«Вон, видите, красный, с красной же черепицей, – изящная рука Анны Курниковой указывает на противоположный берег канала Интракостал, отделяющего Майами-Бич от островов с самой дорогой недвижимостью во Флориде. – Его Наоми купила со своим другом из России... как его?». «Доронин», – подсказываю я. «Да. А раньше он принадлежал Шакилу О’Нилу». Анна вообще поразительно хорошо для своего возраста (ей только что исполнилось тридцать) и для человека ее профессии разбирается в недвижимости. «Вы где в Москве живете?» – сразу расставляет она точки над «i» и, получив удовлетворяющий ответ («Тверская-стрит»), продолжает: «Москва – чудесный город. Большой, Третьяковка, рестораны отличные, но вот пробки. Я когда последний раз была, с Энрике, просто чуть с ума не сошла. Майами в этом смысле намного удобнее».
В Майами, который удобнее не только в этом смысле, но во всем, что касается прозы быта, русская теннисистка с паспортом гражданки США живет уже около двадцати лет и за это время стала совсем американкой. На съемку в отель Mondrian она приехала в серой тунике долларов за сто, во вьетнамках, за пять минут до назначенного времени, в прекрасном рабочем настроении («Мы все сделаем быстро – ненавижу тянуть кота за хвост»)и с собственной кружкой-термосом Starbucks, признаком полного врастания в чуждую когда-то среду. Опытный взгляд журналиста-международника замечает на пальце теннисистки узкое помолвочное кольцо, а на декольте – крест с сапфирами. «Это Cartier 1930 года, я почти никогда с ним не расстаюсь, – перехватывает инициативу Анна. – А об отношениях с Энрике говорить все равно не буду».
«Расскажите хоть, беременны или нет», – я почти загоняю Курникову в адски хлорированную, как везде в Америке, воду, когда теннисистка опрометчиво соглашается сниматься на кромке бассейна. Это мой тактический прием. Она чуть-чуть приподнимается на поручнях и демонстрирует идеально подтянутый живот. «Беременна? Нет! А так?». Она чуть-чуть надувает живот, и теперь такое ощущение, будто там в самом деле бьется чья-то жизнь. «Достаточно бывает подложить силиконовую подушку, чтобы на следующий день написали: Курникова сделала грудь. Смешно!».
Смешно и вправду. Все, что могла, Курникова уже сделала. Она – как Михаил Горбачев для мира: с ее появлением женский теннис стал совсем другим. Из арены сражений киборгов типа Мартины Навратиловой он превратился в грандиозное ревю с «девчон-девчон, короткою юбчон», как поется в песне. И будем честны: именно Курникова стала первой русской, по-настоящему прозвучавшей на Западе – и чем незначительнее становились победы, тем громче гремела ее слава. «Я и сама не очень понимаю механизм своего успеха, – кокетливо сокрушается Курникова, когда через несколько дней после утомительной съемки мы, в формате coffee talk, сидим в ее любимом Starbucks на Уэст‑Драйв («Здесь нет туристов, все местные, все свои»). – И до меня у нас были талантливейшие, немыслимого уровня спортсменки – Ольга Морозова, Анна Дмитриева, Наташа Зверева, Лариса Савченко. Просто вышло так, что я уехала одной из первых». Тут блондинка в серой толстовке и легинсах откладывает очки («Извините, я и сама не люблю, когда глаз не видно») и произносит то, о чем я все время думал, наблюдая за ней: «Ну, конечно, был какой-то X-factor».
Разумеется! В ее случае просто не могло обойтись без счастливого совпадения, без благожелательного парада планет, без вмешательства высших сил. Даже здесь, в заштатной американской кофейне, в неурочный знойный час, на расстоянии вытянутой руки – с десяток подтянутых красавиц, но звезда с многомиллионными гонорарами, с рекламными контрактами, глянцевыми обложками и сладким чижиком (так в минуту нежности Курникова называет Энрике Иглесиаса) – одна. Жители Майами-Бич, впрочем, на Курникову как на звезду не реагируют. Она для них – соседка на «крокодиле», то есть Cadillac Escalade, а «крокодилов» таких в Майами пруд пруди.
Впрочем, это, что называется, «в жизни» Аня – милая блондинка, каким-то чудом сохранившая удивительно образный (помимо уже упоминавшегося кота прозвучало и «Тяжелая это работа – из болота тащить бегемота») и совершенно лишенный акцента русский язык. На широкую аудиторию Аня выходит во всеоружии – с целой командой помощников-профессионалов. Агент, публицист, менеджер, синдикалист – у бренда «Анна Курникова» все как полагается. «Это как в теннисе. Спортсмен же не может без тренера. То есть в принципе может, но «с» – в миллион раз лучше. Даже у Агасси всегда был тренер – по теннису, по ОФП, психолог, диетолог». Психолог Анне Курниковой точно не нужен, от нее самой исходит термоядерный запас оптимизма, зато в ее команде, в широком смысле слова, есть визажист – комичный старичок Билли, работавший и на съемке для Tatler. К нему Анна относится с по-американски преувеличенным восхищением: «Билли – живая легенда. Делает грим самой Леди Гаге, она его боготворит». Ровно так же, с типичным для янки придыханием, Анна отзывается о любимом парикмахере, также мобилизованном Tatler на ответственную съемку в «Мондриане». «Да без него Том Круз и шагу из дома не делает, – рассказывает она, пока цирюльник в десятом колене Оскар Бланди колдует над ее и без того фантастически красивыми волосами».
