой.

Наконец на арене погас свет. Лиля опаздывала на час. Стас Михайлов мог обидеться, если б знал, но от него до нас был почти весь стадион, а бинокля у певца не было.

По моей голове два раза прошуршало что-то тяжелое. Рядом выше пробиралась на свое место Анна Семенович.

Первая песня заявила себя ярко и громко. Я ошарашенно смотрел клип на экране задника сцены. Там разыгрывался следующий сюжет. Холеная барышня уныло взирала на мотор своей вскипевшей красной машины. В это время по живописной проселочной дороге на зафаршированном «астон мартине» ехал сам народный принц Михайлов. Он, естественно, тормозит, она показывает на свою горячую машину, герой пытается исправить настроение девушке, всунув свою голову с бородой под капот. И пока он там держит эту важнейшую часть тела, она втихаря обходит героя сзади и садится за руль его кабриолета с откинутой, как у кастрюли, крышкой. И вот он, уже «по уши», сидит рядом «с вулканом страстей» на правом сиденье. Влюбленные бросают девичью машину на чай крестьянам и уезжают под сенью мопассановских платанов вдаль, в светлое и сексуальное будущее «астон мартина».

Я думал, все. Но тут пошел четвертый рефрен второго припева, и действие продолжилось. В это время появилась Лиля. Музыка гремела. По поцелую в щеку я понял, что со мной поздоровались и сказали спасибо, но оторвать меня от экрана было нереально. Там вовсю развивалась история из обыденной российской жизни.

Влюбленные с места аварии быстро доехали на телкосъемном народно-спортивном авто за полмиллиона баксов до частного авиаангара с народным частным самолетом (по-моему, «гольфстрим» за 42 миллиона долларов). Молодые юркнули в джет и взлетели на седьмое небо.

Лиля пыталась перекричать музыку и пятый рефрен. Я слышал урывками процентов сорок вылетавшего из шершавых губ.

— ...А потом ничего. Два или три раза. Только.

— И все? — ответил я, чтобы поддержать разговор. О чем шла речь, было непонятно.

На экране герой Стаса в Михайловском замке XVIII века думал, по всей видимости, про пипл, одновременно лениво перебирая, как крупу, народные бриллианты каратов по десять-пятнадцать каждый. В общей сложности где-то миллиардов на восемь рублей по курсу ЦБ на день платежа. VIP-ложа бесилась от смеха, стадион подбирал слюни умиления и сопричастности.

— ...Ну не легла... Дом красивый... Надо? — Лилек выглядела очень серьезно.

— Да? Почему нет... Какая интересная история... — продолжал я захватывающий диалог.

На экране события разворачивались со страшной силой. После французского шато и шампанского к герою, видно, зашел такой небольшой, но въедливый бельчонок. Другим способом объяснить интригу происходящего мне было трудно: режиссерская разработка почему-то пропустила свадьбу, измену барышни, скандалы, мордобой, развод и раздел имущества. Однако теперь уже эта гнусная тварь, обидевшая нашего Стасика (чем именно, осталось за кадром), шлепала в свой личный самолет, а оскорбленный герой кидал горстями в ее наглую рожу только что отсортированные бриллианты Якутии и Южной Африки. Телка на мусор не реагировала. Видно, белочка ей тоже здрасьте сказала...

— ...Ресторан, дети... Все звонят...

— Много детей? — задал я логичный вопрос.

— Да, денег много, — тут же отреагировала Лиля. Видимо, и меня было слышно не очень.

Между тем лесной зверек продолжал работу: Михайлов открыл глаза и оказался все в том же самолете. Стюардессой у него работала девушка, которая ему только что снилась. Тут совершенно ни к селу ни к городу наш герой вытащил наружу все свое и начал с улыбочкой перебирать это дело руками. Бриллианты кучками сверкали и завораживающе перекатывались из ладони в ладонь. Наяву кидаться бриллиантами в обслуживающий персонал ему совершенно не хотелось. Девушка в форме улыбалась, абсолютно не подозревая, как он ее только что и так и эдак. Четвертый припев. Шестой рефрен. И все. Конец фильма. То есть клипа.

