В 1797 году начинающий архитектор Стасов получил от московского обер-полицмейстера заказ на проектирование гостиниц, которые должны были быть возведены при въездах в Белый город — у Никитских, Сретенских, Покровских, Петровских и других ворот. Типовой проект — как его назвали бы сейчас — был готов через год и тогда же утвержден императором Павлом. Вскоре началось строительство, и к 1805 году гостиницы были сданы в эксплуатацию. Пожар 1812 года пережили немногие из них — до наших дней сохранились всего два особняка. Дом 30/7 по Петровке, много раз перестроенный и надстроенный, как раз из них, из редких для Москвы допожарных сооружений. На моей памяти жил в нем разгульной жизнью бар «30/7» (помню, как Таня Беркович, совладелица и промоутер, героиня светской хроники прошлого века, выкупила на время у попрошаек-наездниц и привела за барную стойку настоящего коня), собирали аншлаги коммовские проекты «Гриль-хауз» и «Грин»; первая, кажется, корчма «Тарас Бульба» открылась и до сих пор работает в том же стасовском доме.
Оказалось, в бывшей гостинице есть и квартиры. И одна из них — та, что на третьем этаже и окнами гостиной выходит на Петровку, — весьма знаменита. Впервые я увидел ее в репортаже CNN о Водяновой. Наташа водила корреспондента телеканала по Москве, показывала «свои» места, потом пригласила к «себе» домой, и дома были цыгане, много водки, икра, веселье, прежний муж Джастин, сын Лукас — все как положено, разве что без медведя (хотя не поручусь). Позже я спрашивал у Наташи, чью квартиру ей удалось выдать за свою. Она поначалу отшучивалась, я настаивал, и Водянова, сдавшись, сказала: «Это дом француза Жака, нашего приятеля, в доме напротив «Галереи». А недавно я увидел этого самого француза в этой самой квартире в журнале Point de Vue с шикарной королевой Елизаветой на обложке. Француз Жак, граф фон Полье, в синем кителе с красным галуном, опершись на бас-балалайку и поставив ногу в надраенном ботинке на темечко гипсового Ленина, позировал на фоне зеленых стен и портретов Маркса, Алексея Толстого и академика Павлова. Продравшись сквозь многобуквие, я выяснил, что граф живет в Москве и делает часы «Ракета». Собственно, по три «Ракеты» было надето на каждое из французских запястий. Текст в журнале и нагугленные статьи рисовали образ обаятельного авантюриста, заброшенного судьбой в Россию и неплохо в ней устроившегося. Оставалось пробраться в квартиру и познакомиться с ее хозяином, а тут и повод выдался: центральный «Детский мир» объявил о том, что в атриуме обновленного универмага будут висеть огромные механические часы «Ракета». Кого же, как не креативного директора этой самой «Ракеты», было расспросить о часах. И не только.
Нажав кнопку на домофоне, я услышал: «Поднимайтесь на третий этаж» — и пошел вверх. Дверь мне открыл все тот же парень из Point de Vue, только не в начищенных ботинках, а босой. Вместо кителя граф был одет в идеально отглаженную белую рубашку и джинсы. По-домашнему, в общем. Мы пожали друг другу руки, хозяин предложил раздеться и, со словами: «Мне нравится этот ваш русский обычай», разуться. За что немедленно получил выговор — не от меня, конечно, откуда-то из гостиной: «А мама бы не одобрила, Жак! Что-то я не видела, чтобы во Франции просили гостей обувь снимать». Из комнаты в прихожую вышла красивая дама, лицо которой было невозможно не узнать. «Это моя добрая знакомая Катя», — представил свою гостью Жак фон Полье. «Екатерина», — чуть более формально представилась та. Ну да, Екатерина Пескова, в девичестве Солоцинская, героиня «Татлера», экс-жена пресс-секретаря президента, как же, видели, знаем!
Пока еще не понимая, что Пескова делает в квартире фон Полье, я пошел вслед за хозяином в гостиную и уселся на диване под портретом Маркса. Катя — рядом со мной, Жак — напротив, в плетеном кресле. На столе тут же появились стаканы с черным чаем. Понятно, в подстаканниках. К чаю — колотый сахар в мельхиоровой сахарнице, сушки, варенье.
Желтая листва за окном, жидкое октябрьское солнце, плетеные кресла, половики, чай в подстаканниках — все это было скорее похоже на дачную веранду, а не на гостиную в центре Москвы.