Об аромате нового средства для волос собственной марки, которое хитрый маркетолог Оскар подарит Анне на пробу, теннисистка отзовется совсем уж по-техасски: «Orgasmic!». И, как мать и женщина – спасать своего ребенка, бросится защищать любимых Альберто и Оскара от наших жутких российских нравов: видя, что солнце клонится к закату, мы попытались оставить выдающихся мастеров без обеда. «Никто и ничто не может отменить восьмичасовой рабочий день и обеденный перерыв, – уверила нас Анна. – И за это я тоже люблю Америку. Мне нравится, что здесь дела ведутся по правилам, а не по понятиям». «А еще за что?» – спрашиваю я, с удовольствием наблюдая, как Аня поглощает спаржу, горошек, капусту и шпинат. «Да за многое, – теннисистка тянется к корзине с фруктами. – Например, за то, что полицейские не берут взятки. Что люди несут ответственность за свои поступки. За полное отсутствие национализма. Здесь же все: мама – бульдожка, папа – китайка, а я на них похож немножко. Мои друзья – и итальянцы, и русские, и французы, и люди из Латинской Америки, Мексики и Колумбии. Страна говорит: мы открыты для всех, кто пришел к нам с открытым сердцем и желанием работать. А вот раздражает только одно: Америка – страна молодая, и ее жители привыкли кричать, что они – номер один. И обычно кричат те, кто нигде больше не был».
В Америку Курникову перевезли родители – можно сказать, по необходимости, выхода не было. «Вы представьте себе 1992 год. На всю Москву – пять крытых кортов. Бабушка утром давала мне с собой котлеты и термос, потому что мы с мамой, моим теннисным тренером, весь день переезжали: час – там, час – сям. Тренажерных залов не было, и с папой, отвечавшим за ОФП, мы занимались в лесу. Переезжали мы не в Майами, а в крохотный «кемп» – теннисный лагерь, и красивая жизнь с «феррари» и шампанским началась значительно позже. И как началась, так и закончилась. Потому что быстро мне надоела. Я вообще хотела бы сказать одну вещь, про которую, мне кажется, часто забывают. Спорт (и теннис не исключение) – это тяжелейший труд, требующий невероятной по неспортивным меркам дисциплины, сосредоточенности и самостоятельности. Меня мама с детства приучила паковать свой чехол, рюкзак, я всегда сама, на детских еще турнирах, раздевалась, одевалась, шнурки завязывала – пока других девочек мамы одевали. Выросла человеком железной дисциплины. Я так относилась к занятиям теннисом, а сейчас так же отношусь к пропаганде спорта и здорового образа жизни, которое занимает большую часть моего рабочего времени. А родителям я признательна за то, что они, во-первых, сделали из меня человека, а во-вторых, за то, что оберегали меня, не позволили взять в оборот: потому что, когда ты богат и знаменит, есть множество людей, желающих ехать на твоей шее».
Мама Ани обитает теперь неподалеку – в Палм-Бич, воспитывает в традициях железной воинской дисциплины младшего брата – Аллена. Папа, который развелся с мамой Аллой много лет назад, живет между Москвой и Майами. Бабушку, ту самую, которая готовила котлеты, по папиной линии, Аня поселила в свой дом. А другая живет между садово-огородным участком в Подмосковье и тропическими садами Майами-Бич: в теплое время года заготавливая соленья-варенья а-ля рюс для любимой внучки, а страшную русскую зиму пережидая на берегу океана. «Бабушка гуляет по острову», – докладывают Ане по телефону, и я вижу, как у Ани наполняются радостью глаза. «Я, кстати, каждые выходные готовлю блины, сама, потому что лучше меня их никто не готовит», – продолжает Аня русскую тему. «В следующий раз привезу вам черной икры», – на всякий случай обещаю я. «Вот в этом ваша ошибка. Не надо черной. Берите красную – и люди потянутся к вам», – рекомендует мне тридцатилетняя блондинка, и не поверить в этот рецепт от такой беспощадно счастливой или во всяком случае чрезвычайно уверенной в себе особы решительно невозможно. Кто же не хочет проводить бренную жизнь на вилле на частном острове в Майами с собственным причалом («Зачем жить в Майами без причала?» – недоумевает теннисистка), с двумя большими собаками (за ними присматривает жена певца Валерия Леонтьева Людмила, открывшая в Майами соответствующее агентство), с Энрике, навещающим предмет своей страсти так часто, как только возможно, со своим термосом-кружкой из Starbucks, наконец?..
Ипотечный кризис, загнавший в гроб не одну ячейку американского общества, пары Курникова–Иглесиас не коснулся, более того, СМИ вовсю обсуждают приобретение ими еще одного острова за двадцать миллионов долларов: «Откуда они берут такие цифры? С неба! Да я сто раз обдумаю покупку, прежде чем ее совершить. Ошибиться могу только по мелочи, ну, пару обуви, например, могу не ту купить. Но в последнее время и таких ошибок не совершаю: любовь ко всему блестящему и модному, а значит, мимолетному я счастливо преодолела еще двенадцать лет назад. Теперь мне важно, чтобы вещи были удобными и практичными. Моя жизнь – дом, офис, тренажерка, в собачий магазин косточки купить, в Publics – за продуктами, иногда в ресторан сходить, но в Америке туда и в кроссовках и джинсах легко пускают».
Майами-Бич – вообще идеальная аптека для того, чтобы отоваривать рецепты счастья. На взгляд человека, бывающего наездами, – просто рай. «Ну, не все так гладко, – Анна морщится от табачного дыма, который с утроенной силой выпускает девица с лэптопом за соседним столом. – Мускулистые бегуны, которые вас так восхищают, – это ноль целых ноль-ноль-одна тысячная процента. И моя задача сейчас – чтобы таких людей стало больше. Это раз. Два – иногда хочется выйти в пижаме, чтобы собачка пописала, – а тут папарацци». На «три» у Анны замаха не хватило. И слава богу!
Фото: Caitlin Cronenberg