В возникшей тишине неожиданно проревел голос Лили, которая привыкла уже перекрикивать динамики:

— А что, надо все-таки переспать?!

VIP с интересом посмотрел в нашу сторону. Я поздоровался с депутатом шестого созыва и застенчиво потупил глаза. Депутат почему-то согласно Лиле кивнул. Похоже, вспомнил, кто за него голосовал. На сцене в это время подул ветер, и фалды певца начали романтически развеваться под новую песню.

— ...Институт, бизнес, репутация... А он — козел... Красный диплом... Бывшая... Вумен...

Слова клиентки никак не складывались ни в лего, ни в пазл. В это время на сцене объявили что-то про Зару. Я думал, что Михайлов благодарит сеть магазинов за предоставленную одежду, но шмотки оказались миловидной певицей, которую знали в зале все, кроме меня.

— ...Журналисты. Что делать? — продолжала гнуть свою линию соседка по деревянной скамейке в VIP-ложе.

«Много детей?» — задал я логичный вопрос. «Да, денег много».

Я начинал потихоньку сходить с ума.

Между тем на заднике певческого подиума возникло довольно странное явление наподобие мультяшки. В центре экрана с периодичностью секунд в сорок появлялся переливающийся шар, из которого во все стороны разбегались сотни сперматозоидов. Ребята добегали до конца экрана, и на их место быстро вставали другие. Под эту нескончаемую эвакуацию будущих певцов, спортсменов, космонавтов и артистов появилась обожаемая мной LV (рижская звезда отечественной эстрады) с вновь приобретенным лицом и влилась ненадолго в дуэт к Стасу.

— ...И вот я спрашиваю вас, Александр ...еич, ...ать или что?

— Очень, — заметил я уклончиво.

После Лаймы Вайкуле на сцену выстроилась длиннющая очередь из желающих возложить венки, цветы и букеты на пока еще живого певца. Самые наглые фанаты еще умудрялись по пути сделать селфик с кумиром. Когда поток вручивших и прикоснувшихся слегка увял, в их честь зазвучала песня «Посланница небес» и на экране выросли надгробные серые памятники с легкой сексуалинкой.

В антракте я решил, что в тишине можно будет как следует выслушать Лилю и понять, что случилось. Но тут подошла девушка, забраслетила нам запястья зеленой ленточкой и сообщила, что это пропуск для входа в спецбуфет народных избранников. Начиная с Великого Новгорода на всех народных вече, собраниях, партийных и профсоюзных съездах, концертах и фестивалях всегда был плохой буфет для народа за деньги и бесплатный, но хороший для «всероссийско-известного пипла», то есть ВИПов. Так случилось и в этот раз. Еду в закрытом буфете обеспечил народный и самый недорогой ресторан столицы «Ла Маре».

Поговорить не удалось. Лиля встретила знакомую и болтала с ней. А я и Клора вспоминали еще один эпизод ее бурной биографии. Однажды в зимней Германии в начале восьмидесятых заводняшка загуляла с подругами на карнавале. Девчонки выпили как не положено и пошли в русский разнос в оккупированной праздником зоне. Это был женский карнавальный день в Кельне, когда дамы имеют право отрезать ножницами мужчинам галстук в знак призыва... У нашей красавицы к одиннадцати вечера в кармане собралось штук сорок отрезков. Некоторые — с кровью и локонами. А потом подруги ее потеряли.

Дозвониться до Клоры не могли сутки. Наконец нашли. На вопрос «Что случилось?» внятного ответа не получили. Но последняя фраза рассказа рижанки осталась в веках: «Вечер закончился трагически — я проснулась от того, что меня камасутрит собственный муж...»

Лиля передала меня на попечение подруги, которую я немного знал, и удалилась постоять в очереди у дамского отсека. Это был шанс.

— А что-то Лилечка какая-то не такая...— начал я подбираться к сути знаний.

— А вы что, не знаете? Все знают! — и, чеканя слова, объяснила мне сокровенное: — О-бал-деть! Лиля не может выбрать между Дэном и Зуриком! И она хочет, чтобы один из них жил с ней! Вы ее квартиру видели?