Квартирой этой, кстати, Жак обзавелся довольно давно — еще в 2001-м, в эпоху гуманных цен на столичную недвижимость. К тому времени француз обитал в Москве уже лет шесть, перебираясь с одной съемной жилплощади на другую, а тут подвернулся подходящий вариант, и вопрос был решен. Как вообще появился в России? Не поверите — приехал учиться финансовому делу. По обмену. В Плехановский. Впрочем, сам говорит: «Обучение тогда шло не в аудиториях — ну чему меня могла научить дочь Громыко, у которой, как она ни считала, все равно выходило, что СССР по всем показателям обходил США, — а в курилках и на подоконниках. Студенты, изредка появляясь в институте, умудрялись в «свободное» время зарабатывать миллионные состояния на торговле и аферах. Я с друзьями тоже быстро нашел золотую жилу: мы стали расселять коммуналки, ремонтировать их и продавать иностранцам. И помогать им обживаться. А потом, в 1998-м, все рухнуло, накопленные деньги пропали, и я устроил себе «веселый кризис» — купил в Марселе «Ниву» и поехал на ней в компании с еще одним французом в путешествие «по-жесткому»: через всю Россию, Монголию и Китай — до Шанхая, а оттуда — через Среднюю Азию, Афганистан, Иран — назад во Францию. Машина иногда ломалась: половину Гоби мы вообще проехали задним ходом, передняя передача вышла из строя, но до дому добрались. Это была отличная авантюра, мы даже книжку написали, Davai называется». Жак отправился искать книгу, и Пескова с улыбкой прокомментировала: «Теперь вы понимаете: по образованию Жак финансист, по призванию — авантюрист».
Авантюрист фон Полье появился даже не с одной — с двумя книгами, протянул мне свой мемуар (я открыл наугад и немедленно наткнулся на фото Жака в компании Ахмад-шаха Масуда, лидера афганских таджиков), вслед за ним — солидный том с английским титулом A European Experience of the Mughal Orient. Persian Letters of Antoine-Louis Henri Polier и пояснил: «Один мой предок служил в XVIII веке в Индии, другой, его племянник, в свои четырнадцать лет решил испытать судьбу и написал дяде письмо с просьбой позволить приехать. Письмо шло восемь месяцев. Обратное — с разрешением — еще восемь. Потом полгода ушло на поиски корабля и очередные восемь месяцев — на дорогу. В общем, до Индии Антуан-Луи Анри Полье добрался спустя два с половиной года после написания первого письма и через год после смерти дядюшки. Но ничего, справился! Пошел к моголам, выучил персидский и урду, стал визирем и даже получил небольшое княжество и титул. Прошел все, а погиб от рук воришек где-то во Франции».
Книжку про пращура я рассматривал чуть дольше, чем позволяли приличия; от миниатюр невозможно было оторваться: вот Антуан-Луи, в расшитых одеждах, тюрбане, тапочках с загнутыми носами — при дворе, вот он же с кальяном, одетый по-домашнему – в гареме, в окружении наложниц. Определенно графу фон Полье, финансисту, авантюристу, путешественнику, жизнь было с кого делать.
Про приключения самого фон Полье можно снимать сериалы. Захотелось как-то графу в Северную Корею, но не по линии тамошнего «Интуриста», а «по-настоящему». Жак написал послам КНДР в Москве, Пекине, Бангкоке, при ООН и ЮНЕСКО письма, в которых высказал желание лично познакомиться с великим вождем, увидеть воочию свершения корейского народа и испытать на себе преимущества социализма и идей чучхе. Ответов не дождался и, как говорит, забыл о затее, как вдруг получил послание с приглашением посетить очередной юбилей трудовой партии. Прибыть надлежало в Бангкок, в странную гостиницу, про которую интернет ничего не знал. В назначенный день фон Полье заявился в бангкокский отель, представился и был препровожден вежливыми людьми в комнату, где еще более вежливые люди стали расспрашивать Жака о его жизни, политических взглядах и жизненных устремлениях. Расспросы продолжались пару дней, пока наконец следователи не уверились в том, что французский граф именно тот, за кого себя выдает. «Наверное, — говорит фон Полье, — помогли кадры, снятые у меня дома и доступные в интернете». Ну да, портреты Маркса и Ленина, бюсты вождей, красные портьеры — все это должно было помочь. Хорошо, что Point de Vue с ногой на голове Владимира Ильича вышел уже после поездки.
После проверки Жак был усажен на правительственный самолет и отправлен в Пхеньян. В КНДР граф провел две недели, под конец которых ему, подозрительному иностранцу, даже стали доверять: позволяли одному ходить по городу, а надзор был сведен к незаметному минимуму.
Зато по возвращении... надзор появился в Москве. Под окнами стала дежурить машина с затемненными стеклами, и лишь случайно Жак узнал (водитель его приятеля просто расколол оперативников), что на фон Полье настучали французские спецслужбы, выдав своего соотечественника за северокорейского шпиона. «Бог мой! Они прослушивали мою квартиру, а я не знал и наверняка издавал какие-нибудь неприличные звуки», — спустя годы Жак может говорить о той истории с юмором. Впрочем, и тогда юмора ему наверняка хватало. Но каковы французы! Сдать своего – как это на них похоже!
Одним из типичных приключений в стиле фон Полье стала покупка часового завода в Петродворце. Того самого, основанного Петром в 1721 году (производил, правда, не совсем часы). К семидесятым годам прошлого века завод штамповал механических часов столько же, сколько вся Швейцария, вместе взятая. Потом – развал СССР, депрессия, приватизация, практически закрытие, передача за долги на баланс металлургического комбината. Обычная история. С необычным концом: «На их счастье, недвижимость в Петродворце была не так дорога, как в Москве. Первый и Второй московские часовые уже не жильцы, они стояли на слишком дорогой земле, а петродворцовый выжил. И я его со своим товарищем, тоже иностранцем, сыном графа Палена Давидом, купил. Теперь это наша головная боль. И наша гордость».
Петродворцовый завод славен часами «Ракета», их он — только механические и произведенные исключительно в стенах одного предприятия — и производит. А еще Полье с компаньонами выкупил бренд «Победа» (у кого не было часов «Победа»!): «При всех завихрениях русской истории за последние сто лет было два события со знаком плюс: победа в сорок пятом и полет Гагарина в шестьдесят первом. Победе были посвящены часы «Победа», полету Гагарина — «Ракета», и оба бренда теперь мои! Это ли не чудо?»
В истории с часами Жак, похоже, завяз. Он и креативный директор, и управляющий, но главное — мотор этой самой «Ракеты», все три ее ступени, без него теперь никак и никуда. Впрочем, есть помощники. Двукратный олимпийский чемпион Вик Уайлд (русский американец, влюбившийся в русскую девушку и поменявший из-за нее гражданство) разрабатывает стратегию коммуникации, Наташа Водянова дает свой образ для рекламы, Екатерина Пескова занимается развитием брендов за пределами мира часов — Жак хочет делать моду, сувениры. «У Кати, — граф озорно смотрит на Пескову, — теперь появилось время, энергии ей хватало всегда. Я рад, что она сейчас рядом и мы можем поработать вместе». С этими словами граф хватает со стола шнурок с ключами от своей квартиры и вешает ожерелье на Катину шею: «Могла бы вообще никуда отсюда не уходить, наша дизайн-студия — в соседней квартире». Катя снимает ключи и аккуратно кладет их обратно на стол: «Не боишься?» — «Чего?» — «Приходишь, а тут — я. Туда-сюда перед глазами».
Они познакомились в этой самой квартире. Кто-то из друзей привел Пескову в гости к Жаку — у него как раз в очередной раз гуляли: хлопали пробки Taittinger (кузина Жака замужем за младшим Тэттанже), кто-то играл на пианино, на диване, запертый гостями, сидел Бернар Арно, Марио Тестино болтал с Водяновой в коридоре под портретом Маяковского, повсюду стоял сигаретный чад. Граф взглянул на блондинку и, не дожидаясь ответа на вопрос «Позволите?», потянул танцевать. И Катя в его опытных руках сделала сальто. Жак не имел представления, кто она, кто ее муж — просто вел себя так, как привык. В общем, то сальто стало началом большой дружбы и первой ступенью «Ракеты». Сама Пескова, вспоминая тот танец, говорит, что ей везет на уникальных мужчин. И добавляет: «Их, уникальных, немного. Я знаю двух, зато каких — своего мужа, пусть и бывшего, и Жака».
Недавно Катя съездила на Иль-о-Муан, крохотный остров в Атлантике (машин — три штуки: у кюре, доктора и зеленщика), где летом живут родители Жака. У парома ее встречал моложавый мужчина с тачкой; носильщиком оказался Полье-старший. Младший граф в это время был в Москве, занимался часами для «Детского мира», и «добрая знакомая» знакомилась с родителями в одиночку. История с гигантскими часами (почти восьмиметровыми в диаметре, с тринадцатиметровым маятником) занимает Жака полностью. Еще бы: «Ракета» никогда не производила ничего, что выходило бы за пределы тридцативосьмимиллиметрового корпуса, а тут! Шестерни, к примеру, заказали в Швейцарии — на заводе фуникулеров, а для анодирования деталей построили огромные ванны. И все это за неполные полгода. Биг-Бен, чтобы вы понимали, делали и собирали пять лет. А размер у него примерно такой же. Должны успеть к открытию обновленного «Детского мира». Выхода-то нет.
Что ему, французскому графу, эта русская «Ракета»? Во-первых, в нем течет русская кровь — к примеру, Шаховских (Варвара Петровна Шаховская, вдова графа Павла Андреевича Шувалова, была вторым браком замужем за Адольфом Полье, церемониймейстером двора Александра I). Во-вторых, и без кровного родства он любит Россию, где живет уже почти двадцать лет. В-третьих, возрождение «Ракеты» — чистой воды авантюра, а авантюры граф любит. Сдюжит? Сдюжит!
Читайте также:
Екатерина Пескова: «Я думала, Дима другой»
Фото: Влад Локтев