«Ничего себе! — подумал я. — Кажется, я знаю, о ком речь. Дэн — это симпатичный брокер, женат, двое детей. Супруга, конечно, могла быть и другая, но это не мое дело: спать с ней ему, а не мне. И все равно — ничего не предвещало, хотя мне положено держать руку на пульсе семейного быта... А вот потенциальных Зурабов два. У одного тоже жена и два ресторана. Второй — гуляющий никчемник. Смешной, конечно. Но бабник и нищеброд. Нет! Не верю. Если Зурик, то с рестораном. Так вот о чем она мне пилит мозг пол Стаса Михайлова, теперь все ясно!»

— Да был я в этой квартире много раз, — ответил я подруге. — Красивая. Антиквариат. Ар-деко. А при чем здесь Лилины квадраты?

У пожарного выхода любили, пытаясь попасть в такт. Между песнями пара тактично замирала.

— Так эта дура хочет туда Зурика взять! Она совсем с ума сошла. Зурика? В антиквариат? Там через две недели ничего не останется! Кстати, Дэн не лучше...

И добавила:

— А Светка через месяц уезжает.

Неизвестная Светка была мне «до звезды». Утренней или вечерней. Но Зурик... Или Даниил... Мысли разбегались по ярусам «Олимпийского».

Лиля вернулась. Мы успели выпить по бокалу вполне приличного шампанского и под третий звонок, доедая бутерброды с икрой, покидали гостеприимный буфет, в который заходила и располагалась на второе отделение обворожительная Алика Смехова.

Окрыленный знаниями, я теперь спокойно мог поддержать разговор и не выглядеть идиотом. Но не тут-то было. Поговорить все равно не получалось. Второе отделение состояло целиком из шлягеров, и шум с песнями шел не только со сцены, но и обратно из зала. На экране твердо укрепились «олимпийские игры сперматозоидов», но теперь они, подчиняясь коллективному разуму, дружно неслись в сторону зала. Видно, оператор поменял камере позицию. Оплодотворенный стадион, неистовствуя, выделывал что хотел. В левом и правом крыле вовсю танцевали, партер трясся в экстазе, а в проходах шла присядка, смахивающая на лезгинку и тарантеллу одновременно. У пожарного выхода кого-то любили. Тот, кого любили, явно старался попасть в такт припеву песни «Всё для тебя». Между песнями молодые люди тактично замирали. Во время лирических композиций влюбленным приходилось сложнее, но магия Стаса Михайлова побеждала.

Под есенинские образы с изящной тютчевской ритмикой стихов «Мое сердце из чистого золота. Я спасу тебя от холода...» зал начал помахивать включенными телефонами а-ля Вудсток. Разговор надо было кончать — сперматозоиды на экране могли и иссякнуть!

— Лилечка! Идея с Зуриком мне не нравится.

Реакция девушки была неожиданной:

— Откуда вы знаете про Зурика?!

Я вздрогнул. «О чем же тогда мы говорили весь вечер?» — подумал я про себя.

— Зурик — пока секрет. Вы знаете Светлану Тубину? Ее мужа должны скоро объявить в розыск. По крайней мере она так думает. И Светка решила закрыть квартиру и переехать к мужу в Лондон. Двух немецких догов — Зурика и Дэна — надо, согласно закону, оставить в карантине на английской границе на три месяца. Они такой разлуки не выдержат, бедняжки. Вот она их и раздает друзьям. У меня антикварная мебель. А они от стресса могут все сгрызть, заразы. Слушайте, Александр Андреевич, я ничего не слышала из того, что вы мне советовали: там было очень громко. Поехали ужинать в «Воронеж», там и поговорим. Я вам все расскажу с самого начала. Простите, что так вышло.

Делать было нечего, и я согласился.

Мы уходили под балладу «Я голодный на любовь». Наверное, в это время в пожарном проходе шептали: «Теперь это будет наша песня, дорогой!»

Фото: иллюстрация: Екатерина Матвеева